Призрак

      Черноволосый едва вздрагивает плечами, сквозь оцепенение услышав свое имя. Вздрагивает и снова опускает голову, протягивая вперед продрогшую руку со сжатой в ней листовкой. Полшага назад, чтобы не мешать прохожим. Полвдоха глубже, чтобы ощутить этот промозглый холод, не окутывающий его рождественским весельем. Худые черные ботинки не спасают от мокрого снега. Шум толпы не спасает от собственных навязчивых мыслей. Мамаши с укутанными в шубы детьми и полными вкусных покупок пакетами празднично суетятся. Запах свежей горячей выпечки подкашивает ослабевшие колени. Тяжелые, белые хлопья не застилают перед его взглядом сверкающие окна уютной пекарни напротив. А тонкий звон колокольчика на ее двери притягивает внимание, и бездомный мальчишка виновато поднимает взгляд, будто боится быть замеченным из тени. Будто боится коснуться хрупкого счастья, увешанного сотнями маленьких рождественских колокольчиков. Чужого счастья.       Высокий, черный силуэт лишь сильнее затягивает удавку на его шее.       Веришь ли ты в призраков, Криденс?       Мальчишка вздрагивает и делает еще шаг назад, уже ощущая холодную стену лопатками и затылком. Пожелтевшая бумага разлетается по заснеженной мостовой из обледенелых и ослабевших вдруг пальцев. Легкие сковал какой-то подсознательный ужас, и мальчик не может ни вдохнуть, ни отвести взгляд. Мужчина смотрит на него через плечо, не отрываясь. Разворачивается так медленно, что Криденс не видит ничего, кроме этих черных, как ночь, глаз. Через всю улицу. Через всю его никчемную жизнь.