Through a Mirror, Darkly

В тот раз я выбрала другую дорогу к своей артистической. Я никогда не ходила обходным путем, он был слишком темным и пугающим. Но я сейчас я любой ценой желала избежать встречи с Раулем, так как он снова, как и две недели назад, был полон решимости зажать меня в угол. И несмотря на страх перед темными переходами они казались мне меньшим из двух зол. Он не ожидал столкнуться со мной. Мы одновременно вышли из-за угла и оказались лицом к лицу. Лицом к черепу. Я отшатнулась, не столько шокированная его внешностью, описание которой я уже слышала бесчисленное множество раз, как просто удивленная от самого факта встречи с кем-либо в этом пустынном коридоре. — Боже! — выдохнул он и уже развернулся, чтобы скрыться в темноте, но я выкрикнула: — Ангел! — и он заколебался на какую-то долю секунды, которой мне хватило для того, чтобы схватить его за край плаща. Он наполовину развернулся, глядя на меня со злостью или… страхом? Он бы вырвал у меня плащ, но я вцепилась в него, как клещ. — Пожалуйста, Ангел, не уходи. На какое-то мгновение мне показалось, что он собирается оставить меня со своим плащом, но внезапно в конце коридора послышались шаги, и он снова заколебался. Я воспользовалась его заминкой и, взяв мужчину за руку, потащила за собой:  — Сюда, — и завела его в свою комнату. Быстро заперев за нами дверь, я обернулась к нему. Он стоял вполоборота, как будто желая сбежать, ни слова не говоря. Наблюдая за мной. И, напрягая зрение в плохо освещенной газовым рожком артистической, я наконец смогла рассмотреть своего благодетеля. Своего друга. Первым, что поразило меня, был его рост. Я не коротышка, но даже при том, как сильно он сейчас сутулился, мужчина возвышался надо мной более, чем на голову. Также он был необычайно худым, стройный — слишком мягкое слово для описания мужчины, чью руку я могла обхватить пальцами. Сейчас я прекрасно понимала, почему о нем думали, что он является скелетом. Что же касается его лица… «Воплощение уродства» — вот как описала его одна из хористок. Это было правдой. Его лицо было настолько уродливым, настолько выходящим за все рамки нормальности, что его невозможно было судить по человеческим меркам о красоте. Он был просто… моим Ангелом. Он стоял, не двигаясь, как будто скованный под моим взглядом. У меня не получалось разобрать выражение этих странных, горящих, золотых глаз. Надежда? И что-то сродни тоски. Но самой сильной эмоцией был ужас. Он окаменел от страха. Но почему? Неужели причина была во мне, в моей реакции? Это осознание дало мне решимость сдвинуться с места, подойти к нему и осторожно протянуть руку к его щеке. К его бледной, впалой щеке. Он напрягся, и я сглотнула образовавшийся в горле комок. Неужели ему так часто причиняли боль, что он только ее и ожидал от чужого прикосновения? Мягко, медленно, как будто я имела дело с раненым зверем, я провела кончиками пальцев по его коже. Он задрожал, закрывая глаза, и немного расслабился. Неуверенно он поднял руку и едва ощутимо прижал мою ладонь к своему несчастному лицу. — Кристина, — выдохнул он тихо, сломлено. Он дрожал так сильно, что я начала действительно беспокоиться. Как болело мое сердце! Другой рукой я откинула длинную прядь волос с его лба и прошептала: — Ангел, — я замолчала, а затем начала снова: — Ангел, как тебя зовут? Он обескураженно посмотрел на меня:  — Мое имя? — он повторил, — Эрик, мое имя Эрик. — Эрик, — выдохнула я. Медленно приблизив свое лицо к нему я прошептала: — Я люблю тебя, Эрик, — и, закрыв глаза, поцеловала его в губы. Они были прохладными и мягкими. Спустя мгновение его руки нежно обняли меня, и мы стояли так долгое время, восхищенные, цельные. А в следующее мгновение он притянул меня еще ближе и его губы мягко накрыли мои, а затем… О, Боже, он провел языком по моим губам, и я приоткрыла их, приглашая его внутрь. Еще, о, пожалуйста, еще! Его тело тело было единственной опорой, когда я, ослабевшая от желания, опустилась на колени, утягивая его за собой. Мои пальцы запутались в черных волосах, привлекая его еще ближе, побуждая продолжать. Осторожно уложив меня на пол, он немного отстранился, только чтобы спуститься поцелуями ниже. Теплое дыхание щекотало кожу, посылая толпы мурашек по всему телу. Я инстинктивно приподняла бедра, прижимаясь к его паху, а затем все мои мысли закончились. Очнулась я на диване в ярко освещенной комнате, совсем не такой, какой я ее запомнила. Я практически расплакалась от осознания, что это всё, возможно, было просто сном. Но потом я почувствовала его запах на себе, аромат сандалового дерева, мускуса и земли, его вкус на своих губах. Не сон, хвала Всевышнему, не сон. Я села, удивленная тем фактом, что полностью одета, что настолько сильные чувства мог вызвать всего лишь поцелуй. А уже спустя несколько минут я услышала тихий возглас: — Ты уже встала! — кажется, его голос прозвучал слегка разочарованно. Я подняла голову и улыбнулась:  — Привет, Эрик. — Извини меня. Я надеялся вернуться до твоего пробуждения. Мне нужно было… просто забудь. Как ты себя чувствуешь? — Со мной все хорошо, Эрик. А ты? — О, вполне неплохо, — ответил он неуверенно. — Присоединишься ко мне? — Присоединюсь к тебе? — Да, я так надеялась, что ты все еще будешь здесь, когда я очнусь, — я отодвинулась и похлопала место рядом с собой на диване. — Пожалуйста, посиди со мной. Молчание, а затем:  — Очень хорошо, — и я с изумлением увидела, как огромное зеркало отъехало в сторону и Эрик шагнул внутрь. К моему разочарованию на нем была маска, закрывающая все лицо. Он просто ступил в комнату и застыл у зеркала, не решаясь подойти ближе. — Пожалуйста, Эрик. Тебе не нужна маска. Снимешь ее? — Пожалуйста, не стоит просить меня об этом. — Но ты же показываешь свое лицо посторонним в Опере, — мягко напомнила ему. — Почему я не могу снова увидеть его? — Это другое, — пробормотал он неловко, — они видят Призрака, а не Эрика. Я вздохнула:  — Я понимаю, — и это действительно было так. Я и сама носила костюмы на сцене, в которых никогда не вышла бы на улицу. Потому что там смотрели бы не на египтянку-рабыню, а именно на меня, Кристину. — Посиди со мной, — снова повторила, и наконец он подчинился. Эрик был натянут, как стрела, и ему явно было неловко. Жалел ли он о произошедшем? Я ненавидела напряжение, возникшее между нами, и, стараясь преодолеть его, я спросила:  — Я уже рассказывала тебе о последней неудаче Карлотты? — Нет, еще нет, — и он склонил голову набок в знак внимания. И я рассказала ему все об этом маленьком происшествии: ее визг («Да, мы услышали бы его даже на Небесах») и ее возмущенный вид. «Она выглядела так забавно, и я не знаю, как нам удалось сдержать смех, — я хихикнула — думаю, она могла просто взорваться от ярости!» Эрик тоже засмеялся, и этот теплый, волнующий звук напомнил мне о том, как соприкасались наши губы в чувственно поцелуе. — Легко могу себе представить! — о, Боже, он что, читает мои мысли? Покраснев, я опустила взгляд на свои сложенные на коленях руки. Но тут он продолжил:  — Униженная перед теми, кого она считает пылью под своими ногами. Слава Богу, он все же не читает мысли:  — Конечно, она сказала, что это Призрак схватил ее. Это был Призрак, Эрик? Он засмеялся, заставляя меня снова затрепетать:  — Нет, нет. Если кто-то и схватил ее, то точно не я. Он вздохнул, а я внезапно кое-что осознала:  — Наверное, это тяжело, когда тебя винят в каждом незначительном происшествии. Он снова засмеялся и хитро проговорил:   — Ну, не все незначительные происшествия не являются моей виной. Должен признать, первые пару лет я наслаждался мелкими проделками, но сейчас… — он тяжело вздохнул. — Как давно ты живешь здесь, Эрик? — Я всегда был здесь, — ответил он, глядя как будто сквозь меня. — Когда были подняты первые занавеси и впервые осветилась сцена, я уже был здесь, — Эрик еще раз вздохнул, — я живу здесь уже более десяти лет. Его слова поразили меня. Было сложно судить по его лицу, но: — Ты ведь не молод, Эрик? — мягко спросила, уже зная об ответе. Он отвел взгляд, но промолчал. Я протянула руку к его плечу, но он уже поднялся. — Давай споем, Кристина! — и он помог мне подняться. А затем без предупреждения начал дуэт из Отелло, и я не знаю, как я смогу снова стать его ученицей, когда этот ангельский голос сводил меня с ума от желания. А когда пришла очередь Дездемоны, я пела с подлинной страстью и осознанием, которые никогда не испытывала раньше. До сегодняшнего дня я совершенно не могла понять того сумасшедшего чувства любви, которое подтолкнуло Отелло к убийству любимой. Думала ли я тогда, что Эрик, такой холодный и скованный, не отвечал на мои чувства? Сейчас я знаю это наверняка. Его любовь ко мне, изливавшаяся в каждой ноте песни мстительного Мавра, была такой же всепоглощающей, чистой и страстной, как и моя. И в какой-то момент я почувствовала жалость к идиоту, который захотел бы встать между нами. Наконец, дует закончился, и мы молча стояли лицом к лицу. А я вдруг испытала какую-то извращенную радость от того, что на нем была маска, потому что вид его рта, его губ, недавно целовавших меня, стали бы моей кончиной. Теперь занятия превратятся для меня в настоящую пытку, так как каждый раз, когда я слышу его, мне хочется сорвать одежду и броситься на него. Не слишком хорошо для концентрации. Кажется, его мысли шли параллельно с моими, потому что он тяжело вздохнул, а потом задумчиво пробормотал: — Это звучало так, как и должно звучать, — он выпрямился и пояснил: — ты научилась всему, чему я мог научить тебя, — а затем добавил: — теперь ты можешь подарить человеческим существам немного божественной музыки. — Значит, занятий больше не будет? — спросила я с грустью. — Нет, во всяком случае, не такие. Но тебе все еще необходимо тренироваться, и тебе придется разучить много новых ролей. Так что, боюсь, ты по-прежнему нуждаешься в своем учителе. Я улыбнулась, беря его за руку:  — Я рада, мне бы не хотелось, чтобы… Меня прервал громкий стук в дверь. И проклятье, проклятье, проклятье — Рауль звал меня с другой стороны: — Кристина! Кристина! Я знаю, что ты там с ним! Открой дверь! — О, Боже, — прошептала, в ужасе глядя на Эрика, — если он продолжит, то скоро выломает дверь! — Пойдем, — проговорил Эрик, сжимая мою руку и подводя к зеркалу, — оно отъехало в сторону, но стоило нам войти внутрь, как проход снова закрылся. А в следующее мгновение дверь в артистическую поддалась, и Рауль вломился в комнату. Эрик притянул меня ближе. — Все хорошо, — прошептал он в мои волосы, — стекло толстое и очень прочное, а он никогда не обнаружит рычаг. Мы в безопасности. — О, Боже, Эрик, — я беззвучно расплакалась в его рубашку. — Мы в безопасности, — повторил мужчина, мягко гладя мои волосы, — мы в безопасности. Пойдем со мной.