Волею судьбы.

Жоффрей подошел к Анжелике вплотную и опустил ладони ей на плечи. — Я не двинусь с места, пока вы не объясните мне все, — твердо проговорил он. — У нас нет на это времени, — каким-то отрешенным голосом отозвалась она. — Или вы поможете мне покинуть Сен-Манде прямо сейчас, или… Впрочем, — Анжелика вскинула на него безжизненный взгляд, — это только на время отсрочит неминуемое. В устремленных на нее черных глазах графа отразилось беспокойство. Он резко встряхнул ее. — Да что с вами происходит? Отвечайте! Я впервые вижу вас в подобном состоянии. Лицо девушки исказилось, словно от боли. — Я… не могу, — слетело с ее губ, а потом она вдруг отстранилась от де Пейрака и быстро проговорила: — Простите меня за то, что я невольно вовлекла вас во всю эту историю, я была не в себе, — с этими словами Анжелика развернулась и хотела уже было выйти из комнаты, но крепкая мужская рука удержала ее. — Хотите вы того или нет, но я здесь и никуда вас не отпущу, — произнес граф со всей возможной серьезностью. — Тем более, что ваш кузен был не слишком-то с вами любезен. Кто знает, что придет ему в голову в следующий раз, когда он вновь решит поговорить с вами наедине, а меня не окажется рядом. Глаза девушки нехорошо сузились, и она упрямо поджала губы. Еще минуту назад Анжелика казалась такой напуганной, вкладывая дрожащие пальчики в его ладонь, а теперь ее взгляд стал подобен холодному клинку. Жоффрей с удивлением посмотрел на нее, гадая, что могло стать причиной столь резкой перемены настроения, и внезапно его озарила неожиданная догадка: а что, если он все неправильно понял, и между Анжеликой и ее красавцем кузеном произошла банальная ссора любовников, в которую он вмешался самым идиотским образом? Почему он решил, что девушке угрожала опасность? И что, если на самом деле она желала просто заставить молодого маркиза ревновать, а потому и разыграла весь этот спектакль с блестящими на ресницах слезами и просьбами о помощи? Сердце графа ухнуло куда-то вниз — он впервые оказался в подобной ситуации и теперь не знал, как ему поступить. Проводить Анжелику в бальную залу к остальным гостям и навсегда вычеркнуть ее образ из своей памяти? Наплевать на все доводы рассудка и увезти ее из Сен-Манде? Бороться за ее любовь или же оставить в покое? И не обманывается ли он ангельской внешностью этого юного золотоволосого создания? Так ли она чиста и невинна, как он себе представляет? Или же она ловкая актриса, тем более убедительная, что отчасти не осознает своей хитрости, полагая, что так и надо, так оно должно и быть, что это часть женской породы… Поистине, она лишает его рассудка! Несколько долгих мгновений они смотрели прямо в глаза друг другу, и по мере того, как мысли Жоффрея отравляли его сердце недоверием, его взгляд мрачнел, пока наконец он не произнес: — Я чем-то обидел вас? Продолжая молчать, она опустила глаза. Пейрака охватила какая-то бешеная ярость напополам с черной ревностью. Сейчас он был готов увезти Анжелику хоть на край света, только чтобы она, пусть недолго, но принадлежала только ему, а потом… Потом он решит, что делать дальше. — Идемте, — отрывисто бросил Жоффрей, стараясь не смотреть на тонкий профиль девушки, чтобы вновь не попасть под ее колдовское обаяние. Ему понадобится все его хладнокровие, чтобы разобраться в хитросплетениях души Анжелики, а главное — в самом себе. *** Услужливый лакей с изрытым оспой лицом, которого они нашли неподалеку, с радостью согласился подогнать экипаж сестер де Сансе не к парадному входу, а на задний двор, и незаметно вывел беглецов из Сен-Манде. За свои труды он получил массивный перстень с огромным изумрудом и заверил графа де Пейрака, что навсегда сотрет из своей памяти этот эпизод. — Можете на меня рассчитывать, ваша светлость, — угодливым тоном говорил он, помогая Анжелике сесть в фиакр. — Ни одна живая душа не узнает о вашем отъезде. В полном молчании они покинули пределы поместья, и карета двинулась по направлению к Парижу. Жоффрей не торопился начинать разговор с девушкой, а та, казалось, была полностью поглощена видом мелькающих за окном деревьев, припорошенных снегом, и звездного неба, раскинувшегося над безмолвной ночной дорогой. Граф незаметно наблюдал за ней и видел, как нервно подергиваются уголки ее губ, лихорадочно блестят глаза с залегшими под ними глубокими тенями, как судорожно сжимаются руки на коленях. Несомненно, она была сама не своя от переживаний, только вот с чем они были связаны? С опасностью, о которой она говорила? С ее кузеном? С их ссорой, которую он так кстати — или некстати — прервал? Первой нарушила молчание Анжелика. — Куда мы едем? — ее голос, против ожидания, не дрожал и казался почти спокойным. Пейрак пристально посмотрел на нее. — Это зависит от вас, мадемуазель, — медленно, выделяя каждое слово, проговорил он. — Точнее, от вашей откровенности. Анжелика несколько раз глубоко вздохнула, словно собираясь с духом, потом замерла на мгновение, как перед прыжком в ледяную воду, и… отрицательно покачала головой. Граф едва сдержался, чтобы не стукнуть кулаком по деревянной скамье. Проклятье! Упрямая девчонка не желала облегчать ему задачу и продолжала держать в неведении. Вступать в игру, не зная правил — что может быть глупее? Но, кажется, он готов был пойти на это. Или все-таки не готов? Неопределенность была для Жоффрея хуже пытки, а Анжелика своим упорным молчанием, казалось, намеренно увлекала его на пагубный путь, откуда не будет возврата, застыв напротив него, подобно изваянию, и не произнося ни слова. Его размышления прервал звук отодвигаемой заслонки, которая отделяла кучера от пассажиров, а затем послышался негромкий голос возницы: — Кажется, за нами погоня, мессир. Анжелика вздрогнула и посмотрела на Жоффрея полными ужаса глазами. — Их много? — сдавленно спросила она. — Не могу точно сказать, мадемуазель, — отозвался кучер, — но они следуют за нами от самого Сен-Манде. — Возможно, это кто-то из гостей, — как можно равнодушнее проговорил де Пейрак, стараясь не напугать девушку еще больше, на что возница недоверчиво хмыкнул, но спорить не стал. — Едем дальше. — Как прикажете, ваша светлость, — и задвижка со щелчком закрылась. — Дело принимает серьезный оборот, — задумчиво потер подбородок Жоффрей. — Сейчас я не буду мучить вас расспросами, мадемуазель де Сансе, поскольку у нас на это нет времени. В первую очередь, нам нужно выяснить намерения наших преследователей — желают ли они расправиться с нами прямо сейчас, пока мы не въехали в город, или же их цель — проследить, куда мы направляемся. Девушка зябко передернула плечами. — Не бойтесь, — Пейрак наклонился к ней и успокаивающим жестом коснулся кончиками пальцев ее руки. — Не думаю, что они хотят напасть на нас, иначе сделали бы это уже давно. Его догадка подтвердилась, когда они беспрепятственно миновали предместье, состоящее из двух десятков скособоченных домишек, скученных вокруг аббатства Сент-Антуан-де-Шан, и въехали прямиком в городские ворота, зажатые, словно в тисках, между двумя башнями. Над ними нависало мрачное здание, в котором было больше бойниц, чем окон, окружённое широким и глубоким рвом, через который был перекинут висячий мост. Из-за каждого зубца этого замка выглядывали пушки, отбивающие всякую охоту узнавать, что скрывается за его неприступными стенами. — Бастилия, — тихо проговорил граф, привлекая внимание девушки к проплывающей за окном неприступной громаде. — Скоро мы будем на месте. Карета двигалась вдоль улицы Сент-Антуан, направляясь к Гревской площади, и де Пейрак, окончательно уверившись в том, что целью погони было лишь выяснить, куда он везет Анжелику, снова заговорил: — Итак, мадемуазель, вам придется кое-что сделать, чтобы сбить наших преследователей со следа. Сейчас мы поедем к вам домой, вы зайдете внутрь, возьмете необходимые вам вещи, а после незаметно выскользнете через задний ход. Я буду ждать вас на набережной, и оттуда мы уже поедем в безопасное место. Вы поняли меня? Анжелика кивнула. Они миновали здание Ратуши, роскошным фасадом выходящее на широкую площадь, на противоположном конце которой на каменном цоколе возвышался большой крест, а рядом — виселица с раскачивающимся на ней телом повешенного. Почти у самой Сены находился эшафот, где обычно отрубали головы. Сейчас он был пуст, но в мертвенном лунном свете представлял собой пугающее зрелище. Увидев эту картину, девушка зажала ладонью рот, чтобы сдержать готовый вырваться крик. — Не смотрите туда, — мягко проговорил Жоффрей. — Это всего лишь какой-то бродяга, получивший по заслугам. Анжелика прикрыла глаза, словно отгораживаясь от собственных страхов, и открыла их только тогда, когда фиакр наискось пересек Гревскую площадь, чтобы выехать к мосту Нотр-Дам, ведущему в Сите. Едва копыта лошадей начали отстукивать звонкую дробь по брусчатой мостовой улицы Ада, она вопросительно взглянула на де Пейрака и хотела было накинуть на голову капюшон, но граф остановил ее: — Нет, они должны видеть, что именно вы заходите в дом, у них не должно возникнуть ни малейших сомнений в том, что мы с вами расстаемся, и я уезжаю. Он вышел вместе с ней из кареты, проводил до дверей и вдруг неожиданно притянул Анжелику к себе. — Это так необходимо? — шепотом осведомилась застигнутая врасплох девушка. — Совершенно необходимо, — подтвердил Жоффрей. — Прощальный поцелуй — что может быть естественнее между сбежавшими с праздника любовниками? — с этими словами он припал к ее устам долгим поцелуем. Это был странный поцелуй — ее губы, плотно сжатые, даже не дрогнули в ответ на прикосновение его губ, а руки безвольными плетьми повисли вдоль тела. Казалось, она просто застыла, ожидая, когда он ее наконец-то отпустит. Это уверило де Пейрака в самых худших его подозрениях. — Идите, — чуть резче, чем следовало, проговорил он, отстраняясь от нее. Анжелика смотрела на графа каким-то непонятным взглядом, в котором он уловил… досаду?.. недоверие?.. Ничего, сказал он себе, у него еще будет возможность выяснить все, ей не удастся уйти от разговора. Граф, чтобы она не заметила его волнения, произнес самым нейтральным тоном: — Я жду вас на набережной через полчаса. Когда девушка скрылась в доме, де Пейрак сел в экипаж и приказал вознице двигаться в сторону Ботрейи. Через некоторое время их обогнали несколько всадников, которые, громко переговариваясь, обогнули фиакр с двух сторон, а после, звонко процокав подковами по Мосту Менял, свернули в сторону Шатле. Жоффрей, в свою очередь, направил возницу к Новому мосту, и уже через четверть часа вернулся к дому Анжелики на улице Ада, но с другой стороны — той, где окна особняка выходили на небольшой порт, в котором на причале стояло множество шаланд. На противоположном берегу белела баржа-прачечная с полотняным куполом. Деревянный мостик, выкрашенный в ярко-красный цвет, соединял Сите с маленьким островком. Именно здесь должна была ждать его Анжелика. Он без особого труда разглядел ее миниатюрную фигурку, зябко кутающуюся в чересчур легкое для февральской ночи атласное домино, как вдруг какой-то бродяга, жалкое подобие человека, подскочил к ней. Девушка испуганно отпрянула и пронзительно вскрикнула. Из темноты улочки вынырнул второй разбойник. Один из них держал в руках палку, другой — кухонный нож. Пейрак прямо на ходу выскочил из кареты, стремительно выхватывая шпагу: — Прочь отсюда, негодяи, не то я вас продырявлю! Бродяга с ножом резко обернулся к неожиданному противнику, ощерился, как дикий зверь, и хриплым голосом выкрикнул: — Кошелёк! Второй, словно в подтверждение его требования, оглушительно ударил палкой о камни мостовой. — О, вы, бесспорно, кое-что получите, господа, а именно — хороший удар шпагой, — губы графа изогнулись в недоброй усмешке. Анжелика за спинами разбойников осела на землю. Жоффрей с беспокойством подумал, уж не ранена ли она, но слаженно приближающиеся к нему бандиты не давали ему и секунды, чтобы отвлечься. Они заходили с двух сторон, и де Пейраку приходилось отступать назад, чтобы держать их на расстоянии длины клинка. Возница, отъехавший уже довольно далеко, не спешил возвращаться обратно, видимо, не понаслышке знакомый с ловкостью этих молодчиков. Да и — кто знает! — не скрывалось ли в чернильной темноте ночи еще несколько любителей воровского промысла? Некоторое время графу удавалось уворачиваться от хаотично мелькавшей в воздухе длинной палки, которая скорее служила для отвлечения внимания, чем реально могла причинить ему вред, но, тем не менее, отлично справлялась со своей миссией. Второй бандит, поигрывая ножом, пытался зайти за спину Жоффрею, и тому приходилось двигаться по крутой дуге, изредка делая длинные выпады, которым никак не удавалось поразить цель, поскольку разбойники с ловкостью акробатов умудрялись уходить от ударов. Видимо, они работали в паре не первый раз и отлично усвоили все приемы и маневры драки с вооруженными шпагами дворянами. Дело начинало принимать неприятный оборот. Внезапно Анжелика, до этого словно в оцепенении сидевшая на земле и о которой все успели позабыть, выпрямилась и сделала несколько осторожных шагов в сторону одного из нападавших на графа бродяг. Коротко свистнуло — и вот уже бандит лежал распростертый навзничь на снегу, а палка, которой он так ловко орудовал, откатилась в сторону, выскользнув из его ослабевших пальцев. Неподалеку лежал и виновник его падения — увесистый булыжник, которым девушка вывела бандита из строя. — Отличный удар! — весело выкрикнул де Пейрак и отсалютовал ей шпагой. Второй разбойник на секунду замешкался, а потом бросился на Жоффрея в последней отчаянной попытке застать его врасплох. Ловко увернувшись от мелькнувшей, словно росчерк пера, в воздухе шпаги графа, он рассек ножом камзол и рубашку на его груди. — Дьявол! — выругался де Пейрак. Он успел почувствовать холод металла на своей коже, но вовремя отскочил, избегнув серьезного ранения. Крутанув клинок в руке и перехватывая его поудобнее, Жоффей медленным шагом направился к бандиту. Но тот больше не собирался продолжать бой. Поспешно пятясь, он отступал прочь с места поединка, а потом развернулся и задал стрекача. Граф проводил его взглядом, вложил шпагу в ножны и обернулся к Анжелике. Та несколько секунд стояла неподвижно, а потом бросилась к де Пейраку и исступленно прильнула к нему. — Вы не ранены? — задыхающимся голосом спросила она. — Нет, мой ангел, все в порядке, — он посмотрел в ее зеленые глаза, полные волнения и обращенные к нему, и улыбнулся. — Этот мерзавец всего лишь испортил мой камзол. — Вы не обманываете меня? — ее ладони скользнули по рассеченным краям ткани, и Жоффрей вздрогнул от прикосновения ее ледяных пальцев к своей обнаженной коже. — Господи, да вы совсем закоченели! — воскликнул он, накидывая ей на плечи полы своего плаща. — Идемте же скорее, вам не стоит больше стоять на морозе. И почему вы не взяли с собой теплые вещи? Как долго вы ждали меня? — он засыпал ее вопросами, увлекая за собой в сторону стоявшего в отдалении фиакра. — Я взяла только украшения и немного денег, — срывающимся голосом проговорила она. — Мне было так страшно… Я и минуты лишней не могла провести дома — мне казалось, что сейчас туда ворвутся наши преследователи и убьют меня. А потом еще эти бандиты… — Но вы отлично расправились с ними, моя воительница, — он усадил ее рядом с собой на скамью в фиакре и тесно прижал к себе. — Один разбойник остался лежать там, где его настиг ваш меткий бросок, которым мог бы гордиться даже Давид, сразивший из пращи Голиафа*, и я надеюсь, что он больше не поднимется, чтобы продолжить свой преступный промысел, а второй сбежал, испугавшись поистине убийственного блеска ваших горящих гневом глаз, — Анжелика тихонько прыснула. — Несомненно, мадемуазель де Сансе, — продолжал граф, радуясь, что смог развеселить ее, — молнии, которые они метали, способны были испепелить на месте и более искусного бойца. Я сам едва устоял на ногах, когда увидел полыхающий в них пожар, — она бросила на него быстрый взгляд и тут же опустила глаза, залившись жарким румянцем. — Что касается шпионов, отправленных за нами, то, как я и ожидал, они последовали за мной, когда я отъехал от вашего дома, и как только убедились, что я направляюсь в сторону Ботрейи, прекратили преследование. Так что теперь вам нечего бояться, душа моя, — его голос дрогнул от затаенной нежности. Анжелика вдруг уткнулась лицом ему в грудь и разрыдалась. Жоффрей привлек ее к себе, чувствуя одновременно и невероятную радость оттого, что она ищет у него поддержки, и безумную тревогу за нее — такую трогательную в своем отчаянии, такую беззащитную, такую любимую. Укачивая ее, словно ребенка, он прошептал: — Успокойтесь, моя дорогая, я рядом… Постепенно она утихла и перестала вздрагивать в его объятиях, словно перепуганный насмерть зверек. Граф легко провел рукой по ее волосам, потом нежно коснулся щеки, заставляя взглянуть себе в глаза, и мягко проговорил: — Расскажите мне все. И она наконец-то заговорила — взволнованно, то и дело захлебываясь словами, словно они душили ее, желая как можно быстрее вырваться наружу. И по мере того, как они слетали с ее уст, де Пейрака охватывал страх за нее и злость на себя. Как только он мог думать о ней плохо? Как мог помыслить о том, чтобы оставить ее один на один с ее преследователями? Он должен был понять, что она не лжет ему, едва заглянув в ее глаза, в которых застыл неподдельный страх, почувствовать, что ей угрожает смертельная опасность, лишь коснувшись ее дрожащей ладони, а вместо этого он терзался необоснованной ревностью и мысленно обвинял девушку во всех смертных грехах. Хорошо, что у него хватило ума держать свои сомнения при себе, а желание вытянуть из Анжелики правду пересилило увещевания уязвленной гордости, и он все же увез ее из Сен-Манде. Подумать страшно, что могло бы произойти, уступи он своим сомнениям… История, в которую она по случайности оказалась замешанной, не оставляла ей ни единого шанса на спасение. Слишком могущественны были ее враги. — Принц Конде, — тем временем продолжала она, немного успокоившись, — намеревался отравить кардинала, короля и его маленького брата. Но что я плохо поняла, так это письма — нечто вроде подписанных обязательств, которые принц и другие сеньоры должны были вручить месье Фуке. Там было что-то вроде: «Я отдаю себя в руки месье Фуке и все свое состояние в его распоряжение…». — Вот оно, блестящее общество! — медленно произнес Жоффрей. — И кто бы мог подумать, что в то время мессир Фуке был лишь мелким советником парламента, — он покачал головой, а потом неожиданно спросил: — Итак, у вас хватило смелости завладеть этим ларцом. Вы его спрятали? — Да, я его… Она немного поколебалась, а потом еле слышно пробормотала: — Нет, я выбросила его в пруд с кувшинками в парке. Он посмотрел на нее долгим взглядом, почти уверенный, что Анжелика обманывает его, и проговорил: — Вы полагаете, что господин суперинтендант подозревает вас в этой пропаже? И послал вашего кузена, чтобы выяснить, что вам известно? — Думаю, все именно так и есть, — кивнула головой девушка. — Хотя ума не приложу, почему они раньше не озаботились тем, чтобы избавиться от меня. Но, возможно, они просто не придали в то время большого значения моей скромной персоне, хотя я не преминула намекнуть на ларец принцу Конде. — В самом деле? Но это же безумство! — воскликнул Жоффрей. Определенно, у Анжелики был дар влипать в неприятности! — Было необходимо добиться для отца права беспошлинного провоза мулов. О! Это целая история, — она неожиданно фыркнула, а ее глаза вспыхнули весельем, совсем неуместным в сложившейся ситуации. — Но я охотно повторила бы подобную выходку, только бы снова увидеть испуганные лица этих высокомерных сеньоров. — Ну вот, теперь мы одни, — вдруг обернулся к ней принц Конде. — Я не хочу ссориться с вами, мадемуазель, но вам придется ответить мне на несколько вопросов. Вкрадчивый голос мужчины испугал Анжелику еще больше, нежели его недавний гнев. Она попятилась и, прикинувшись простоватой крестьяночкой, пробормотала: — Я не хотела сказать ничего плохого. — Но почему же тогда вы придумали такую оскорбительную ложь, да еще выложили ее во всеуслышание за столом у дяди, которого, надеюсь, уважаете? Анжелика догадалась, что именно он хочет у нее выпытать, и стояла в нерешительности, взвешивая все «за» и «против». Она уже слишком много сказала, и, если сейчас станет утверждать, будто ничего не знает, ей просто не поверят. — Я не придумала… я только повторила то, что слышала, — девочка начала неуклюже теребить пояс платья. — Конечно, не следовало этого делать, но уж очень я разозлилась… — Кто вам сказал это? Анжелика призвала на помощь все свое воображение. — Один… один паж. Только я не знаю его имени. — Вы можете показать мне его? — Могу. Конде подвел ее к двери, ведущей в залу, и она указала ему на пажа, который высмеял ее. — Черт бы их побрал, этих сопляков, вечно они подслушивают под дверью! — пробурчал он. — Как вас зовут, мадемуазель? — Анжелика де Сансе, —она присела в намеренно неуклюжем реверансе, изрядно повеселившем принца, который с трудом скрыл невольный смешок. Анжелика украдкой перевела дух — кажется, гроза миновала… — Послушайте, мадемуазель де Сансе, — вполне любезным тоном обратился к ней мужчина, — нехорошо повторять, да еще невпопад, слова, которых девочке вашего возраста не понять. Это может повредить вам и вашей семье. Я забуду об этом инциденте. Даже больше того, займусь делом вашего отца и посмотрю, не смогу ли я чем-нибудь ему помочь. Чего он там хотел — освобождения от налогов и всех подорожных пошлин для четверти своих мулов и добытого свинца при перевозке товара от Пуату до побережья? — в голосе принца Конде послышалось плохо скрытое презрение, но Анжелика решила, что в данной ситуации на это не стоит обращать внимания. Какое ей дело, что думает об их семье этот всесильный военачальник, если это поможет им наконец-то выбраться из нищеты? — Но кто поручится мне, что вы будете молчать? Девочка вскинула на него свои зеленые глаза. — Я умею так же хорошо молчать, когда со мной справедливы, как и отвечать, когда меня оскорбляют. — Клянусь честью, когда вы станете женщиной, мужчины будут сходить из-за вас с ума! — проговорил он, и на его жестком лице мелькнула тень улыбки. Анжелика оживилась, рассказывая Жоффрею о столкновении с принцем Конде, а он, представляя в красках описываемую девушкой ситуацию, думал, как же ей несказанно повезло тогда — принцу, как человеку порывистому и прямолинейному, не хватало наблюдательности и умения разбираться в людях, что в итоге и заставило его отправиться в изгнание после Фронды, а Анжелике дало возможность выйти сухой из воды. Но господин Фуке оказался не таким легковерным, как Конде, а потому сейчас жизнь девушки висела на волоске. — Я почти удивлен, что вижу вас рядом со мной живой, — он инстинктивным жестом прижал ее к себе. — Наверно, вы действительно выглядели тогда слишком безобидно. Но, к сожалению, сильные мира сего не забыли о вас, и теперь вам придется или договориться с виконтом, или же бежать. Вы говорите, что утопили ларец в пруду, — Жоффрей почувствовал, как она вздрогнула от этих слов, но продолжал говорить, словно ничего не заметил: — В этом случае вы абсолютно бесполезны для них, и от вас избавятся при первой же возможности. Но если вы его спрятали, то у вас есть шанс поторговаться за свою жизнь. Возможно, вам стоит связаться со своим кузеном и выяснить, на каких условиях они хотят вернуть ларец. Не исключено, что вам предложат обменять его на более, чем щедрое вознаграждение. Она долго молчала, а потом произнесла: — Нет. Уверена, что они все равно не оставят меня в покое. — Как пожелаете, мадемуазель де Сансе, — он взял ее руку и поднес к своим губам, а потом на секунду задержал ее пальцы в своей ладони. — А ваша семья? — Думаю, что для всех будет лучше, если я просто исчезну, — вымученно улыбнулась Анжелика. — Несомненно, вас будут разыскивать, — задумчиво произнес де Пейрак, словно разговаривал сам с собой, — у вашей сестры, у ваших родных в Пуату, в Тулузе и ее окрестностях, поскольку, я уверен, что ваш кузен в мельчайших подробностях рассказал господину Фуке о нашей с ним встрече, и тот узнал в описании чересчур настойчивого дворянина меня. Поэтому вам сейчас необходимо затаиться на некоторое время. Думаю, в Париже вы будете в большей безопасности, чем вдали от столицы. — Вы словно мой добрый ангел-хранитель, — Анжелика посмотрела на него внимательным взглядом, словно впервые увидела, и нерешительно добавила: — Это так странно… Несмотря ни на что, мне кажется, что вы единственный, кому я могу доверять. — Несмотря ни на что? — быстро переспросил Жоффрей. — Куда мы едем? — будто не слыша его вопроса, проговорила девушка, выглядывая в окно фиакра. — К мадам Луизе де Марильяк, основательнице конгрегации дочерей милосердия и помощнице господина Венсана де Поля**, — ответил граф. — Вы наверняка слышали их имена. — Вы везете меня в монастырь? — Анжелика воззрилась на него с таким изумлением, что он невольно хмыкнул. — А куда бы вы предпочли поехать? — чуть насмешливым тоном осведомился де Пейрак. Но у нее был настолько растерянный вид, что он пустился в объяснения: — Нет, я везу вас не в монастырь, моя милая. Мадам де Марильяк — вдова, и хотя и отдает все свое время делам милосердия, все же остается дамой светской и проживает в Латинском квартале. Никому и в голову не придет связать столь добропорядочную женщину с моей мрачной персоной, — он саркастически усмехнулся и чуть тише добавил: — А кроме того, она была ближайшей подругой моей покойной матери. — И она не будет неприятно удивлена тем, что вы привезете меня к ней? — выпалила Анжелика и прикусила губу. — Полноте, — в его темных глазах мелькнул озорной огонек, — неужели кто-то может подумать дурное о такой благонравной и серьезной девице, как вы? Она встретит вас с распростертыми объятиями, поверьте мне. И ни в чем не упрекнет. — Судя по всему, эта дама привыкла к подобного рода визитам, — нервно бросила девушка, отодвигаясь от него и откидываясь на спинку скамьи. О чем это она? Граф никак не мог понять, что Анжелика имеет в виду, и почему так странно ведет себя с ним — то окатывает холодом, то, напротив, ищет убежища в его объятиях. Черное домино, в темноте кареты напоминающее одеяние монашек, подчеркнуло бледность и строгость ее лица, тонкое и одухотворенное, словно лик флорентийской мадонны, и Жоффрею вдруг пришло в голову, что в этой девушке каким-то чудесным образом уживаются две ипостаси — соблазнительной Афродиты и сдержанной Артемиды, загадочной колдуньи и неистовой амазонки, чистого ангела и лукавого бесенка, и он уже и сам не знал, что его влечет к ней больше — бездонная глубина ее прозрачных изумрудных глаз, скрывающих в себе водоворот страстей, или же ее крепко сжатые губы, напоминающие розовые бутоны, к которым ему хотелось прижаться неистовым поцелуем, разбудив упрятанную в ней чувственность. Пейрак глубоко вздохнул. — Только ханжи и глупцы судят о людях, не зная их, — уверенным тоном произнес он. — Слухи, сплетни, предубеждения — удел тех, кто не берет на себя труд жить своим умом, для кого все необычное кажется опасным и даже враждебным, кто с большей охотой осуждает, а не стремится понять. Луиза де Марильяк — достойная ученица Венсана де Поля, этой совести королевства. И поверьте, в ее доме вас ждет самый теплый прием. *** Когда они подъехали к небольшому особняку на улице де Фосс-Сен-Виктор, находящемуся неподалеку от набережной Турнель, граф помог Анжелике выбраться из экипажа и, небрежно бросив вознице: «Жди здесь!», направился к дому, очертания которого ярко выделялись на фоне снежного покрова, окутавшего столицу. Девушка, чью руку он сжимал в своей ладони, покорно последовала следом за ним. — Совсем скоро вы согреетесь у жарко натопленного камина и убедитесь, что в Париже нет более гостеприимного дома, чем этот, — негромко произнес Жоффрей, поднимаясь на крыльцо и подходя к простой деревянной двери, рядом с которой висел бронзовый молоточек. По лицу Анжелики скользнула тень. Она была напряжена, словно натянутая струна, и ее горящие лихорадочным огнем глаза выдавали крайнюю степень тревоги. На стук дверного молотка из глубины дома раздались торопливые шаги, и вот на пороге возникла пожилая женщина, одетая в строгое платье из серой шерсти и с корнетом*** из белого льна, полностью покрывавшим ее волосы. Более всего наряд женщины напоминал одеяния бретонских крестьянок, но по ее прямому взгляду и поистине королевской осанке сразу становилось ясно, что эта дама принадлежит к аристократической верхушке Франции. Граф склонился перед ней в изысканном поклоне, а она взволнованным голосом произнесла, положив руку ему на голову, словно блудному сыну, вернувшемуся домой после долгих скитаний: — Жоффрей, мальчик мой… — Тетушка, — он переступил порог дома и заключил старую даму в объятия, с удовольствием вдыхая знакомый ему с детства исходящий от нее пряный запах трав и отваров. — Мы так давно не виделись. Помнится, ты навещал меня последний раз несколько лет назад, как раз перед твоей женитьбой, — женщина бросила внимательный взгляд поверх его плеча на Анжелику, которая так и стояла на крыльце, сжимая перед собой тонкие руки, выглядывающие из-под рукавов черного плаща. — Входи, дитя мое, — ласково обратилась она к девушке. — Мой дом — твой дом. — Вы ошибаетесь, мадам, — негромко, но твердо проговорила девушка и прямо посмотрела на хозяйку дома. — Мое имя — Анжелика де Сансе де Монтелу, я дочь барона де Ридуэ. — Луиза де Марильяк, — представилась дама и приветливо кивнула ей. — Я ни о чем не буду спрашивать вас, мадемуазель де Сансе. Если Жоффрей счел нужным привести вас ко мне, то я приму вас, как родную дочь. Она обняла девушку за плечи и завела в дом. — Раздевайтесь, — мадам де Марильяк помогла Анжелике снять плащ, а потом жестом пригласила ее и графа следовать за собой. В маленькой гостиной, которая была обставлена весьма аскетично, но, тем не менее, не лишена известного изящества, пылал камин, наполняя комнату блаженным теплом. Анжелика невольно ускорила шаг, желая как можно скорее согреться около горящего очага, а Жоффрей на мгновение задержался с хозяйкой дома в дверях. — Эта девушка нуждается в помощи, — тихо проговорил он, — я мог привезти ее только к вам, — в устремленных на него строгих глазах старой дамы де Пейрак вдруг увидел отражение глаз своей матери, умершей много лет назад так и не дождавшись возвращения сына из долгих странствий. — Я принесу вам горячего вина с кухни, — невозмутимо ответила мадам де Марильяк. — А вы пока располагайтесь. Жоффрей пересек комнату и опустился в стоящее около камина кресло. — Здесь вы будете в безопасности, — произнес он, обращаясь к Анжелике. — Завтра утром я приду навестить вас. Она быстро обернулась. — Вы уходите? — в ее голосе проскользнули нотки страха и, как ему показалось, обиды. — Не сейчас, — мягко проговорил де Пейрак. — Но через некоторое время мне придется покинуть этот гостеприимный кров, чтобы вернуться в Ботрейи. Никто не должен связать ваше исчезновение со мной и обнаружить это убежище. Девушка вдруг горько усмехнулась. — Да, конечно, вам нужно вернуться как можно скорее, чтобы ваша жена ничего не заподозрила. Он удивленно приподнял бровь. — Почему вы так решили? Признаюсь, я даже не подумал об этом. — Странно, — Анжелика помрачневшим взглядом посмотрела на него. — После того, что мне сказала мадам де Пейрак на приеме, я склоняюсь к мысли, что ваши отношения намного ближе, чем вы хотите мне показать. Граф встал и приблизился к ней. — Послушайте, я не понимаю, что вы имеете в виду и о какой близости говорите. Наши с Франсуазой пути разошлись окончательно и бесповоротно уже давно. Увы, я не могу разорвать священные узы брака, связывающие нас с ней, но я могу поклясться, что наше супружество — не более, чем формальность, сделка, заключенная между нашими семьями. Думаю, мы сможем без труда договориться о раздельном проживании. — Вы говорите, что вас ничего не связывает, но вы лжете, — ответ девушки хлестнул его наотмашь, как удар хлыста. — Сегодня на приеме она сказала мне, что ждет ребенка. Пейрак застыл, как громом пораженный. — Этого не может быть, — наконец проговорил он после долгого молчания. — Уверен, что она солгала вам. — Зачем ей это? — запальчиво проговорила Анжелика, которая, казалось, находилась сейчас на грани истерики, что было неудивительно после всех волнений, которые ей пришлось сегодня пережить. — И разве беременность — это не обычная вещь в браке? — она едва сдерживала слезы. — Я сейчас так жалею, что попросила вас увезти меня из Сан-Манде! Эту глупую просьбу можно объяснить только моим отчаянием, желанием спастись во что бы то ни стало. Вы протянули мне руку помощи, были так заботливы, что я на мгновение забыла, какая бездна нас разделяет, и как нелепо было с моей стороны надеяться… — она изо всех сил зажмурилась, чтобы не заплакать. — На улице вас ждет карета. Лучше всего будет, если я сейчас вернусь обратно к сестре, а вы вернетесь домой к мадам де Пейрак и забудете меня и всю эту историю, в которую я вас невольно втянула. Жоффрей внимательно посмотрел на Анжелику. Так вот чем объяснялось ее непонятное поведение и недоверие, которое мелькнуло в глубине ее глаз, когда он обнял ее около дома прокурора. Она не верила ему, считая лгуном и обманщиком! Как все оказалось просто, а он уже было решил, что ее не влечёт к нему, что она не любит его… Каким же болваном он был! Жоффрей широко улыбнулся, ощутив буквально юношескую радость от осознания того, что Анжелика ревнует его, что он ей дорог. — Почему… почему вы улыбаетесь? — обиженно воскликнула она. — Вы считаете, что это смешно?! — Я вернусь домой только для того, чтобы объясниться с Франсуазой, — ответил граф, подходя к девушке. — Можете не сомневаться, что она выдумала эту нелепую байку, чтобы задеть ваши чувства, поскольку прекрасно осведомлена о моем отношении к вам, — девушка с удивлением взглянула на него, словно не веря собственным ушам. — Потом, если, конечно, вы этого захотите, я увезу вас так далеко, как только возможно, туда, где никто и никогда нас не найдет. Протянув вам, как вы сказали, руку помощи, я взял на себя ответственность за вас. И я клянусь, что, пока я жив, ни один волосок не упадет с вашей головы, — он осторожно отвел с ее лица выбившуюся из прически золотистую прядь. — Позвольте мне заботиться о вас… — он наклонился к ней так близко, что почувствовал тепло, исходящее от ее кожи. — Позвольте быть вашим защитником… Она коротко вздохнула, и он почувствовал, как ее напряжение начало потихоньку спадать. — Никого и никогда я не любил так, как вас, — тихо продолжал Жоффрей. — И если я вас потеряю, то моя жизнь навсегда утратит всякий смысл, — он привлек Анжелику к себе, коснувшись губами ее виска. — Вы же доверились мне в минуту смертельной опасности, доверьтесь и сейчас, когда опасность миновала. Бог никогда не отменяет того, что однажды решил, если даже нам и кажется, что происходит нечто противоположное****. Разве не сама Судьба свела нас, и разве не она сводит нас снова и снова? — Это только слова, — пробормотала она неуверенно, пытаясь избежать его настойчивого взгляда. — Что Бог сочетал, того человек да не разлучает. Рано или поздно нас настигнет кара небесная. Он приподнял подбородок девушки и заглянул в самую глубину ее глаз. — Если вы сейчас скажете, что не любите меня — что ж, я приму ваше решение и никогда не заговорю о своих чувствах вновь. Я останусь вашим другом, не претендуя ни на что и не принуждая вас идти против своей совести. Но если вы испытываете ко мне то же, что и я к вам, — он до боли сжал ее в объятиях, — то я буду бороться за нашу любовь, и меня не остановит не ханжеская мораль, ни насквозь фальшивые церковные догматы. — Не богохульствуйте, прошу вас, — еле слышно прошептала она, в то время как ее руки несмело коснулись плеч Жоффрея, заставляя его сердце учащенно забиться, но тут в коридоре раздались шаги, и Анжелика поспешно отпрянула от него. Мадам де Марильяк внесла в комнату поднос, на котором стоял большой кувшин, несколько бокалов и тарелка с крупно порезанными кусками сыра и ветчины. — Прошу простить меня за ожидание, я просто никого не хотела беспокоить, — извиняющимся тоном произнесла она. — Мои девушки уже спят, потому мне все пришлось делать самой. — Ваши девушки? — переспросила Анжелика. — Да, дочери милосердия, которые помогают мне в уходе за нуждающимися, — ответила хозяйка дома. — Они находятся здесь, под моей крышей, и мы живем, как одна большая семья. — Монастырь вне стен монастыря, — с улыбкой проговорил де Пейрак, забирая из рук старой дамы поднос и опуская его на небольшой столик. — Бог в душе каждого из нас — и в душе истовой монахини, и в душе презренного преступника. И не только в обители можно увидеть свет, но везде, где есть искра человеческого сострадания, — мадам де Марильяк перекрестилась. — Надо жить вместе в великом союзе и сердечности, любя друг друга в подражании союзу и жизни нашего Господа. — Аминь, — пробормотала Анжелика. — Дитя мое, — обратилась к ней хозяйка дома, — пейте, ешьте — вам нужно подкрепить ваши силы, а после я провожу вас в вашу комнату. Девушка уже было поднесла к губам наполненный горячим вином кубок, который протянул ей граф, но вдруг спросила: — Скажите, а милосердие подразумевает прощение? И можно ли помогать человеку, даже великому грешнику, если в душе ты осуждаешь его? Врачуя тело, не губите ли вы душу? — Не судите, да не судимы будете, ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить… Мы никогда не сумеем узнать до конца того, что сокрыто в душе другого человека. Человек не должен судить о всей жизни ближнего своего — праведник он или грешник, потому что может ошибиться во время своего суда и в силу своей греховной природы может не до конца и не точно понять ближнего, которого осуждает. Только один Господь, который без греха и которому известны тайные намерения любого человека, может с состраданием и нежностью подойти к человеческой душе и без ошибки оценить поступки людей, — старая дама подошла к девушке и ласково провела ладонью по ее щеке. — Мое призвание помогать людям, и я помогу вам по мере моих сил. — Милость превозносится над судом, — еле слышно проговорил де Пейрак, словно что-то решая для себя. — Простите меня, дамы, — неожиданно произнес он, — я должен сейчас вас покинуть, но мы обязательно увидимся завтра утром, — он склонился к руке Анжелики, а после расцеловал в обе щеки хозяйку дома. — Не провожайте меня, отдыхайте, — с этими словами он поспешно вышел из гостиной. Накидывая в прихожей на плечи плащ, Жоффрей вдруг услышал за спиной легкие шаги и, обернувшись, подхватил в свои объятия подбежавшую к нему Анжелику. ____________________ * Голиаф — огромный филистимлянский воин, потомок великанов-Рефаимов в Ветхом Завете. Молодой Давид, будущий царь Иудеи и Израиля, побеждает Голиафа в поединке с помощью пращи, а затем отрубает его голову. Победой Давида над Голиафом началось наступление израильских и иудейских войск, которые изгнали со своей земли филистимлян. ** наряду с Венсаном де Полем была соучредительницей конгрегации «Дочерей милосердия». Почитается как святая римско-католической церкви. *** старинный головной женский убор, в виде чепчика с двумя рожками впереди. **** подлинные слова Венсана де Поля.