Отвергнутый рай

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Второй сотенный лихолесской гвардии Сарн никогда не был подвержен похмелью. Напротив, после неумеренных возлияний накануне он с особой прытью вскакивал верхом, без ложного смущения рисуясь перед менее крепкими на голову однополчанами. А потому, открыв в то утро глаза, он с сонным недоумением уставился на плавно покачивающийся потолок, чувствуя, как неистовая головная боль лавовым потоком расползается от висков к затылку. Хуже того, вчерашний день клубился и пенился в голове невразумительной массой, будто прокисшая похлебка, а на поверхности сидело единственное четкое воспоминание: вчера что-то случилось… Что-то невообразимо странное и пугающее, что в один миг до неузнаваемости изменило его жизнь. И еще. Он принял какое-то решение… Чертовски трудное решение… Только вот что же такого важного он решил?.. Шипя от боли и вполголоса сквернословя, Сарн приподнялся с постели и сжал голову ладонями. Чушь какая, он просто накануне надрался как гном, не иначе. Да и что могло случиться, Эру Единый… Это была лучшая миссия в его жизни… Почти десять дней они тихой водой шли на запад на прекрасном корабле "Варда", и это было самое мирное путешествие, в каком ему доводилось участвовать. Как весело, как беззаботно они проводили дни… Будто дети, оставшиеся без присмотра учителя. Абель, статная Перворожденная, бывшая некогда кормилицей короля, играла на клавесине, распевая то любовные песни, то озорные куплеты, мужчины соревновались в остроумии, вино лилось рекой, а за смехом и танцами порой проходили целые ночи. Сарн знал, почему уходит в Валинор белокурая Ларда – он сам был в том бою, где погиб ее жених Эглен. Но он недоумевал, чего не сидится в Средиземье кудрявой хохотушке Сариэль. Та просто полыхала жизнелюбием, танцевала без устали, а однажды ночью на палубе долго и азартно целовалась с Сарном в тени мачты, вороша ласковыми пальцами небрежно заплетенные волосы сотенного и беспечно заявляя, что имеет право напоследок вкусить простых жизненных радостей. Впрочем, Сарн, порядком захмелевший от податливых девичьих губ, даже не думал ее отговаривать… Всего-то недавно кормчий Конал предупредил, что до границы вод Валинора осталось всего два дня пути. Совсем скоро они с Эссилом должны были закончить свою блаженную морскую прогулку и вернуться в Линдон на легком одномачтовом вельботе, пританцовывающем сейчас на буксире позади их корабля. Обоих несколько дней специально учили управляться со штурвалом и парусом, и Сарн не без удовольствия предвкушал, как похвалится в отряде этим редким для лихолесца умением. Так что же, что произошло? Что такого страшного случилось в эти сутки? Что за судьбоносное решение он принял? Валинор… Это было как-то связано с Валинором… И тут сотенный взвился с койки, словно из тюфяка вдруг выползла гремучая змея. Валинор! Неужели он что-то перепутал, что-то себе навоображал или вообще по пьяни проспал переход Границы? И теперь идет к Благословенным берегам, куда никогда, совершенно никогда не хотел?! И теперь до скончания вечности застрянет в этом карамельном гробу, где даже от скуки помереть нельзя… Эру милосердный, упаси! Камиза была безбожно измята, но сейчас эльфу было не до изящества. Сарн неуклюже натянул сапоги дурно слушающимися пальцами и рванулся к двери. Не может быть, чтоб Эссил покинул корабль без него… Да и Конал наверняка объяснит ему, что за чушь приключилась с ним накануне… Машинально скользнув ладонью по двери, Сарн замер. Дверное кольцо привычно поблескивало начищенной медью шестью дюймами ниже обычного своего места. И эта случайная деталь вдруг звякнула в мозгу назойливым тревожным колокольцем. Не выпуская из руки кольца, Сарн медленно огляделся: полутемная каюта была совершенно такой, как та, в которую его поселили при выходе из Митлонда. Узкая койка, сундук, простецкий стол, деревянное кресло, козлы для оружия… Вот и его камзол на крышке сундука… И полированная стальная пластина над рукомойником, сносно годящаяся на роль зеркала… А только это не его каюта. И будь он проклят, если это вообще тот корабль, на который он взошел всего десять дней назад. Сарн выпустил кольцо и шагнул назад. Что за Моргот? Он в плену? Тогда почему он ничего не помнит? От головной боли сводило шею, кожа на лбу будто онемела. Лихолесец машинально подтянул наручи, надел камзол, тщательно завязал шнуры и приблизился к стальной пластине, уже готовый увидеть любую чертовщину. Однако в тусклой поверхности отразилось ничуть не изменившееся лицо. Волнистая черная грива, как всегда, в беспорядке, никакой гребень ее не берет. Карие глаза обметаны темными кругами, будто он трое суток валялся в лихорадке. И от свежего морского загара еще резче выделяется на губах тонкий косой шрам – двенадцать лет прошло, а даже не побледнел. Все как обычно… Сжав зубы, Сарн снова двинулся к двери. Он немедленно выяснит, что происходит. Еще не хватало сидеть под замком, как напроказивший щенок. Дернув за кольцо, он предсказуемо обнаружил, что дверь заперта. Сотенный зарычал от злости и рванул кольцо так, что едва вовсе не выворотил его с места, но тут же одумался: в конце концов, похоже, ему не причинили вреда, и начинать переговоры с разгромленной каюты было бы не слишком учтиво. Он ведь еще не знает судьбы остальных своих спутников, чтоб рисковать навлечь на них гнев неизвестного похитителя… Отойдя от двери, эльф хмуро огляделся, рассеянно массируя висок: в неплотно закрытый иллюминатор лился узкий ручеек мягкого солнечного света. На всякий случай обшарил карманы и снова угрюмо выругался: на судне он ничего не носил при себе. Все, от кошеля до перчаток, лежало в чересседельной суме, которая сейчас неизвестно где. Моргот… А голова болела так, что хотелось сесть на пол, вжаться затылком в стену и завыть. Сарн понятия не имел, что его голова, которой на своем веку он пересчитал немало камней, веток и орочьих дубин, способна так беспощадно болеть… Он успел совершенно изнемочь от боли и злости, когда в замке вдруг скрежетнул ключ, и Сарн застыл посреди каюты, готовый встретиться с таинственным врагом. А дверь отворилась, и в каюту неспешно вошла женщина… нет, скорее девица… - Ты очнулся, - одобрительно заметила она, словно не замечая ощетиненной позы пленника, - голова трещит, верно? Вот, хлебни. Сказочная гадость, но помогает в два счета. С этими словами она поставила на стол обычную глиняную кружку, от которой по каюте распространялся душный приторный запах. Сарн шагнул к столу, неотрывно глядя на девицу, а та кивнула: - Пей, пей. Ты еще несколько дней будешь головой мучиться, если сразу боль не унять. Еще секунду помешкав, Сарн хладнокровно взял со стола кружку и залпом выпил, чувствуя, как лицо само собой искажается от омерзительной горечи. Но вокруг головы словно разом разжался стянутый до ледяного пота стальной обруч, и боль тут же истаяла, как кусок сахара в горячем вине. Медленно отставив кружку, эльф с трудом подавил блаженный вздох и вполне искренне поклонился: - Благодарствуй, милая… То есть, виноват, сударыня, - скомканно поправился он, а девица расхохоталась: - Называй лучше "милая", для сударыни не тех я кровей, - доверительно сообщила она и, прошагав мимо Сарна, распахнула заслонку иллюминатора, впуская в каюту яркое послеполуденное солнце. Обернулась, и сотенный замер, глядя на нее во все глаза. Это точно была эльфийка… Квенди никогда не ошибаются в этих вещах… Но, Эру, за неполных три тысячи лет Сарн повидал самых разных соплеменниц, от нежных дев до несгибаемых воительниц, от матерей семейств до светских красавиц. И никогда, просто никогда в жизни он не встречал некрасивой эльфийки. А эта девица была вне всяких сомнений некрасива. Даже, пожалуй, не так. Она была невзрачна, неприметна, словно серая болотная уточка, в которых Сарн даже стрелять избегал, такими трогательными и беззащитными они ему казались. Невнятно-русого цвета волосы девицы были острижены до плеч, ничуть не прикрывая худые ключицы, по-девчоночьи костлявые в вырезе темного холщового платья. Нежный овал лица портил крупноватый рот с не по-женски жестким рисунком губ. А уж совсем не эльфийский малый рост окончательно превращал бедняжку в полевую птаху. Лишь глаза – смеющиеся, пронзительно-серые, сияющие – спасали положение, придавая невыразительному лицу неяркое обаяние. - Нравлюсь? – вдруг лукаво спросила девица. Сарн моргнул, будто просыпаясь и понимая, что с минуту неприлично таращился на незнакомую девушку, - еще бы! Я ведь настоящая королева красоты среди домовых мышей, воробьев и погребных молей! И она лучезарно улыбнулась, обнажая изумительно ровные зубы. Не выдержав, сотенный обезоруженно улыбнулся в ответ: - Прости, милая. Я ведь тоже известный законодатель изящных манер среди ослов и ломовых меринов, - он на секунду запнулся, - меня зовут Сарн. Девица снова залилась звонким смехом и церемонно поклонилась: - А я Мелисса, называй меня Мисси. Тут же поймав тень удивления в глазах сотенного, девица беспечно пояснила: - Я из полукровок. И ростом в матушку пошла, и красотой своею неземной. А названа в честь бабки – вот уж была гром-тетка, жаль, рано умерла. И тут улыбка стекла с ее лица, тут же погасшего и вновь ставшего невзрачным: - Впрочем, не думаю, что тебя заинтересует моя нелепая семья. Лучше скажи, ты помнишь, что случилось в тот день? Сарн ощутил, как дробно и гадко заколотилось сердце: - Что значит, "в тот день"? – отрывисто переспросил он, - сколько я провалялся в беспамятстве? - Четверо суток, - спокойно пояснила Мисси, - это обычное дело, можно и неделю пролежать. Эльф нахмурился, подбираясь и отряхивая последние лоскуты того дурашливого веселья, какое владело им несколько минут назад. - Где я? - На судне "Мельдо". - Где мои спутники? – задал он самый страшный вопрос, невольно сжимая кулаки. - Они все живы, - мягко ответила Мисси, - ты же это имел в виду? - Валяясь в трюме с отрубленными ногами тоже можно считаться живым, - огрызнулся сотенный, вдруг до холодного пота испугавшись, - что с ними? Я должен их увидеть! - Какой у тебя… разнообразный жизненный опыт, - вкрадчиво восхитилась девица, - нет, Сарн, увидеться с ними не получится. Все они выбрали другой путь и уже покинули судно. Сарн несколько секунд молчал. А потом провел пальцем по шраму на губах: - Видишь этот рубец? – спросил он, - это память о самой ужасной тайне, которую я когда-либо разгадал. За эту разгадку я не просто чуть не поплатился жизнью. Она едва не стоила мне моей души. И с тех пор я ненавижу тайны, Мисси. А потому сделай милость, не играй со мной в эти игры. Я неблагодарный игрок. Мисси не отвела глаз: - Похоже, мы поладим, Сарн-лихолесец, - кивнула она, - я тоже терпеть не могу загадок, а уж самих загадчиков и подавно. Но я просто не могу все объяснить тебе в двух словах. Клянусь, твои спутники целы и невредимы, пусть некоторым и предстоит несколько неприятных месяцев. А явилась я сюда не только чтоб принести тебе снадобье, но и чтобы пригласить тебя к обеду. Вахтенный услышал, как ты рвешься из каюты, и доложил, что ты в сознании. Ну, а пошла к тебе именно я, потому что со мной ты едва ли полез бы в драку. Она снова обезоруживающе улыбнулась, и Сарн с досадой улыбнулся в ответ: отчего-то было невозможно противостоять откровенности этой странной эльфийки. - Где моя сума? – уже вполне мирно спросил он, и Мисси кивнула: - Сейчас принесу. …Переоблачаясь в чистую камизу и надраивая ветошкой сапоги, сотенный ощутил, как на смену страху и растерянности невольно приходит азарт. Что ж, это ведь эльфийский корабль. Едва ли его собственные соплеменники причинят ему вред. Посмотрим, куда его занесло на сей раз… *** Великое Западное море искрилось под лучами предзакатного солнца, лениво волоча по поверхности мертвую зыбь. На две трети зарифленные паруса были надуты едва вполсилы, бросая на палубу зыбкую тень. Сарн шел за Мисси, сохраняя непроницаемое выражение лица и стараясь не оглядываться, будто военнопленный перед судом. Впрочем, палуба была пуста, только на баке маячила фигура скучающего вахтенного. А тем временем Мисси привела лихолесца на корму и толкнула дверь с линдонским гербом, такую привычную, что Сарн на миг готов был увидеть за нею каюту кормчего Конала, где они провели столько часов веселья, и узнать, что вся эта дурацкая история с "Мельдо" ему попросту приснилась… Да, за дверью была такая же каюта, традиционно исполнявшая на судах Серых Гаваней роль гостиной. И такой же стол был накрыт к обеду, и приземистые, устойчивые к качке шандалы обтекали горячим свечным воском, и даже в углу стоял похожий резной клавесин. Только на звук открывшейся двери обернулись полтора десятка незнакомых лиц. А со скамьи во главе стола встал худощавый эльф и, обойдя стол, двинулся навстречу Сарну. - Добро пожаловать на борт "Мельдо", - просто и буднично сказал он, - я Орнус, кормчий. Лихолесец машинально пожал протянутую руку, невольно отмечая тонкие пальцы, больше подошедшие бы лютнисту, а не моряку. - Благодарствуй за гостеприимство, кормчий, - суховато отозвался он, - Сарн из Северного Лихолесья, сотенный королевской кавалерии. А Орнус улыбнулся в ответ так тепло и лучезарно, будто ждал лихолесского солдафона в гости последние две сотни лет и уже едва не отчаялся. - Представляю, как ты голоден. Садись, пока жаркое не остыло. Все разговоры подождут. И за столом одобрительно зашумели. Сарна тут же подтолкнули к свободному месту, где уже ждали, призывно поблескивая, фарфор и серебро. Ему немедленно налили вина, кто-то протянул корзинку с горячими лепешками, кто-то придвинул блюдо с мясом. А Орнус снова поднялся на ноги, и повисла тишина. Кормчий же проговорил: - Экипаж, сегодня у нас особенно добрый день. Не просто спасены четыре души. Но и в нашем легионе появился новый воин, новое кольцо в нашем доспехе, новый камень в нашей крепости, - Орнус сделал паузу, посмотрел Сарну прямо в глаза и поднял кубок, - спасибо тебе, брат. Будь благословен. - Будь благословен, - послышалось со всех сторон, - будь благословен… Чьи-то ладони вразнобой прохлопали по плечам, кто-то ободряюще сжал локоть, а сидящая слева Мисси кивнула: - Не смущайся, скоро все вспомнишь. Ты ведь уже все решил еще четыре дня назад. А пока пей, пей. Это твой вечер. И Сарн решил, что для тревог всегда найдется время, а на сегодня хватит. В свою очередь подняв кубок, он оглядел незнакомых эльфов за столом и сердечно проговорил: - Благодарю вас, господа. …Вино было отменным, а сидящий справа эльф ловко положил Сарну кусок жаркого и заговорщицки подмигнул: - Я Воган, здешний кок. Попробуй. Хотя с четырехдневной голодухи и королю угодить нетрудно. Сарн расхохотался, берясь за вилку. Впрочем, Воган явно жеманничал, потому что запеченное с розмарином и орехами мясо ничуть не уступало лихолесской оленине, и кок не мог об этом не знать. К концу ужина сотенный уже знал большую часть имен, обнаружил, что с одним из сотрапезников участвовал в битве у Одинокой горы, выяснил, что граница вод Валинора осталась далеко позади, и получил приглашение на партию в неизвестную ему игру "Морготов крест". Отчего-то совершенно никого не удивляло его появление на судне посреди открытого моря, но еще более странным было другое: Сарну были рады. Он чувствовал это каждой клеткой, почти осязая тепло общей симпатии, словно оказавшись на этом корабле, он сделал каждому из присутствующих какое-то особое, неоценимое личное одолжение. Это было странно… Это почти пугало, наполняя сотенного ощущением, что он связан с экипажем "Мельдо" какой-то общей тайной, очевидной для всех и совершенно непонятной ему самому. Нет ничего хуже сгоряча данных и вскоре забытых клятв… И тягостное чувство прочных нитей неведомого долга отравляло Сарну спокойную отраду этого теплого вечера, будто тонкие стальные путы, причиняющие боль при каждом движении. Но ужин подошел к концу, и с палубы послышались звуки боцманской дудки, возвещавшие смену вахтенных. Царящая в каюте атмосфера легкости и покоя неуловимо изменилась, словно быстрее застучал некий внутренний пульс корабля, и Сарн снова почувствовал улегшуюся было тревогу и отчужденность. Но в шандалах споро заменили свечи, посуда на столе уступила место огромной морской карте, и каюта стремительно опустела, оставив Сарна наедине с кормчим. Орнус захлопнул дверь и кивнул сотенному: - Садись. Я знаю, ты чувствуешь себя так, словно по пьяни меч заложил и не помнишь, кому именно. Не тревожься, сейчас все встанет на места. Познакомься, это Вестар, его не было за ужином. Сарн резко обернулся, будто под лопатку ткнули иглой: в углу на сундуке сидел эльф, едва различимый в полутьме, только светлые рукава камизы чуть выделялись на фоне мореного дерева стен. Как же сотенный не почувствовал его, сидящего всего в нескольких шагах… А Вестар встал и двинулся навстречу Сарну, выходя из сумрака. Теплые огни свечей выхватили высокий лоб, заштопанный тонким светлым рубцом, темные глаза, слишком резко очерченные скулы, сухие линии подбородка, словно их обладатель долго голодал, и неровный рисунок тонкого носа, явно не однажды сломанного. - Мы знакомы, Орнус, - мягко сказал он и протянул Сарну руку. Лихолесец протянул ладонь для рукопожатия, ловя взгляд глубоких темно-синих глаз. И вдруг иссеченные тетивой пальцы сотника замерли на весу: где-то внутри потревоженной птицей ворохнулся необъяснимый страх, словно пожав эту худую хрупкую руку, он окончательно скрепил бы тот самый, все еще непонятный ему безымянный обет. Вестар почувствовал его колебание: он коротко, призывно сжал пальцы, и Сарна отчего-то разозлил этот беглый жест. Ну же… Мнется, будто девица, впервые приглашенная на танец… Он уверенно подал Вестару руку, нарочито-крепко, до побелевших костяшек сжимая сухую сильную ладонь, и тут же отпрянул, будто обожженный. - Что ты такое? – отрывисто спросил Сарн, - Мандос меня подери, если ты эльф! А Вестар улыбнулся с горьковатым лукавством: - Увы, - согласно кивнул он, - но не надо шарахаться от меня, как от хворого. Дай руку, Сарн, не бойся. Мое племя никогда не вредило твоему, и я тоже тебе не опасен. С этим словами, он снова охватил ладонь лихолесца. Сарн на миг ощутил, как стремительно нагревается рука Вестара, а его собственную душу отчего-то затапливает незнакомое, пьянящее чувство легкости и покоя. И тут же где-то прямо в мозгу будто разом отдернули тяжелые глухие занавеси, и яркий свет залил потаенные уголки памяти, прятавшиеся во тьме.