Часть 1
21 декабря 2016 г. в 20:14
Эйвон Ларак воровато оглянулся и прыжками преодолел лужу, текущую из-под хлева. Затем отдышался, поглаживая стонущую поясницу, поморщился, достал из кармана надушенный платок, прижал его к носу, страдальчески вздохнул, взял прислоненные к стене хозяйские вилы и постучал ими по дверце люка, ведущего на сеновал на втором этаже.
- Дикон, уже утро, нам пора собираться! - воскликнул он гневным шепотом.
Наверху зашуршали, послышалось сдавленное девичье хихиканье и басок племянника:
- Ну, еще разок, милая, на прощание! - и потом уже не таким игривым голосом: - Еще минутку, дядюшка, время терпит.
Время, возможно, и терпело, но вот слабые нервы графа Ларака - нет! Он стоял, судорожно вцепившись в вилы, и алел ушами, пока с сеновала доносились сладострастные ахи и охи. Запертые в хлеву куры тоже, видимо, не были в восторге от такого соседства, потому что принялись квохтать с удвоенной силой. Петух так вообще выбрался наружу через щель над дверью и теперь расхаживал мимо графа с недовольным видом. Наконец все стихло, а спустя пару минут по приставленной к люку лестнице стал споро спускаться Дикон, держа подмышкой сапоги и рубаху.
Когда юноша уже был на земле, сверху на него упал и колет. Дикон поймал его, и пустил воздушный поцелуй полуодетой эрэа, показавшейся на мгновение в окошке люка.
- Создателем клянусь, все полгода вспоминать тебя буду, милая! - крикнул он, но в ответ дождался лишь того же сдавленного хихиканья и довольно фамильярного пожелания счастливого пути. - О, дядя, что же со мною делают такие синеглазые... - уже тише воскликнул Дикон, приобнимая своего опекуна за плечи.
- Мы в сутках езды от столицы, Ричард, - в очередной раз принялся совестить племянника пожилой граф. - Как вы можете... это же просто вопиющее... вопиющее... - он не нашел слов, - вы же человек чести, Ричард!
- Вот уж не думал, что эту самую честь можно про... хм... любить буквально, - отмахнулся юноша, натягивая рубашку. - Она же такая, такая, - и он очертил в воздухе силуэт песочных часов, - словом, перед грядущим воздержанием, дядя, от таких подарков судьбы не отказываются!
От подарков судьбы Дикон не отказывался на протяжении всего трехнедельного путешествия до столицы - благо, эти подарочки находились на каждом постоялом дворе. Граф Ларак уже было решил становиться на ночь лагерем в придорожных лесах, но осуществить это помешала его же поясница.
По большому счету, они, конечно же, сами были виноваты в своих бедах: после смерти Эгмонта Окделла и крушения всех возложенных на него надежд кузина Мирабелла так погрузилась в горе, что абсолютно не интересовалась своими детьми, а Эйвон с Аурелией были слишком заняты денежными вопросами, чтобы заменить ее в этом.
В итоге воспитанием герцога и его сестер занимались все, кому было не лень: их старая нянька-абвениатка, пьяница-конюх, две живущие в гайифском грехе компаньонки Мирабеллы, отец Маттео, с трудом говорящий на талиг, и, конечно же, самый страшный человек, когда-либо переступавший порог Надорского замка - капитан Рут. Его привез с собой из Торки прежний герцог, вроде бы во время службы на севере тот зарекомендовал себя как верный помощник и умелый военный. Поговаривали, что Эгмонт вытащил его из долговой ямы, куда Рут попал, когда проигрался в карты. Другие утверждали, что капитана поймали на краже с полевой кухни двух штофов касеры и мешка крупы, а так же совращении дочери какого-то горожанина. Впоследствии граф Ларак слышал немало сплетен, где фигурировали яма, карты, горожанин и касера, но логические связи между ними всегда были разные. Одно можно было утверждать точно - в осиротевшем Надорском замке мот, пьяница и вор закрепился прочно и чувствовал себя вольготно.
Нет, к чести этого человека, обязанности свои он выполнял безупречно. Но в остальном - пирушки и дуэли следовали одна за одной, сменяя друг друга, карточные игры вошли в привычку, для девиц легкого поведения в замке была выделена отдельная комната... Жизнь благопристойного семейства превратилась в Закат! Но дети отчего-то были счастливы. В особенности - лишившийся отца Ричард.
И конечно же, такое общество самым пагубным образом сказалось на его воспитании.
Эйвон очень надеялся, что Август Штанцлер ничего не заметит или, по крайней мере, заметит не сразу. Да и Дикон на удивление вел себя прилично.
- Мне очень приятно познакомиться с другом отца, - вполне искренне сказал он, на минутку отвлекшись от куриной ножки, которую обгладывал. - Я слышал о вас много хорошего.
Дальше стало хуже - Дикон, ничтоже сумняшеся, принялся выяснять у кансильера, где в столице можно провести время в хорошей компании, тот отвечал, как показалось Эйвону, даже с охотой.
- Но позвольте, разве у вас будет время нанести все эти визиты? - спохватился кансильер.
- О, - Ричард многообещающе улыбнулся, - я собираюсь надолго задержаться в столице, чтобы послужить на благо... Великой Талигойи.
- Мужайтесь, Ричард, вас ждет пора испытаний! - воодушевленно воскликнул кансильер.
Граф Ларак имел все основания полагать, что пора тяжелых испытаний ждет не Дикона, а Олларию.
Капитан Арамона страдал. Сказать по правде, он страдал, не просыхая, уже недели две, но сегодня утром - особенно, потому что живительный эликсир, дающий отдохновение от страданий, самым паршивым образом закончился. Конечно же, за добавкой в город был послан слуга, но вернуться он должен был не раньше обеда, так что в ближайшие пару часов избавление от похмелья несчастному капитану не светило.
В дверь постучали, Арамона схватился за виски и хрипло пробасил:
-Заходите!
На пороге появился унар Ричард. Он, не спрашивая разрешения, прошел к столу и уселся напротив.
- Вот, - сказал он, вынув из-за пазухи небольшую фляжку, - от сердца отрываю.
Арамона принюхался, глотнул, одобрительно крякнул.
- Я вас за это, унар Ричард, домой отправлю без права восстановления.
Тот испугался мало, только плутовски ухмыльнулся.
- Я тогда вам рецепт не скажу. И схему простого перегоночного куба не нарисую. Так и будете, болезный, слуг в столицу гонять, а скоро зима, дороги заметет.
Валентин Придд тихо крался по темному коридору, сегодня на очереди у него было восточное крыло бывшего аббатства. Юноша предвкушал, как пройдет по старинным пустынным залам, простучит стены на предмет тайников и потайных ходов... Поместье Лаик оказалось просто замечательным местом, полном тайн и опасностей.
В конце коридора кто-то завыл грустную песню на неизвестном языке.
Валентин воодушевленно двинулся вперед. Возможно, именно сегодня ему повезет, и он сумеет застать одного из призраков Лаик. Юстин говорил, чего только тут не водится.
Результат его разочаровал.
- Вы почему здесь поете? - немного обескураженно спросил Валентин у унара Ричарда.
Тот сидел на подоконнике, свесив ноги наружу, рядом блестела в лунном свете связка отмычек. Услышав вопрос, он оглянулся, пожал плечами и постучал рядом с собой, приглашая сесть.
- Тоскливо мне, - вздохнул он, выпустив облачко пара. - Тесно. Скучно. Домой хочется.
- А по мне - очень интересное место, - не согласился Валентин.
- Значит дома у тебя еще хуже, - мрачно ответил надорский герцог. - Как закончится это все, приезжай ко мне, я тебе покажу, что такое интересное место.
- Посмотрим, - уклончиво ответил юноша и поспешил перевести тему: - А на каком языке вы пели?
- Да так, наш, местный. Говорю же, скучаю я.
Молодые люди сидели на подоконнике, вспоминая каждый свое, а по коридорам Лаик никем не замеченные летали призраки. Да и кому они теперь были нужны?
- Я, Ричард Окделл, бла-бла, бла-бла, бла-бла, обещаю служить, бла-бла, бла-бла, бла-бла, бой моего эра - мой бой, бла-бла, бла-бла, а если нарушу, то бла и бла-бла.
Дикону, положа руку на сердце, вовсе не хотелось идти в оруженосцы, за прошедшие полгода жизнь вне дома его порядком достала. Он любил быть сам себе хозяином и жить в окружении любящих его людей, теперь же воссоединение с семьей откладывалось на неопределенный срок. Но... Первый Маршал же, такое сокровище на дороге не валяется. Да и насолить заклятому другу Эстебану было более чем приятно.
"Все беды наши от непомерной гордыни нашей", - процитировал Дикон отца Маттео, грустно косясь на галерею, где сидел заметно сбледнувший кансильер.
Впрочем, пробивающийся сквозь приторный запах морисских благовоний нежно любимый сивушный аромат внушал некоторую надежду.