Коллекционер слез

      Величественный театр в самом центре Лондона. От его вида перехватывало дыхание, таким он был... неземным. Будто сошел с картинки. Мираж, прекрасное видение. С трудом можно было представить, что этим местом владел и управлял один человек. Это строение, массивное и в то же время эфирно-лёгкое в своем, пусть и помпезном, но таком волшебном дизайне, никак не вязалось в моем сознании с мрачным образом Раймонда. А он, судя по всему, чувствовал себя здесь ничуть не менее свободно, чем в стенах родного дома. Он приводил меня сюда день за днём, уже вторую неделю. Казалось, что театр вымирал в эти вечера. Мне не доводилось пересечься ни с кем из труппы или работников театра, я даже не уверена, что им было известно о моем существовании. Но не сказала бы, что меня это заботило.       Раймонд был не таким, как Кукловод. Хотя, казалось бы, это и раньше не вызывало сомнений. Речь о том, что он был совершенно не таким учителем. Кукловод, обучая меня сценическому мастерству, был терпелив, аккуратен, хоть и жесток временами. Раймонд же казался его полной противоположностью: сдержанный и изящный в жизни, во время обучения он становился поистине страстным и импульсивным. Не запрещал себе ругать меня за малейшие ошибки, собственноручно помогать со сложными позами и па, чем постянно смущал меня, внезапно оказываясь рядом и касаясь сквозь тонкую ткань тренировочного костюма. Костюма, через который прекрасно были видны шарниры, на которых держалось все мое хрупкое искусственное тело. Признаться, постоянно надевая лишь закрытую одежду, я уже почти позабыла о том, какое отвращение вызывали у меня эти грубые суставы. Раймонду же, казалось, напротив, доставляло какое-то хищное удовольствие наблюдать за мной, особенно в моменты терзаний над собственной внешностью. Особенно у зеркала. Огромного зеркала во всю стену в зале хореографии. И это было терпимо, пока мы разучивали базовые движения. Но, стоило нам дойти до парной хореографии... — Взгляни на себя.       Он стоял у меня за спиной, с легкостью удерживая мое тело перед собой, натянутое словно струна. Руки вскинуты вверх, носки едва касаются пола, голова запрокинута на плечо мужчины, его руки покоятся на моей талии. Мы замерли в двух шагах от этого проклятого зеркала. — Открой глаза, Одетта. Взгляни на себя, — уже в который раз он рычал это мне на ухо, едва не доводя до слёз. — Не вынуждай меня заставлять тебя.       Я похолодела, с ужасом открывая глаза. Однажды мне уже хватило наглости вынудить его, и столкнуться с его методами получения желаемого. В тот вечер я думала, что он прогонит меня, либо я уйду сама. Мысли о том, что мне буквально некуда идти в тот миг меня не посещали. — Вот так... молодец. А теперь взгляни на себя, — он продолжал сладко шептать мне на ухо, но даже так в его голосе слышался приказ. — Я не хочу. — Ты должна, Одетта. — Почему? Зачем?! Я не понимаю, — моего всплеска внезапной ярости даже хватает на то, чтобы дернуться, едва не вырвавшись из рук мужчины. Но он удержал меня, перехватив еще крепче, чем до этого. — Не понимаешь... — вместо металла, который я ожидала, в его голосе вдруг звучит... тепло? Возможно, у меня начались слуховые галлюцинации.       Одним уверенным, резким движением, Раймонд разворачивает меня к себе, заставляя прижаться к его груди. Заглядывает мне в глаза, мягко улыбаясь. Без издевки, иронии. Поправляет мои волосы, собранные в тугой пучок. — Подумай, милая Одетта, что должен испытывать зритель, видя тебя на сцене? — он тут же отвечает сам, прикладывая палец к моим губам. — Произведение искусства. Ты — не просто танцовщица, ты — божественное создание, присланное откуда-то из заоблачных далей, дабы усладить его взор своим искусством. — Ты сейчас точно описываешь на танцовщицу кабаре, которой все только и стремятся, что заглянуть под юбку? — едва ощутимо дергаюсь в его руках, наивно полагая, что Раймонд отвлекся, даст мне ускользнуть. Но черта с два. Хватка у него поистине стальная. — Танцовщицы кабаре услаждают взор своим телом, макияжем. Тем, что у них под юбкой, в декольте. То, что мы привыкли видеть сокрытым, они выставляют напоказ. Ты же должна быть прекрасна, словно небожительница, в любой одежде. В каждом твоем движении, взгляде я должен видеть подлинное воплощение искусства. А ты, стоит тебе бросить взгляд в зеркало, зажимаешься, теряешься. Чтобы заставить зрителей полюбить тебя, ты должна в первую очередь сама полюбить себя в полной мере. Вот, скажи мне на милость... — одним резким точным движением он разворачивает меня к зеркалу с такой скоростью, что я не успеваю даже среагировать, да так и замираю в его руках, словно послушная кукла. Кукла. — ...что ты видишь?       Уродливое тело с уродливыми шарнирными суставами. Искусственное порождение больной фантазии, ошибку. Ненастоящие волосы, лишь намертво приклеенный парик. Ненастоящие глаза разного оттенка, просто два камушка. Все искусственное, ненастоящее. — А что видишь ты?.. — сдается мне, мой затравленный взгляд был куда красноречивее, чем я смогла бы выразиться устно. — Наконец то, ты начала задавать правильные вопросы. Я, милая Одетта, вижу несовершенство. И в этом несовершенстве твоя притягательность. Сотня идеальных размалёванных девок меркнет рядом с тобой, одной единственной, несовершенной, — он почти с любовью обводит длинными пальцами изгиб моего плеча, спускаясь ниже. — Красота в изъянах, моя милая. И если красота истинная, то изъяна в ней быть не может. — Ты сам себе противоречишь... — Нет, — он отпускает меня, отходя и наливая себе воды. — Ты никогда не задавалась вопросом: почему из всех созданий Кукловода чувства достались именно тебе?       Судя по его тону — мысль он не закончил. Но я вижу в отражении, что Раймонд замер, заметив, что я не отошла от зеркала. А я просто... смотрю.       Этим чертовым вопросом мы с Кукловодом задавались, наверное, с самого начала моего существования. Почему именно Я? Неужели Раймонд прав, и мои чувства, вся моя жизнь, достались мне только потому, что, в отличие от всех остальных созданий Кукловода, я была неидеальна? Разве мог крыться в этом секрет? Нет же, если бы это было так, то Кукловод давно бы уже обнаружил это, насоздавал бы себе десятки кукол с эмоциями и развлекался бы. Или нет?.. Право, какие уж тут развлечения. Он так со мной настрадался, какие десятки обремененных эмоциями кукол?       Сделав неуверенный шаг к зеркалу, я касаюсь своего отражения раскрытой ладонью, словно приветствуя его. Кукловод говорил о том, что я несовершенна, и я вбила себе в голову то, что это — плохо. Но если попробовать взглянуть под другим углом? Под тем, о котором так просит Раймонд.       Безмолвно, он приближается ко мне вновь. Не касается. Замирает у зеркала в шаге от меня. Подняв руку, тонкими пальцами касается своего подбородка и... ждет? Сообразив, чего он от меня хочет, нехотя повторяю его движение, неотрывно глядя в блестящее стекло. Пальцы скользят ниже, на миг замирая в ямочке ключиц, к изгибу плеча и ниже до локтя. Вытягиваю руку, дотягиваясь до самых кончиков пальцев, зачем-то даже слегка привстаю на цыпочки. Не успеваю даже удивиться тому, что на этот раз не замерла, коснувшись локтевого шарнира, а спокойно пропустила его. Это не укрылось от внимания Раймонда, его губ коснулась тонкая улыбка. — Ты начинаешь понимать, милая Одетта, что красота — в глазах смотрящего. Если ты сможешь увидеть ее там, где вижу я, — он приближается ко мне, мягко, ласково обводя пальцами контур моей ключицы, — тогда и все остальные увидят. Это нам и нужно. Ты — моя прима, помни об этом.

***

      Тем вечером на улице разыгралась просто ужасная метель. Отменив все репетиции, Раймонд отсиживался дома у камина, пил вино и слушал музыку. За прошедший месяц я уже привыкла видеть его таким. По-своему домашним. Всегда безмолвный, он лишь гладил моего кота либо трепал по загривку свою собаку, мог часами заглядываться на пляшущее в камине пламя. В такие моменты он переставал реагировать на окружающий мир. Я могла прийти и сесть в соседнее кресло, удобно устроиться в нем с книгой, даже говорить о чем-то, не боясь быть прерванной. Уходил в себя он настолько глубоко, что порою я могла обнаружить его ранним утром, все еще замершим в той же позе, что и накануне вечером. Казалось, что он и вовсе спит с открытыми глазами. Но даже так, Раймонд не терял и толики своей опасной загадочности. Мне стоило больших усилий привыкнуть к нему такому. Безмолвному, замершему подобно мраморному изваянию. Казалось, что он в любой миг готов был сорваться с места, наброситься, стоило лишь потревожить его покой. Но он сидел, не шелохнувшись. И я научилась находить в таких вечерах своеобразное, извращенное умиротворение.       Так и в этот раз. За окном выл ветер, беспощадно трепля обнаженные ветви деревьев. А в камине уютно потрескивали дрова, дрожало пламя. Граммофон поскрипывал, вновь и вновь напевая уже знакомую мне грустную мелодию. Было в ней одновременно что-то величественное и тревожное, пропитанное многовековой тоской. То плакала скрипка, то вдруг гремел орган. Мы оба сидели у камина, безмолвно говоря о своих мыслях. Точнее, безмолвен был лишь мой собеседник, или, скорее, слушатель. Кот куда-то запропастился, он часто уходил на день-два, меня это не тревожило, а Мэри отправилась на прогулку с прислугой. Здесь были лишь мы вдвоем, и это успокаивало. — В последнее время я плохо сплю, — закрываю глаза, говоря сама с собой. Не знаю, слышит ли он меня в такие моменты, но до сегодняшнего дня ни разу не комментировал мои монологи. — Все кажется, что в комнате кто-то есть. Я просыпаюсь, думая, что это ты вздумал надо мною подшутить, или Принц пришел и запрыгнул на кровать у меня за спиной. Но, стоит мне обернуться, как давящее чувство чужого присутствия уходит. Иногда я встаю и блуждаю по коридорам твоего дома, со стороны, наверное, похожая на призрака в белой ночной рубашке. Но никак не могу успокоиться. Стоит вновь лечь в кровать, закрыть глаза, как что-то тревожит меня... Не могу найти этому объяснение. — Лунатик.       Я широко раскрываю глаза, услышав тихий ответ Раймонда. Он ведь... — Да, я слышал тебя, Одетта. Каждый раз слушал. Но тебе было достаточно комфортно говорить с самой собой, и я не решался мешать твоим монологам, — он устало выдыхает, протягивая руку к столику и поднимая с него кубок с темно-красным вином. — Я... я не страдаю лунатизмом. По крайней мере, мне так казалось, да и Кукловод бы наверняка заметил, он ведь часто работал по ночам. — А я и не сказал, что Лунатик — это ты, — от того, насколько спокойным тоном были произнесены эти слова, меня невольно бросает в дрожь. — Поясни?.. — Помнишь ту тварь, что напала на тебя в тот вечер, когда ты пришла ко мне? Когда Принц спас тебя, — Раймонд оборачивается ко мне, даря усталый взгляд из-под полуопущенных ресниц. А я только киваю. — Это существо зовется Лунатиком.       Поднявшись со своего места, мужчина неспешно подошел к высокому книжному шкафу. Везде здесь были такие. Дом Раймонда напоминал настоящую библиотеку, и, что самое прекрасное, он разрешил мне свободно ею пользоваться. Пройдясь тонкими пальцами по корешкам книг, он вытянул одну, тонкую, не больше пятидесяти страниц, и протянул ее мне.       Забрав книгу, я пробежалась пальцами по кожаному переплету. На миг показалось, что это была... не свиная кожа. Но, отогнав от себя тревожные мысли, я аккуратно огладила тисненые золотом буквы «Бестиарий». — Представь себе, одному умнику лет пять назад пришло в голову каталогизировать всех магических существ, что живут в Лондоне. Ума не приложу, как ему только хватило смелости собрать все это, — Раймонд кивнул на книгу, вновь усаживаясь в своем кресле. — Лунатик — номер семь, почитай.       Киваю, аккуратно пролистывая страницы, испещренные мелким рукописным почерком. Тут и там встречаются неаккуратные иллюстрации, явно сделанные чернилами, наспех, словно художник притаился в темном углу и зарисовывал духов Лондона, пока они его не заметили. Все они здесь... Вороны-оракулы, духи чумных докторов, Гости, Пустоты, Кровоглоты... И он. Лунатик. — Все, кто изучал происхождение этих духов, уснули вечным сном. — Да уж, — Раймонд тихо смеется, делая глоток вина. — Автору не занимать чувства юмора, пусть и специфического. — Одна из самых неприятных сущностей, что селится в жилых домах. Это существо никогда не покинет Вас, если хоть раз приляжет рядом. Обычно Лунатик дает о себе знать далеко за полночь. Целый день остается невидим, и только по ночам ложится за спиной у жертвы, обхватывая ее руками, волосами и, собственно, телом. Он питается энергией сна. Поэтому наутро Вы будете чувствовать странную слабость, вялость, словно бы и не ложились спать, — по спине бежит неприятный холодок, и я невольно озираюсь по сторонам. Но Раймонд лишь кивает на книгу, требуя продолжать читать. — Лунатики ненавидят свет, даже электрический. Днем скрываются в темных углах. Если же на ночь оставить включенным ночник — Лунатик не появится. Однако если не сделать этого вовремя и три-четыре дня списывать хронический недосып на любое заболевание, то Лунатик украдет достаточно энергии, чтобы перестать бояться света. И останется с Вами навечно. — Как и любой дух, Лунатик имеет своего хозяина, — Раймонд едва заметно хмурится, глядя на пляшущее в камине пламя. — Не столь важно, кто этим хозяином является. — Важно то... что этот дух прицепился ко мне? — мужчина кивает, облизывая губы. — И что с этим делать? — Уничтожить его, — Раймонд спокойно пожимает плечами. — Ты не живой человек, он не сможет убить тебя. Но может попытаться пожрать твою душу. А мы ведь этого не хотим, верно?..

***

      После разговора с Раймондом мне едва ли удастся уснуть. Уже который час я ворочаюсь в кровати, все оглядываясь по сторонам. Конечно же, я зажгла ночную лампу, чтобы не позволить Лунатику проникнуть в мою комнату. Конечно, Раймонд вызвался эту ночь провести в кресле у моей кровати, заявив, что сон для него — далеко не первостепенная потребность. Сидит себе безмолвной тенью. Но, кажется, что этого недостаточно. Возможно, все это — лишь бред воспаленного сознания, но я готова поклясться, что слышу шорохи в темных углах комнаты. Чувствую на себе безжизненный взгляд, словно стремящийся поглотить меня. Мне страшно встать, но оставаться в кровати еще страшнее. Стоит только вспомнить ту тварь, что напала на меня... Кровь стынет в жилах, так ведь говорят? И плевать, что крови у меня нет! Я помню все так четко будто вижу наяву.       Оно перемещается на четырех конечностях, вывернутых под каким-то невообразимым углом. Это напоминает лапки какого-нибудь насекомого, вроде кузнечика. Но они покрыты сероватой кожей, а остальное тело скрыто за грязными длинными лохмами черной шерсти. Его тело словно распорото вдоль. Ребра торчат наружу, и, стоит существу двинуться, как они раскрываются, подобно огромной пасти.  — Эй, осторожнее! — кричит мне случайный прохожий, еще не знающий, что я принесла ему погибель, привела эту тварь. Возможно, прямо к его дому...       ..тварь срывается с места, молниеносно бросаясь куда-то мне за спину.       Это я виновата, я и только я. Из-за меня погиб человек. Эта тварь пришла за мной, не за ним!       ...раздается крик, а затем хлюпающие, мерзкие звуки заполняют улицу.         Последним, что успел сказать тот человек, были слова предостережения, выкрикнутые мне в спину. Хотел ли он жертвовать своей жизнью ради какой-то проходимки? Навряд ли.       Я только плотнее укутываюсь в одеяло, когда холодный сквозняк, все время гуляющий по дому, опасно колыхает пламя свечи на прикроватной тумбочке. Зажмуриваюсь, даже не надеясь на то, чтобы уснуть. А перед глазами мелькают страшные образы монстров.       Вот Гость протягивает ко мне конечность с острыми, как бритвы, когтями, облепленными ошметками гниющей плоти. Склоняется, позволяя заглянуть в круглую пасть, усеянную десятками рядов мелких клыков.       Вот, взвыв нечеловеческим голосом, протягивая обтянутые серой кожей кости, ко мне несется Пустота. Колышется на ветру грязного оттенка плащ, а пустые глазницы ищут во мне хоть что-то живое.       Вот, рыдая и заламывая руки под самым невероятным углом, бежит ко мне Плакальщица. Падает на колени, и, рыдая, заключает меня в объятия.       Стонет от боли Кровоглот, рычит, когда я выдергиваю из его раны кусок металла.       Тянет ко мне ненастоящие детские ручки Двойник.       Дарит безмолвную улыбку Ворон-оракул.       Рикки говорил, что потусторонних существ ко мне так и тянет. Должна же у этого быть какая-то причина? Раймонд вечером вскользь обронил фразу о том, что у любого духа есть Хозяин. Знать бы, кто им является. Не могут же духи подчиняться каким-то магам? Иначе давно бы уже не слонялись по городам. Нет, за ними определенно стоит кто-то куда более могущественный. Мне представляется загадочная, мрачная фигура, скрывающаяся в тени и дергающая за ниточки. Загадочная, как Коллекционер слёз. Дергающая за ниточки, как Кукловод. Коварно ухмыляющаяся как... как Раймонд? От таких ассоциаций по телу бежит дрожь.        Вдруг я ощущаю... темноту? И без того лежала с закрытыми глазами, но вдруг стало намного темнее. Открыв глаза, осознаю, — в комнате погас свет. Лишь дрожит одинокая свеча на прикроватной тумбочке. Схватив ее, окидываю комнату взглядом, и не замечаю Раймонда на его месте. Ушел? Но когда? Я ведь должна была услышать, пол тут старый, каждая половица скрипит. Или же я все-таки задремала, провалилась в сон на краткий миг? — Одетта.       Вскакиваю, подхватив свечу, услышав его голос. — Раймонд?.. Где ты? — Свет погас из-за метели. Иди ко мне.       Он явно не в комнате, зовет меня из коридора. Конечно же, встал, чтобы проверить, что случилось со светом. Подбираю полы своей ночной рубашки, выходя в коридор, тонущий в прямо-таки непроглядном мраке. Главное — не споткнуться на лестнице, пока буду спускаться в гостиную. Там наверняка все еще горит камин, да и Раймонд, судя по голосу, туда и направлялся. Спускаюсь по винтовой лестнице, прохожу коридор, невольно вздрагивая каждый раз, когда очередная ветка бьется в окно. Остановившись, замечаю на подоконнике Ворона-оракула. Он безмолвно сидит по ту сторону стекла, его перья присыпаны снегом, а на лице застыла безжизненная ужасающая улыбка.       Войдя в гостиную, замираю. Впервые вижу ее, если можно вообще так выразиться, полностью погруженную во мрак. Лишь тлеют последние угли в камине. Или... Это не угли.       Нет, это два налитых кровью глаза. Слышу шорох со стороны камина, и тут же бросаюсь бежать. Это он. Лунатик. Я уверена в этом. Стоило только войти в гостиную, как носа тут же коснулся запах гнили, тот самый, что преследовал меня по ночам. Не оборачиваюсь, все равно ничего не видно, но слышу: он меня преследует. Шлепают по полу лапы, раздается скрежет, когда раскрытые ребра твари касаются паркета. Взлетев вверх по лестнице, все-таки нахожу в себе силы бросить один короткий взгляд вниз и тут же ускоряюсь. В тусклом свете свечи успела заметить одно: эта тварь невероятно быстро взбиралась по чугунным перилам, не отрывая от меня взгляда голодных глаз.       Дернув на себя дверь своей комнаты, я вскрикиваю от испуга, врезавшись в Раймонда. — Он здесь! — я с ужасом бросаю взгляд себе за спину, мертвой хваткой вцепившись в руку мужчины.       Следующие события происходят для меня словно в замедленной съемке.       Раймонд хватает меня за плечо, рывком отстранив себе за спину. В коридоре загорается, мерзко пикнув, свет. И я вижу как, поднявшись на задние лапы, Лунатик бросается на меня. Нет... На Раймонда, закрывшего меня собой! Мужчина успевает вскинуть руку, чтобы сотворить заклинание, но не успевает. Огромная туша монстра буквально сносит его, и я слышу, как с мерзким хрустом ломаются кости, как раскрытые ребра Лунатика впиваются в плоть Раймонда, когда его разверстое тело полностью скрывает под собой мужчину. Слышу нечеловеческий крик, а затем понимаю: он мой. Это я кричу от ужаса, выронив из рук свечу. В тот же миг разлившаяся по паркету кровь взмывает в воздух и, подобно сотням плетей, впивается в тело Лунатика, разрывая его в мелкие клочья. И все затихает.       Остаемся лишь мы. Я... и безжизненное тело Раймонда. На его черных одеждах не видно, сколько ранений оставил Лунатик. Но, судя по количеству крови на полу... мой покровитель мертв.        Не могу понять, что я сейчас чувствую, но ноги отчего-то отказываются меня держать. Падаю на колени и буквально подползаю к Раймонду. Тянусь к нему дрожащими пальцами и отдергиваю их, стоит коснуться ворота его рубашки. На пальцах остаются густые теплые капли темной крови. Чувствую, как начинают дрожать губы, глаза наполняются слезами. — Нет... П-пожалуйста... Не надо... Ты же не всерьез?       Сама едва слышу то, что шепчу. Аккуратно, будто боясь навредить, касаюсь его волос, лица, одежды. Будто ищу какой-то магический переключатель, способный вернуть его к жизни. — Не всерьез.       Я широко распахиваю глаза, буквально не веря своим ушам. Тело, пронзенное насквозь десяток раз, истекающее кровью, еще способно говорить. Способно открыть глаза, смотреть на меня с издёвкой. Ухмыляться окровавленными губами. — Раймонд?.. — А ты ожидала, что я вдруг перерожусь кем-то иным?       Нет, я определенно сплю. Или сошла с ума и брежу. Но вот он, мертвый, говорит со мной, ухмыляется. Ничего не понимая, подползаю ближе, аккуратно поднимаю голову мужчины, укладывая себе на колени. — Да, так определенно лучше, — он прикрывает глаза. — Ну-ну, не плачь, — поднимает руку, пальцами мягко стирая с моих щек непрошеные слезы, — подумаешь, прилег отдохнуть. — О... Отдохнуть? — я едва не задыхаюсь, от невесть откуда взявшегося возмущения. — Так ты не умер?! — Звучишь так, будто разочарована этим фактом, — а ведь ему еще хватает наглости потешаться надо мной! — Испугалась?..       Даже не отвечаю. Закусываю губу, кивая. Чертов маг со своей чертовой магической магией крови! — Как... как это возможно?! Любой другой умер бы на твоем месте, а ты жив. А если жив, то чего разлегся, истекаешь тут кровью? — претензии более глупые и придумать-то сложно. — Все возможно, милая Одетта. А разлегся... устал, знаешь ли, — он пожимает плечами, ехидно усмехаясь. — Ты не человек. Не человек, да?.. Люди умирают от таких ранений, а ты просто... устал. — Он не отвечает, глядя на меня из-под полуопущенных ресниц. — Кто ты такой, Раймонд? Какой-то... демон? — он качает головой. — Небожитель? — смеется, вновь отрицает.  — Первое было ближе. Но ты оперируешь слишком абстрактными понятиями, милая Одетта. — Да кто же ты такой?! Уж извини, но я не сильна в этой вашей потусторонней иерархии. — Откуда во мне взялась эта вспыльчивость? Я ведь сейчас должна благодарить его за спасение, трепетать над ним, пытаться залечить его раны, а у меня... претензии к тому, что он не умер. Похоже, я все-таки схожу с ума. Медленно, но верно. — Но ты поняла, что перебирать следует именно потустороннюю магию. Стало быть, внимательно меня слушала во время нашего променада по кладбищу, — он ухмыляется. Беззлобно, скорее покровительственно. — Ты действительно хочешь узнать об этой, как ты выразилась, иерархии? — Да!        Кукловод, как мне кажется, тоже не человек. По крайней мере, не совсем человек. Раймонд ведь как-то обмолвился, что они черпали силы едва ли не из одного источника. Но, как он сам сказал, был какой-то нюанс. Значит, узнать обо всей этой магической иерархии было бы полезно. Я помнила то, что кровавые силы Раймонда были врожденными, уникальными. Силы же Спайка, напротив, приобретенными. Правда, я не рискнула при встрече уточнять то, каким способом он их приобрел. Боялась, наверное, что правда окажется пугающей. Раймонд ведь упоминал о каких-то ритуалах для получения магических способностей. Вдруг Спайк у себя в доме, не знаю, кроликов резал? Стоило только представить эту картину, как к горлу подкатил ком тошноты. Хотя, справедливости ради, тошнить меня должно было уже давно. Мы ведь буквально сейчас сидели в коридоре, пол и стены которого расцветили кровавые брызги и запачкали ошметки гниющей плоти убитого Лунатика. Все-таки хорошо, что у меня не бывает рвоты.  — Любопытная ты красавица, Одетта. Но как отказать этому умоляющему взгляду? Этим прекрасным глазам. — Раймонд подался вперед, кончиками пальцев бережно обводя линию моей челюсти, вновь вытирая со щек дорожки от слез. — Глазам, которые жалкие несколько минут назад так рыдали, думая, что я погиб. Так мило.       Издевается. Насмехается. И, определенно, наслаждается своим превосходством. А я ничего сказать не могу, словно завороженная. Признаться, такая власть над моими телом и сознанием меня пугает. Но уже поздно отступать. Критически поздно. Раймонд — настоящее воплощение надменности. Он сейчас ухмылялся, практически скалился. Я даже видела слегка заостренные клыки, так подходившие его образу кровопийцы, не так давно собравшегося у меня в сознании. Может, Раймонд действительно был вампиром? — Есть бесы, — он отвел взгляд, вновь опуская голову на мои колени, — их смертные обычно зовут демонами, в чем страшно ошибаются. Бесы — мелкие прислужники вечности, люди с ними не встречаются, по крайней мере, при жизни. Есть духи, вроде призраков, тех же плакальщиц, пустот, ну, и прочих. Те, кто когда-то были людьми. Они умерли, их души попали в круговорот перерождения, чертоги вечности, однако та, по какой-то причине, выплюнула их обратно. Им места нет ни в одном из миров, везде чужие, безвольные марионетки, служащие нам. И есть мы, — он загадочно усмехнулся, а я задержала дыхание, — мало кому о нас известно, но те, кто слыхал, зовут нас Сущностями Невозврата. Мы приходим оттуда, где встречаются все существующие миры. Нас не ждут ни на небе, ни в глубинах бездны. Существа без истории, происхождения, призванные сеять боль и нести разруху. — Сущность Невозврата?..