Менестрель

Русалка зовет, ее голос звучит так сладко: «Незвана, — стыдит, — так не вейся, не путай брата, за ним не ходи, не протягивай белы руки, всё это наведенная ворожба. Сестрица, ужель свои не узнала чары? Послушай меня, ты высохла, одичала, как сеть вяжут волосы и причиняют муки, чуть прикоснется к пене морской стопа. Не бойся, сестрица, зайди по колено в воду. Пассатом всегда сменяется непогода, никто океанской деве не смог перечить, смело по скользкой мели ступай ко мне». Русалка влечет, ракушковым водит гребнем: «Хотела увидеть желанного на коленях? Не наш он, не донный, глубинных не чтит наречий, вот и почило слово в твоей волне. Отдай его, милая, соли, ветрам и суше, ничто твои помыслы более не нарушит, иди же ко мне, возвращайся в родные рифы, полно скитаться вдали от парной воды. Пускай озорной прилив расплетает косы, стихи до рассвета звездная шепчет россыпь... Хотя про русалок правду глаголят мифы, я обещаю: не будет тебе беды». Русалка поет, едва не касаясь сердца: «Отвыкнешь пускай огнем человечьим греться, чем дальше от мира, тем меньше цена несчастий. Хочешь ли ты кому-нибудь отдарить?» Русалка смеётся, выслушав: «Много ль надо? Одна ему грезится спутницей и усладой, такая любовь — сильнейшее из проклятий, ибо по воле носят ее внутри. Добро, всё едино, будет ему удача (привычки порой для людей слишком много значат), пусть любит, язвит, превращается в человека, если сумеет справиться сам с собой». Русалка плывет, к ледяной прижимает коже: «Никто твой покой не осмелится потревожить, пусть бриз и шторма заполняют пустые венки, просто дыши и в сердце впускай прибой».