Выгодный брак

Крупная капля чернил расплылась прямо в середине листа. Совершенно чистого, не заполненного словами, словно бы и не просидел перед ним Рюноске целый час или даже… А сколько он вообще времени пытается написать это пресловутое письмо? С утра минуло достаточно, вроде бы. По ощущениям прошла уже целая вечность с момента, как Чуя-сан вышел из этой вот двери, теперь надежно запертой на ключ, чтобы уж никто, даже сама Кое-сан, не потревожил Рюноске в такой ответственный момент. Сам же он, оставшись в одиночестве, старательно приводил себя в порядок — наведался даже в общие купальни, но не задержался там на слишком долго, боясь привлечь к себе лишнее внимание. Но, благо, что после полудня мало кто из воспитательного дома решался побаловать себя дополнительным душем. Рюноске удалось незамеченным ускользнуть обратно к себе в комнату, еще раз обтереть волосы и тело мягким полотенцем, откупорить один из заманчиво поблескивающих лосьонов, чтобы затем с непривычки неловко нанести на кожу. И, разумеется, захлопнуть и отставить подальше саквояж с причудливыми игрушками, как только отсутствующие элементы коллекции вернулись обратно на свои места. Но это на время, конечно же, поспешно вспомнил Рюноске, подавляя странное, ужасно соблазнительное желание коснуться себя сзади хотя бы одним пальцем. Просто чтобы удостовериться, насколько он теперь растянут и мягок, насколько привлекателен, достаточно ли умел, чтобы принять в себя альфу… Сверху на пятно приземлилась еще одна капля. Ее чернота медленно расползлась по белизне бумаги. Теперь такую неряшливость уже никак не исправить, остается переписать заново, только бы… Было что вообще переписывать! Ведь Рюноске, как ни старался, как ни размышлял, старательно перебирая в памяти события прошлых дней, никак не мог решить, о чем же именно написать своему будущему супругу. Ну не о визите же Чуи-сана, произошедшем аккурат после того, как благодарный Рюноске опробовал один из дражайших подарков! Боже, нет, какой стыд! Нет и нет, однозначно! Томительное ожидание заставило разнервничаться пуще прежнего. Рюноске со вздохом отложил перо в сторону, аккуратно, стараясь больше ненароком ничего не запачкать. И с необычайным наслаждением смял в комок чертову бумажку, разодрал пальцами на клочки, да так, что невпитавшиеся чернила попали на кожу. Нервно стирая их прочь, Рюноске мрачнел все сильнее и сильнее. Задерживаться с просьбой было бы уж совсем неприлично. Тем более, раз его письма, по словам того же Дазай-сана, сильно ждут. Но сами что-то не спешат написать в ответ и словечка, словно бы специально поддерживая атмосферу загадочности. Непонятно только зачем. Неужели этого альфу совсем не пугает неизвестность? Рюноске вот было уже вполне привычно думать и о своем будущем статусе, и о женихе. Но пока ничто не говорило о его действительном существовании кроме многочисленных подарков. Хотя даже и на них совершенно ничего принадлежащего ему не осталось: ни запаха, ни слов, ни какой-нибудь записки. А если он внезапно захочет что-то написать Рюноске в ответ? Как быть тогда?.. Рюноске стряхнул рукавом юкаты оставшиеся на столе ошметки бумаги. Прошелся следом ладонью по теплой столешнице, невольно припомнив, как совсем еще недавно часами просиживал за проверкой домашних заданий, оттачивая такую необходимую для преподавателя беспристрастность. Удивительно, раньше времени казалось всегда ужасно мало, но сейчас, полностью освободив свой досуг, Рюноске отчего-то мечтал вновь занять руки. Да так, чтобы и минуты свободной не было! Жалость какая… Белизна нового листа казалась едва ли не укоризненной. Только усилием воли подавив нарастающую волну раздражения, Рюноске рывком поднялся на ноги. В охапку сгреб все скудное содержимое столика, убрал на свои места письменные принадлежности и только тогда быстрым шагом направился к двери. Раз уж Дазай-сан был тем, кто принес весть о столь неудобной просьбе, то пусть он и понянчится с Рюноске пока что-то дельное не выйдет! Это будет достойной платой за все испытанные мучения. Да и тем более… Как оказалось, опыта общения с альфами у Дазай-сана было гораздо больше, чем казалось на первый взгляд. Пусть даже он и пытался это скрыть. Рюноске быстро пересек лестничный пролет, минул несколько коротких коридоров, едва не столкнувшись лицом к лицу с бывшими соседями, слугами, навещавшими то ли первых, то ли подчиненных Дазай-сана… Их было, разумеется, не так уж и много, чтобы привлекать к себе лишнее внимание, но… Да плевать. Это Рюноске больше совершенно не касалось. А вот запертая в абсолютно точно рабочее время дверь сбила с толку. Рюноске недолго покрутил блестящую ручку, прислушался к доносящимся изнутри звукам, точнее, к тишине, и мгновенно ощутил настолько острый укол разочарования, что едва ли плакать не захотелось от бессилия. Ну что, что за невезение! — Тоже к этому на аудиенцию? — хмуро поинтересовался проходивший мимо бета, тот самый, да, кажется тот, что еще вчера, запыхавшись, влетел в покои Рюноске. — Весь день его нет! С тех пор как уехал куда-то с молодым господином — ни слуху, ни духу. Вся работа коту под хвост, чтоб ему пусто было… Рюноске растерянно сглотнул, словно наяву ощутив соль подступающих слез. От растерянности он даже не остепенил наглеца, желающего Дазай-сану неудач, но это, видимо, потому что сам был так же недоволен. Ну, конечно, стоило Рюноске единственный разочек подумать обратиться за помощью, как чертов Дазай-сан куда-то девался. Да и не в первый раз, как оказалось. Похоже, в ближайшее время, по крайней мере пока Чуя-сан дома, рассчитывать придется только на себя одного. Но что Рюноске мог поделать, если слова у него не вязались друг с другом и начертание их выходило кривым и беспомощным, словно он был полуграмотным учеником! Стоило бы поскорее взять себя в руки, придумав что-то более приемлемое… Хотя, может, именно сейчас и стоит отвлечься? И сразу отдать предпочтение личной встрече с Ацуши? Но допустима ли она, учитывая, что Рюноске вскоре… А с чего бы и нет? Именно потому, что Рюноске скоро свяжет себя узами брака, она и не вызовет никаких подозрений. Всегда можно сказать, что Рюноске позабыл оставить рекомендации для бывшего ученика. Либо что обещал Ацуши напоследок нечто вроде правильного курса: список книг, упражнений, некоторые подсказки, да мало ли что… И в том, что Рюноске столь ревностно следует обязанностям, никто, даже особо придирчивый наблюдатель, не сможет увидеть ничего предосудительного. Настроение у Рюноске стремительно улучшилось. Он уверенно расправил плечи и вежливо проговорил в ответ: — Да, я собирался к Дазай-сану по делу. Но разве можно такому, как я, ставить свои дела выше дел самого господина Чуи, нашего всеобщего благодетеля и хозяина этого дома? Будущего хозяина, мысленно поправил себя Рюноске, стараясь сохранять бесстрастность и подавить улыбку: чересчур уж комично лицо злополучного беты побагровело, даже шея так и отливала багрянцем. Неуверенный, что подобающе совладает с собой, Рюноске вежливо склонился и с самым кротким, невинным видом, ретировался восвояси. Возмущенное дыхание беты доносилось до его слуха с целый десяток шагов, пока Рюноске не завернул по коридору за угол. Он мог и вовсе не дерзить, но из принципа уколол человека словами, пусть даже не приложив к тому никаких усилий. Но этот бета заслужил, он сам виноват в том, что идиот, позабывший и тень хороших манер. Никто не обязывал реагировать на поведение господ столь бурно. Если только… Если только господин Чуя действительно не являлся куда значительнее, чем Рюноске то сперва показалось. Тогда остается вознести молитву, чтобы Дазай-сан все же проявил с ним большую сговорчивость и навсегда избавил себя брачным союзом от кабинетной работы и случайных неприятных людей! Но благое желание обратиться к высшим силам было Рюноске сразу же позабыто, стоило ему вернуться к себе. Он ведь никакой не пленник, никто на то не указывал, а особняк Накаджима так близко, менее чем в получасе ходьбы отсюда… Постоянно припоминая ночной мороз, чье прохладное дыхание хорошо ощущалось у окон и по плохо отопляемым углам Рюноске принялся собираться. Ему оставалось лишь радоваться, что больше не придется трястись от стылости прошлой, куда более холодной комнаты. Рюноске никогда и не думал, что иметь собственные с иголочки вещи — удобные, не только целые, без всяческого износа, да еще и нарядные, дорогие — будет для него столь большим удовольствием. Теперь никто уж не примет его за оборванца, сразу видно, что теперь Рюноске из тех, кто сам способен отдавать приказы и распоряжаться чужим временем. Из всех новых вещей он выбрал самые теплые — в столь неудобное время допустить повторной простуды и затяжного кашля, так плохо поддающегося излечению, Рюноске попусту не имел права. И впервые за все время, что он помнил себя, с удовольствием припудрил лицо, отворил новую помадницу, старинную, явно серебряную. Тигр на ней скалил острые клыки, своей четкостью выдавая, сколько труда и мастерства пошло когда-то на такую, казалось бы, простую вещь. И от осознания этого легкий отрезвляющий холодок заполз под теплые одеяния. Быть может, следует остановиться. Тем более вспомнив теперь о том, кто Рюноске все это дал… Но сомнения тут же растворились в горячих мыслях об Ацуши. Все это Рюноске дали сами, а он не просил, не требовал себя одаривать. Значит пока что ничего и не должен в отместку. Долг свяжет Рюноске лишь после брачных церемоний, не раньше. Легким движением Рюноске разломил величественного тигра на две половинки. Яркая помада ложилась так послушно и легко, что Рюноске, не удержавшись, коснулся их языком, впитывая слабый ягодный вкус. Затем придирчиво, но довольно оглядел себя в зеркале. Странное дело — в собственном лице, всегда таком неказистом по устоявшемуся мнению, Рюноске увиделось нечто величественное. Впервые, сколько он себя помнил, его глаза, ставшие теперь, кажется, еще темнее, поблескивали, а каждая черта казалась правильной, четкой, словно у дорогих кукол. Для Рюноске стало неожиданностью, что обеспеченность может так внезапно преобразить его в лучшую сторону. Хотя каждое животное будет выглядеть намного лучше после тщательного и заботливого ухода, разве нет? Может, и Рюноске с самого начала был таким декоративным зверьком, клетку с которым на время отставили на дальнюю полку. А как появилась надобность — снова вернули на свет, да еще и вдобавок снабдив множеством неочевидных на первый взгляд преимуществ. Что ж. Некоторыми из них самое время воспользоваться. Снаружи оказалось гораздо холоднее, чем Рюноске себе представлял — видимо он и в самом деле слишком долго не покидал пределов своей комнаты, раз теперь первый глоток морозного воздуха вызвал самое настоящее головокружение. Пришлось даже замереть на крыльце, пережидая этот неожиданный приступ, и только затем предпринять спуск по ступенькам. Не очень-то хотелось потерять благопристойный вид раньше, чем его сумеет увидеть и оценить Ацуши. А вот привратник, неподвижной статуей замерший у ворот, впервые за все время, что Рюноске проходил время, осмелился остановить его. Да еще и почтительно поприветствовать, предложив затем предоставить транспорт для комфортной поездки! Разумеется, Рюноске отказался от подобной галантности. Хотя само предложение еще больше усилило его уверенность и довольство, наполнило странной, удовлетворяющей теплотой, заставив ускорить шаг, тем самым быстро отдаляясь все дальше и дальше от воспитательного дома в сторону ближайшего жилого квартала. Снег у краев вычищенных дорожек лежал некрупными, но частыми сугробами, уже успевшими подтаять и растерять свою белизну. Натекшая от них вода неприятно хлюпала под ногами, пачкая еще несколько минут назад чистую обувь, пусть даже Рюноске и старался обходить стороной уж слишком большие лужи. Только вот шаги спешащих рядом людей все равно оставляли серую слякоть и на добротно выделанной коже, и на подоле пальто. Не страшно, грязь всегда можно отмыть, особенно если хорошенько пошкрябать щеткой над наполненным мыльной водой тазом. А ведь вскоре станет только холоднее, грязнее, снега выпадет побольше, и вот эта самая привычная дорожка от воспитательного дома к школе и обратно совсем станет тяжела… Призадумавшись, Рюноске неловко столкнулся плечами с одним из проходящих мимо учеников — яркие фирменные бляшки так и сияли в редких солнечных лучах. Кажется, это был даже кто-то из его бывшего класса, а может и нет, ведь Рюноске не успел заглянуть ему в лицо. Но зато услышал, как заискивающе робко тот промямлил, отступая и низко-низко склоняя голову: — Простите, господин! Это моя вина, господин! Господин, ну надо же! А ведь совсем недавно никто из этих детей не желал с должным уважением обратиться к Рюноске по учительскому званию! Не так уж сильно он и изменился за столь короткий срок, чтобы теперь терпеть напускную этикетную вежливость да еще и отвечать чем-то в ответ… Рюноске отступил всего на один шаг, но и то — для того, чтобы обойти остолбеневшего ученика и спокойно продолжить свой путь. Пусть кто-нибудь другой потом поучит его правилам поведения на улице, у Рюноске на это нет совершенно ни времени, ни желания. К тому же… раз занятия закончились так давно, что даже факультативы закрылись, значит Ацуши уже должен быть дома! Но вопреки ожиданиям, дома того не оказалось. Ушел по делам, как сообщил Рюноске высокий, все еще сильный старик, подметающий, видно, от скуки ступени крыльца, дерево-то было совершенно чистым. Впрочем, кто знает, возможно хозяева дома куда строже, чем Рюноске способен предположить, и ужасно придирчивы к чужому труду. Как бы то ни было, на поверку они оказались куда богаче, чем Рюноске это представлялось по такому простому, добротно, но совсем не шикарно одетому Ацуши, смотрящемуся в классе куда скромнее иных мальчишек. А теперь запах дорогостоящего дерева его дома так бил по обонянию, что Рюноске снова охватило головокружение. И это ощущение стало только сильнее, стоило чуть откинуть шею назад в попытке ухватить побольше воздуха. Взгляд Рюноске зацепился за свод высокой, искусно сложенной крыши, попирающей, как показалось, низко плывущие над городом облака. Сероватые, разбухшие от большой порции снега, что вновь скоро присыплет и веранду, кропотливо убранную слугами, и вычищенные дорожки в саду, через который Рюноске только что прошелся. Вишни в нем были куда более массивными, чем в садике воспитательного дома госпожи Кое — их старые ветви сплетались кое-где меж собой. Наверняка весной и летом здесь невозможная красота. Как должно быть приятно пить чай под тихо опадающими цветами! Еще у ворот Рюноске бегло подумал о том, что готов променять место супруга главы какого-то клана на жизнь в этом старом, спокойном доме, в центральном, но старом районе, застроенном так, что меж заграждениями негде впихнуть рельс для вечно шумящих поездов. Он мог бы довольствоваться жизнью в одной из самых дальних комнаток, а вечерами подавал бы чай в саду, заваривая его на всех живущих здесь. Да, Рюноске бы это вполне устроило. И пусть бы ночами к нему на футон приходил Ацуши и ложился с ним под одно одеяло в качестве… Но дерзкие и немного тревожащие чувственность мечтания Рюноске прервал этот самый старик. Такой древний на вид — его густые все еще волосы совершенным образом побелели до цвета снега, — он в пару мгновений оказался рядом с воротами, выполненными наверняка в одной из самых дорогих местных кузниц, но напоминающих собой привезенные из Европы ворота госпожи Кое. Сквозь витые прутья решеток были видны и посетители, и все происходящее в саду. Но приближения старика, погруженный в задумчивость Рюноске не увидел. А тот, даже не спрашивая — кто Рюноске и к кому вообще пожаловал, немедля растворил двери. Лишь уже у двери он проницательно спросил: — Так вы к молодому господину Ацуши? Рюноске лишь тихо ответил, в смущении отводя глаза: — Да. — И тут же прибавил: — Я его учитель, Акутагава Рюноске. Я… — Акутагава — старинная фамилия, — задумчиво произнес старик и приподнял руку, словно намереваясь коснуться плеча Рюноске. Но вместо этого снова схватил метелку и принялся нервно скрести крыльцо. — Нет его дома, — с явным сожалением сообщили Рюноске под противный звук, — по делам отлучился. Но вы можете его ждать, Акутагава Рюноске-сан, — странным тоном прибавил он. — Проходите, в доме Накаджима вас с удовольствием угостят чаем со сладостями. Старик говорил сбивчиво, будто нервно. Рюноске не смог понять, был ли в его словах сарказм, ведь сходу не решить — просто ли он тронулся умом немного на старости лет, что странновато себя ведет, совмещая приглашение на чай с излишне кропотливыми и нервными движениями метлы. Либо подобным образом выражает свое внутреннее презрение к такому гостю, как всего лишь простой учитель. И ведь когда старик говорил про фамилию, пользоваться которой Рюноске вне учебных стен приходилось совсем нечасто, в его голосе точно звучала улыбка! Старинный род, ну как же! Семья продала Рюноске Кое-сан, словно обычную вещь, словно вот эту метлу, которую слуга ну просто сломать готов уже от усердия. Его детство залито темнотой, как та, что ночами выбирается из углов и отравляет собой все его существо, делая столь непохожим на других омег. Хотя, быть может, старик и прав. Разве редко бывает, что в случае разорения альфы теряют вместе с деньгами своих женщин, своих омег и своих детей? Человека всегда можно продать, а брак со своей стороны всего-навсего лишь выгодная сделка. Но, несмотря на то, что уже почти заключил свою, Рюноске все равно не опускал вероятности ее полной отмены. Если бы… если бы ему было куда пойти. Теперь-то Рюноске уверен — отвечающего за него Дазай-сана в случае чего надежно защитит господин Чуя. А благородный жених, такой щедрый, такой внимательный человек, обязательно простит Рюноске. Со временем осознав, что, безусловно, достоин кого-то лучше, чем Рюноске, решившего не отступаться от своих чувств. Не решившегося испить чая в чужом доме, пока Ацуши там нет, но не помышляющего к отказу от объяснений с ним. — Спасибо вам, но я зайду позже, — ответил Рюноске, наконец-то поднимая взгляд. На лице у старика читалось полнейшее разочарование, словно бы он уже успел придумать и спланировать нечто такое, что абсолютно точно не полагалось рядовому гостю. Рюноске даже на несколько мгновений засомневался, а был ли этот старик слугой, ведь одежда на нем была такой же добротно, аккуратно вышитой и совершенно чистой, но… Какой хозяин богатого и именитого рода, имея под своей рукой целую кучу слуг, будет вот так скрести парадный вход? Да даже Кое-сан, которая никогда не славилась чистотой крови, только в исключительных случаях позволяла себе подняться с мягких подушек и заняться мирскими делами! А это… Да нет. Точно нет. Скорее всего, просто поправившееся положение вскружило Рюноске голову, раз он стал думать, что сам глава клана Накаджима мог пригласить его на чаепитие. — А жаль, — подал голос старик, задумчиво покручивая в руках свою метелку, видимо не зная толком, где еще подмести. Не под ногами же у посетителя! — Молодой господин упоминал, что вы большой ценитель чая. Может, мы и смогли бы вас развлечь… Но, что ж, раз нет, значит нет. Кто я такой, чтобы настаивать. Мне что-то передать молодому господину Ацуши? В его скрипучие интонации закралось столько насмешливости, что Рюноске всего передернуло. Ну уж нет, ни к чему такому шутнику знать лишних подробностей. Еще донесет до чужих ушей или, что еще хуже, наболтает чего Ацуши. И тот возьмет и еще что-то неправильно поймет, тем самым лишив Рюноске… Рюноске выдохнул, смерив замершего перед ним холодным, укоряющим взглядом, которым частенько награждал нашкодивших учеников. — Не стоит, — учтиво ответил он, коротко склоняя голову. — Это не имеет большой важности, чтобы отрывать его от дел семьи. Он подумывал еще добавить, что обязательно заглянет на днях. Наверное. Если позволят обстоятельства, ведь кто знает, как далеко придется уехать, чтобы оказаться в новом доме. Но поспешно плотно сомкнул губы в вежливой, легкой улыбке. Только вновь оказавшись за резными воротами, Рюноске умудрился вспомнить то, что явно смогло бы развеять его недавние подозрения. Как жаль, что все разумные идеи приходят далеко после, но… Если бы только он догадался чуть пристальнее заглянуть старику в лицо! Ведь не зря же наверняка говорили, что в свои восемнадцать еще юный Ацуши ужасно сильно похож на нынешнего главу. И если глаза… такие глаза Рюноске уж точно не смог бы перепутать ни с какими другими! Укоряя себя с каждой секундой все сильнее, Рюноске поплелся в обратный путь. Больше он уже не засматривался на проходящих мимо людей, на богатство витрин, на виднеющиеся то там, то здесь сугробы и лужи — в последние Рюноске даже перестал ступать с осторожностью, спешил и мешкал, частенько кожей ощущая попавшие под полу капли. Он проворонил сегодня абсолютно все, что только можно было проворонить — ну хотя бы не забыл сухо поинтересоваться у скучающего на входе привратника, не возвращалась ли обратно машина Чуи-сана, мало ли, вдруг в нем все же взыграла совесть, и он отпустил Дазай-сана поработать. Это было бы весьма кстати и… да, абсолютно фантастично! Совершенно не удивившись отрицательному качанию, Рюноске еще больше поддался угрюмому настроению. Ему не терпелось переодеться, заглянуть на кухню за чем-нибудь съестным, поскорее согреться и снова поразмышлять над письмами, будь они тысячу раз неладны… За мыслями об этом он как-то и не заметил, что привычно свернул по дорожке в сад, минуя парадный вход. Гораздо ближе и к кухне, и к жилым помещениям располагался черный, через который и предпочитали шнырять и омеги, и слуги, и… да и сам Рюноске не погнушается сейчас такой возможностью. Может успеет урвать себе лишнюю чашку рису, оставшегося после обеда, и тем самым забудет про разочарование от неудавшейся встречи. Не с Дазай-саном, конечно же. С ним Рюноске наверняка повезет столкнуться еще не один раз и так вплоть до самой свадьбы. А вот с Ацуши… с Ацуши-то… — Рю-Рюноске-сан? Рюноске замер, застыл как вкопанный, не решаясь обернуться на голос. Вполне возможно, что после настолько долгого дня его попросту стали преследовать галлюцинации. — Рюноске-сан? Вы ведь помните меня, правда же? Это я. Накаджима Ац… Впрочем, как оказалось, весьма реалистичные. — Ацуши!.. На излюбленной скамейке Рюноске под раскидистым каштаном, уже сплошь припорошенной недавно выпавшим снегом, крепко прижимая к груди доверху наполненный чем-то бумажный пакет, сидел Накаджима Ацуши.