Замершие стрелки

Она распахивает окно, впуская в вакуумное пространство спальни свежий утренний ветер. Блаженно вдыхает, впитывая эту кристально-чистую майскую прохладу. Будто на секунду ее отключают от мира и избавляют от натиска проблем. На секунду. «Элеонора Андреевна, в отеле проверка. Комиссия будет через полчаса» — высвечивается на экране айфона. Повседневность, затерянная в нескончаемых телефонных звонках и переговорах, тупой ноющей болью въедается в виски. И анальгин давно не помогает. Наспех накрашенная, одетая в мятую блузку с двумя незастегнутыми пуговицами и топорщащимся воротником, она кажется чересчур легкомысленной и совершенно не похожа на хозяйку отеля. Занавески порхают в волнах ветра, создавая иллюзию движения во всепоглощающей статичности. И ей становится трудно дышать в давящих стенах люкса — она слишком отвыкла от этого молчаливого оцепенения. Она слишком отвыкла пить кофе, смотреть утренние новости и просыпаться в двуспальной кровати в гордом одиночестве. Из ее ежедневного списка дел, которого, разумеется, никогда не существовало, исчезают пункты «не забывать надевать обручальное кольцо», «не кокетничать ни с кем, кроме мужа» и «не спать ни с кем, кроме мужа». И все эти пункты можно было объединить в одно негласное правило — «не забывать о том, что ты жена». Она буквально срастается с этой счастливой семейной жизнью. На автомате надевает обручальное кольцо на безымянный палец, не кокетничает ни с кем, кроме бывшего мужа и еще не спала ни с кем после развода. И ей уже стоит забыть о том, что она жена. Или вспомнить о том, что бывшая. — Элеонора Андреевна, комиссия уже здесь, — она спешно нажимает на «принять вызов», попутно на ощупь оценивая состояние укладки. — В чем проблема? Пусть Михаил Джекович к ним спустится. — Да в этом и есть проблема. Михаил Джекович тоже здесь и он… — Хорошо, пусть София Яновна к ним выйдет, я сейчас тоже спущусь, — она устало перебивает звонившего портье и, сбросив вызов, переводит телефон в вибро-режим. Грохот захлопнувшейся двери люкса накладывается на тихое шуршание шпилек по ковровому покрытию. Она нервно теребит металлическую пряжку клатча, ожидая лифт. Спешно нажимает на кнопку первого этажа, зайдя в кабину, и шумно выдыхает под еле слышное монотонное дребезжание лифта. Оказавшись в холле, она мгновенно вживается в образ «светской львицы» под изучающими взглядами постояльцев отеля, сидящих в лобби. Соответствует статусу, обязывающему выглядеть роскошно и дорого. Теряется в бесконечных штампах и бирках, давно повешенных обществом на людей «ее полета». И это пафосное «роскошно и дорого» когда-нибудь станет ее надгробием. Она вальяжно подходит к стойке ресепшен и в полголоса обращается к портье: — Где они? — Анастасия Степановна увела их в ресторан. — А Михаил Джекович…? — вопрос перестает нуждаться в ответе, когда из-за стойки, шатаясь, выплывает Михаил, сжимая в руке наполовину опустошенную бутылку коньяка. — Доброе утро, Элеонора Андреевна! — развязно выкрикивает он, неловко сгибаясь в жалком подобии реверанса. — Где комиссия? Сейчас я им здесь все… — Миша, я тебя уволю, — шипит она, испуганно оглядываясь вокруг. — Какого черта ты так напился? В его нечленораздельной речи ей удается разобрать «ЦСКА» и «три:один». Подошедшая к стойке София приветствует ее сдавленным «доброе утро» и мельком бросает вопросительный взгляд на Михаила. Элеонора лишь беспомощно разводит руками и выдыхает: — Его нельзя комиссии показывать… Свободные номера есть? — портье в ответ отрицательно качает головой, сверяясь с информацией в компьютере. — Черт… Ладно, я сейчас забираю его к себе в номер, пусть там проспится. — А с комиссией что делать будем? Они ждут управляющего. — София, вы же по документам еще управляющая. Мы не успели ничего переоформить. Идите к комиссии, покажите им все, бумаги предоставьте при необходимости. Если что — сразу звоните мне. Она не дожидается согласия со стороны Софии и, ловко цепляя Джековича под руку, тянет его к лифту. Едва двери бесшумно расползаются в стороны, она бесцеремонно вталкивает его в кабину и нажимает кнопку нужного этажа. Ведя Михаила по коридору, она судорожно разыскивает в клатче ключ-карту и упускает момент, когда он запинается и, падая, вцепляется ладонью в ее блузку. Оторванные пуговицы разлетаются по ковру. Преодолев еще несколько метров коридора, она вламывается в свой люкс, буквально неся Михаила на себе. Затаскивает его в спальню и укладывает на незаправленную кровать. Садится рядом. Мостится на самом краю — боится помешать. И она впервые за последние несколько недель не одна на двуспальной кровати. Есть кому поправить подушку. Есть с кого стянуть галстук, в котором явно тяжело дышится. Под его сонное полубредовое бормотание она пролистывает историю входящих звонков и облегченно выдыхает, не находя пропущенных — София справляется. А он не справился даже с тем, чтобы выйти на работу трезвым. И вместо того, чтобы гулять по этажам отеля с очередной комиссией, он спит в номере хозяйки. В ее постели. На той половине, на которой всегда спал ее бывший муж.

***

Сквозь мутную завесу глубокого опьянения он всматривается в бесформенное расплывчатое пространство сквозь сетку ресниц из-под едва приподнятых век. Узнает ее силуэт в мареве тусклых пятен. Бесцельно разглядывает ее, стоящую у шкафа в одном корсете с порванной блузкой в руках и беззвучно ругающуюся матом. И ему совершенно не стыдно за блузку — оно того стоило. Она все еще немного троится у него перед глазами, но так даже лучше. Лучше видны плавные изгибы талии сквозь полупрозрачные кружева корсета, который был нужен явно не для того, чтобы скрывать наготу. Как минимум для того, чтобы ее подчеркивать. И он до последнего будет верить в то, что это сон. Что она никогда бы не разделась в присутствии постороннего мужчины. Пусть даже спящего. И изменит ли что-то то, что это был не сон? Он закрывает глаза за секунду до того, как она разворачивается в его сторону, поправляя пряжку пояса на платье. А через несколько секунд на него вновь что-то накатывает, и список того, за что ему придется оправдываться, множится. Он резко срывается в сторону, подскочив с кровати, и Элеонора едва успевает загородить дверной проем. — Ну и куда ты собрался? — Элеонора Андреевна, ну у нас же комиссия… — Я в курсе. Я уволю тебя завтра. А если не уволю, то до конца года София Яновна будет получать премию из твоей зарплаты за то, что ходит там сейчас и спасает репутацию отеля. — Но я должен… — он срывается на крик. — Я прошу тебя, не кричи. Он перестает воспринимать смысл ее речей, и она, теряясь в собственном бессилии, неловко вовлекает его в продолжительный поцелуй. Ее ладони плавно проскальзывают по пуговицам его пиджака, расстегивая их. Напряжение сходит на «нет». Она вспоминает о своем статусе «бывшей жены», а он моментально забывает о комиссии. Ее пояс металлической пряжкой звякает о паркет синхронно с его запонками. Он перехватывает ее правую ладонь и стягивает с безымянного пальца обручальное кольцо. И становится легче. Экран ее телефона призывно мигает, уведомляя о пропущенных звонках от абонента «София». Стук в дверь заглушается ее стоном, а стоящая в коридоре София на несколько секунд замирает, вслушиваясь, и моментально догадывается о происходящем в люксе. Понимает все правильно. И уходит, не способная убедить себя в том, что все услышанное — последствие череды нелепых совпадений. Слишком уж нелепыми кажутся ей все возможные совпадения.

***

— Ну и напоследок. С сегодняшнего дня Михаил Джекович — управляющий отелем, София Яновна, соответственно, заместитель управляющего. Но ближайшие два месяца София Яновна будет получать премиальные из зарплаты Михаила Джековича. Все, всем спасибо. Она заканчивает планерку и направляется к двери, успевая скомкано прошептать на ухо новоиспеченному управляющему: «Миша, зайди ко мне через полчаса». И он слишком виновато смотрит на Софию для человека, недавно расставшегося с ней. Слишком неуверенно пытается обнять ее за плечи, сопровождая это тихим: — Соня, давай поговорим? — Миша, ты для меня умер. Его моментально пронзает сам собой напрашивающийся вывод — она слышала все, и вчера ему не показалось, что в дверь стучали. Она останавливается у двери, будто сомневаясь в чем-то, поворачивается и смотрит ему прямо в глаза. Так ненавидяще и болезненно. Так искренне желая ему несчастья. Он приходит в себя, когда она раздраженно захлопывает дверь, уходя. Будто выныривает после долгого погружения, отчаянно заглатывая воздух. Вдруг осознает, что был достоин не только пронизывающего взгляда. Как минимум пощечины. Но получать по заслугам — не его конек. Идя по коридору к люксу Элеоноры, он неожиданно понимает, что еще буквально год назад отдал бы все, чтобы переспать с ней не по роковому стечению обстоятельств и будучи трезвым. Год назад. А сейчас он отдал бы все, чтобы вчерашнего дня не было. Короткий стук и громкое «войдите» из-за двери. Он заходит в ее номер, насквозь пропитавшийся сладким ароматом ее парфюма. И его мутит от этого невыносимо приторного запаха. Но он списывает все на похмелье. — Элеонора Андреевна, вы хотели меня видеть? — Миша, а ты уверен, что после вчерашнего я для тебя все еще Элеонора Андреевна? Она смотрит на него исподлобья с легкой хитринкой, слегка прикусывая нижнюю губу. Такая манящая и такая отталкивающая одновременно. — Хорошо, что ты хотела? Он осекается на этом безобидном «ты», которое никак не ложится на ее имя. На ее статус. На ее очевидное превосходство над ним. Которое он никогда не посмел бы употребить в ее адрес. — Нам же нужно как-то обсудить то, что произошло вчера. Мне кажется… — Это была случайность. Он уверенно заканчивает за нее, ни секунды не сомневаясь в том, что она сказала бы то же самое. И лишь ее разочарованный взгляд прозрачно намекает ему — она сказала бы совсем не это. — Я был пьян и… вы же не любите меня, правда? Она опускает то, что он снова перешел на «вы», и чуть дрогнувшим голосом отвечает: — Откуда ты знаешь? — Я? Я знаю… — горько усмехается он. — Давайте начистоту? У нас с вами ничего не получится. — Еще недавно ты считал по-другому. — Еще недавно вы были замужем, — передергивает он. — Если вы меня уволите, я пойму. До свидания, Элеонора Андреевна.

«я полюбила тебя насовсем» (с)