Nasty Bae

— А можно не так... долго, — Инсон заходит в ванную и давится заранее заготовленной тирадой о правилах общежития, социальных нормах и других общественно значимых вещах. Вот поэтому он и старается оставаться в кровати до последнего. В маленьком помещении невыносимо жарко от сбитого дыхания и судорожных вздохов. Даже сквозь шум воды Чону слышатся пошлые шлепки, вызывающие дикое желание хотя бы отвернуться, или сразу свалить из этой группы извращенцев. Но отвести взгляд почему-то не получается. Будто бы сквозь туман, он наблюдает, как Сынджун сжимает в кулак выбеленные волосы лидера и толкается в податливое тело, зажатое между ним и стеной. Ким прогибается в пояснице и давит рвущиеся наружу стоны, сжимая зубами ребро ладони и умудряясь при этом выглядеть более чем эстетично. От этой мысли Инсону становится немного страшно за свою психику и мировосприятие в целом. Всю сонливость понедельничного утра как рукой снимает, а рука ведущего вокалиста сама нащупывает ручку двери (спасибо, что пока не молнию на штанах). Чон до сих пор не привык, что некоторые участники группы не любят прятаться за замками и прочими бессмысленными изобретениями человечества. — Ребят, нам выходить скоро, — выдавливает он из себя внезапно севшим голосом и вздыхает облегченно, потому что его присутствие наконец-то замечают. Ну, или просто удосуживаются обратить внимание. — С добрым утром, — басит Джун, улыбаясь самодовольно до крайности, так что Инсон в какой-то момент забывает, что он — мальчик хороший, и хочет грязно выругаться. Чжихун лениво поворачивает голову, скользит по нему расфокусированным взглядом и растягивает алые губы в широкой улыбке: — Инсон-а, надо бы разбудить Юджина с Хиджунни. Чон пулей вылетает из ванной комнаты, бормоча про себя нечто отдаленно напоминающее молитву для изгнания нечисти.

***

Юджин просыпается на удивление легко и почти сразу же направляется в сторону ванной. Инсон искренне надеется, что главная парочка группы успела закончить со своими "водными процедурами", ему ведь правда дорого душевное здоровье самого спокойного из мемберов. А вот макне на жалкие попытки вокалиста реагирует примерно так же, как дерево, снег с которого обожают трясти на себя детишки в северных районах страны. Видя тщетность своих усилий, вокалист перестает тормошить младшего за плечо и решает применить другую тактику. — Хиджун-а, просыпайся скорее, — громко шепчет Чон, едва касаясь губами чужого уха, — вставай, малыш, Инсони-хён купит тебе острого цыпленка. О ворочается и забавно хмурит брови, но открывать глаза отказывается категорически. После того, как старший перебирает все возможные варианты угроз и обещаний, Хиджун сопит все так же умиротворенно и, кажется, совершенно не собирается возвращаться на бренную землю из теплых объятий сна. Инсон бегло смотрит на часы и размышляет, что бы еще придумать. Макне сладко причмокивает во сне, аки младенец, и Чон думает, что тот может выглядеть крайне милым и тискательным, хоть и та еще заноза в заднице всея хён-лайн. "Только на пять минуточек", — обещает он сам себе, и ложится, закинув ногу на мягкий кокон из одеял, под которым уютно устроился О. Хиджун напротив него весь такой маленький и по-домашнему мягкий, что старший поддается неожиданному порыву и тянет руку погладить его растрепавшиеся волосы. И натыкается на пару внимательных, пронзительно красивых глаз. — Значит, я тебе всё-таки нравлюсь, хён, — глаза смеются и смотрят чуть глубже, чем в душу. Инсон понимает, что над ним откровенно издеваются, и выдаливает из себя всего одно слово: — Беги.