underdog

День первый. На расстоянии вытянутой руки.

После обеда дождь усиливается. Его монотонные капли разбивают тоску и апатию на сотни маленьких кусочков, которые спустя время сливаются в единое целое и лишь сильнее давят на сознание. Темно-синий зонт в его правой руке ощущается приятным весом, будто жизненно необходимый баланс для существования Пак Чанёля, его личный защитник от дождя и, если слегка наклонить вперед, вспышек камер. Репортеры. Стоит только Чанёлю сделать несколько шагов от двери, а зонту привычно тихо щелкнуть, резко раскрываясь, как еще минуту назад почти незаметные люди в дождевиках и с зонтиками в руках тут же начинают шевелиться, выползая из своих теплых машин, чтобы не упустить ни одного кадра. Их объективы должны быть готовы в любой момент. Особенно когда Чанёль наконец замечает парня, стоящего перед его невысокой калиткой. На нем спортивный костюм, совершенно не спасающий от непогоды, темная спортивная сумка наперевес, а еще влажные, чуть вьющиеся волосы и будто бы грустные, опущенные вниз уголки глаз. Он, не стесняясь или же совершенно не задумываясь о последствиях, открывает калитку и входит на территорию паковского дома, отчего Чанёль боится предположить, кем может оказаться незваный и абсолютно незнакомый ему гость: будь он репортером, и шагу бы ближе не ступил, побоявшись получить повестку о судебном разбирательстве. Парень же с сумкой и опущенными вниз плечами, напротив, слишком уверенно шагает вперед. Его шаги звучные и в то же время чуть приглушенные из-за дождя, а движения плавные и аккуратные. Краем глаза Чанёль может видеть, как всё сильнее оживляются журналисты, и готов поклясться, что в собственной голове уже назойливо щелкают затворы камер. Хотя он не может их слышать с этого расстояния. Незнакомец тем временем подходит настолько близко, что между ними остается не больше тридцати сантиметров. Слишком мало для личного пространства, но достаточно для того, чтобы оставшиеся позади репортеры не смогли ничего услышать, строя не самые правдивые догадки. По лицу парня, тонкими струйками огибая губы, стекают капли воды, капая с кончиков волос и носа. Сам незнакомец выглядит одновременно и слишком уставшим, и довольно уверенным для того, чтобы достать из сумки пистолет и пристрелить Чанёля не задумываясь. В какой-то момент в голове мелькает отчаянная мысль, что именно потому все здесь и собрались, а не из-за его опрометчивых фраз, которые всколыхнули новый скандал и подняли его имя на первые строчки всех поисковых запросов. — Что ты делаешь? У меня из-за тебя могут быть проблемы. — То есть теперь Пак Чанёль думает о своей подпорченной репутации? — губы незнакомца чуть розоватые, с заметными трещинками и презрением в самых уголках. — Неужели стыдно стало? — Кто ты такой, чтобы судить о моих поступках? — Я твой будущий парень, Бён Бэкхён, — незнакомец хмыкает и проводит пятерней по волосам, откидывая мешающую челку, а после хватается влажной ладонью за его запястье и, не позволяя отодвинуться, тянет руку на себя, чтобы полностью расположиться под довольно большим зонтом Пака. — Будь уверен, мне это тоже не нравится. Но твое агентство сегодня перечислило деньги на мой счет, и вот я здесь. Так что… веди себя правильно. Бэкхён отталкивает Пака с дороги, но делает это довольно аккуратно, чтобы никто не заметил ничего лишнего. Сам же Бён не мог не заметить напряжение, давящее на широкие плечи Чанёля, его нечитаемый агрессивный взгляд и крепко сжатую ладонь на ручке зонтика. Парень хмыкает, проходит к двери и абсолютно спокойно вводит код, слыша будто радостное пиликанье замка и чувствуя спиной прожигающий взгляд владельца дома. Чанёль злится, но уверен: случайно узнать пароль невозможно, его мог дать только менеджер. И это делает слова Бэкхёна чуточку правдивее, хотя верить ему совершенно не хочется. Пак бросает взгляд в сторону журналистов и, прикинув, что встречу с продюсером Хваном можно и отложить, без особого желания возвращается в дом, чтобы до конца прояснить вырисовывающуюся ситуацию. — Хочешь сказать, что ты будешь играть моего парня на публике? — говорит Чанёль, не боясь быть услышанным, после хлопка входной двери. — Да, только под вспышками камер. Никакого интима и никакого романтического взаимодействия между нами, как только закрывается входная дверь твоего дома. Чанёль предполагает, что Бэкхён не из стеснительных или считающихся с общественными нормами поведения: сумка парня уже раскрыта, а сам он ощупывает свои мокрые вещи. Пак не знал, сколько он простоял перед его домом, но уверен, что осенний дождь без проблем может привести к простуде. И уже сейчас мысль о возможной необходимости в будущем лечить самоуверенного коротышку заставляет нервно передернуть плечами. — А если я сейчас выставлю тебя за дверь? — Не можешь, — спокойно отрицает Бён, отвлекаясь и наконец оборачиваясь в сторону Пака. — Давай рассуждать? После твоего бурного заявления к тебе приходит парень. Сам открывает дверь, будто уже был в твоем доме, да и ранее находился в опасной интимной близости. Незнакомец бы не рискнул подойти слишком близко. Неэтично. А вот теперь представь, как этого самого парня ты выставляешь на улицу, где всё еще дежурят журналисты, и он кричит твое имя, умоляя его простить. А я обязательно буду кричать, — делает акцент Бэкхён, подходя ближе. — Так вот… Что тогда они напишут в своих занимательных статейках о тебе? Всё станет только хуже, верно? Чанёль слышит, как скрипнули его зубы. Да, в один из дней популярный певец и актер стал еще популярнее, признавшись в своей ориентации. Чанёль не хотел этого: на интервью его провоцировали, заставляли вспылить, и вот, он сделал это, выложив подробности интимной жизни, ранее ко всему прочему доведенный до белого каления своим парнем. На тот момент уже, к сожалению, бывшим парнем. В агентстве после его заявления разразился полнейший хаос, пока привычный мир вокруг Чанёля трещал по швам. Хейтеры с их злостными комментариями и перекрывающими всё дизлайками шли волнами на оставшихся с ним преданных фанатов, пытающихся отстоять его доброе имя. Все они кричали и держались лишь за собственное мнение, пока Чанёль напивался до невменяемого состояния и не знал, как жить дальше без любимого человека, который бросил его накануне заявления и по-прежнему не отвечал на звонки. Пак Чанёль никогда не отличался выдержкой, но был уверен, что никогда так постыдно и опрометчиво не поступит. Но вот он здесь: известный на всю страну бывший завидный жених и теперешний открытый гей-одиночка, а там, за пределами его дома — люди, которые хотят узнать подробности его личной жизни, посмотреть на грязное гейское белье и узнать больше о его парне. И всё потому, что на самом деле его рейтинг не упал ниже плинтуса, как он уже успел себе нафантазировать за дни затворничества: фанатов у него почему-то стало даже больше, и все они, как один, хотели познакомиться с тем человеком, что украл сердце их кумира. С человеком, которого к этому моменту он успел лишиться после двух лет отношений. Видимо, до сегодняшнего дня, когда агентство, кажется, решило подложить ему свинью в виде невысокого парня с аккуратными чертами лица. И Чанёлю стоило быть полнейшим идиотом, чтобы сразу не понять, как директор расценил их недавний разговор о реальном отсутствии «второй половинки». — Хорошо, — выдавливает Пак сквозь зубы, глядя прямо в глаза парню напротив. — Ты можешь остаться. — Мне нужен горячий душ, — Бэкхён демонстративно скидывает влажную толстовку на пол, оставаясь стоять в светлой футболке и устраивая руки на бока. — Я не хочу заболеть, но у меня почти не осталось сухих вещей. Чанёль глубоко вздыхает, умоляя себя успокоиться хотя бы на время, и приносит Бёну собственную толстовку и штаны. Пак не заботится о том, подойдут ли они парню, сейчас его больше заботит то, как в ближайшее время от него избавиться, чтобы общественность не задавала лишних вопросов. Бэкхён в свою очередь спрашивает, где ванная. И Чанёль почему-то цепляется взглядом за проглядывающие сквозь влажную ткань темные круги сосков и покрытые гусиной кожей руки, а после как-то неопределенно машет в сторону, заставляя парня скептически выгнуть бровь, чтобы через мгновение удалиться на поиски, предполагая, что Пак просто не в себе от стресса первой встречи. В конце концов, Бэкхён прекрасно знает, что буря вокруг Пак Чанёля еще не утихла. Именно поэтому агентство нашло его, Бён Бэкхёна, и предложило баснословную сумму, которую они смогут окупить в два счета, если сейчас сыграют на ориентации Чанёля и его глупостях правильно. И Бэкхёну с какой-то стороны совсем чуть-чуть было его жаль: никто ведь не виноват, что он родился идиотом, не умеющим держать язык за зубами. Чанёль прекращает пялиться в одну точку со сведенными к переносице бровями, только когда Бён уходит, громко топая по лестнице. Пак Чанёль не может побороть в себе злость, в которой Бэкхён в действительности не был виноват. Наемных убийц не осуждают, ведь они — лишь инструмент для достижения чужих желаний. Во всем виноваты заказчики. Парень медленно приходит в себя, выдыхает и вытаскивает из штанов телефон, тут же набирая менеджера. Он идет на кухню и, слушая монотонные гудки, открывает холодильник, чтобы достать апельсиновый сок. Взгляд цепляется за алкоголь, но менеджер удачно поднимает трубку, и Пак по инерции закрывает холодильник раньше мелькнувшей мысли о том, что сейчас ему нужен вовсе не сок. В компании ему не разрешают пить, когда есть расписание. Выпить — означает повысить вероятность попадания в неприятности, а подобное сейчас — роскошь. Нужно вести себя как можно незаметнее. — Требую объяснений, — хрипит Пак, как только доносится дежурное «слушаю» от менеджера Кима. — Бэкхён уже приехал? — то ли насмешка, то ли настоящее любопытство, на которое всё равно хочется ответить сарказмом, но Чанёль вовремя прикусывает язык, не до этого сейчас. — А он действительно ответственный. — Мне плевать. Забирайте его с потрохами и куда подальше. Мне не нужны эти проблемы. — Еще как нужны, — подтверждает Ким. — Или ты лично хочешь ему неустойку заплатить? И в одиночку справляться со СМИ? Потому что в противном случае компания умывает руки. — Вы там совсем с ума сошли? — А что, только тебе херней страдать? — отвечает менеджер, не скрывая раздражения. — Послушай, этот парень действительно способный. Он хоть и никому не известный, но актер. Его навыки довольно хороши, просто доверься ему… — Так мне еще и слушать эту заносчивую дрянь, получившую деньги и известность засчет отношений со мной? — Ты перегибаешь, Пак Чанёль. Не забывай, что проблему создал ты. Неужели не можешь хоть чуточку пожертвовать собой? — менеджер как-то тяжело вздыхает и на мгновение замолкает, возможно, чтобы перевести дыхание. — Этот парень — твой последний шанс утолить интерес общественности. Будь ему благодарен, потому что на роль твоего парня претендентов больше нет. Ко всему прочему, он рискует остаться без работы в дальнейшем. Знаешь ли, у него нет толпы фанатов, которая примет его в любом агрегатном состоянии, так что прекрати делать глупости и живи долго и счастливо с Бён Бэкхёном. Менеджер впервые за всё время работы с Паком сбрасывает первым во время разговора, заставляя Чанёля тупо пялиться на телефон и бороться с желанием разбить его к чертям. — Я, мать вашу, еще и должен быть благодарен за такой подарочек под дверью?! — Чанёль хлопает по столу, запуская руку в волосы и взлохмачивая их. Осталось только лбом приложиться. — Договорил? — Бэкхён с влажным полотенцем на голове оказывается в дверях почти бесшумно, и Чанёлю кажется, что он слышал гораздо больше, чем должен был. — Выпить есть?

—

Полупустая банка пива приземляется на стол. Чанёль не сразу, но всё же замечает, что Бэкхён молча, чуть отводя взгляд в сторону, допивает уже третью. Ему хочется спросить, что беспокоит парня, потому что для него не остается незамеченным, как он напряжен в данный момент и сейчас пьет, кажется, лишь для того, чтобы решиться на что-то. Давящая тишина пугает. Холодное пиво в оледенелых руках не спасает, а за окном надвигаются сумерки и с новой силой разрастается дождь, пробирающийся в тело липкой дрожью. В такую погоду хорош суп с клецками и соджу, но Чанёль не в состоянии идти куда-то, чтобы выпить, да и Бэкхён отвергает любое предложение показаться вместе на публике. По его словам, еще не время. — У тебя есть что сказать? — А что, чувствуешь неловкость? — Бэкхён облизывает краешек банки, собирая сбегающие вниз капли, и сминает её в руках, чтобы после откинуть в сторону и сменить на новую. Чанёль молчит, ожидая, что ответ на вопрос всё же последует, и Бён это понимает. — Через пару дней у нас интервью о нашей с тобой жизни, отношениях и обо всем таком. — Так быстро? — Это единственное, что тебя интересует? — парень усмехается. — У нас нет времени на нежности, потому нам необходимо обдумать стратегию. Как ты думаешь, что первым делом у нас будут спрашивать? Вопрос был скорее риторическим, но, кажется, Бэкхён всё равно ждал на него ответа. Как учитель, задающий каждый раз один и тот же вопрос и при этом знающий, что все в классе на него ответят, но упорно ожидающий ответа. — Как мы познакомились и что любим, — выдыхает Пак, понимая, что на таких простых вопросах для тех, кто состоит в отношениях, им, фактически незнакомцам, попасться проще всего. Конечно же, Ёль может прикинуться идиотом и, в конечном итоге, сбросить всё на Бэкхёна, мило улыбаясь и кивая головой, когда потребуется, но что, если Бён скажет что-то противоположное тому, что известно его фанатам, даже если будет заготовлен текст с подробной биографией Пака? Тогда ложь быстро раскроют и поднимут скандал похлеще того, что есть. Даже думать об этом страшно. — В точку, — Бэкхён щелкает пальцами, ерзая пятой точкой на стуле. — Таких вопросов может и не быть, но мы сами должны себя раскрыть, разложить всё по полочкам и сделать это как можно естественнее. Компания и пиар-отдел дали добро. — Ощущение, будто ты сталкивался с подобным. Бэкхён на эту фразу почему-то реагирует резко. Его глаза наполняются чем-то колючим, вперемешку с отчаянием и страхом и впервые заглядывают в глубину глаз Чанёля, чтобы заставить его замолчать. Его взгляд заставляет Пака жалеть о собственном безрассудстве и дать себе ненадежное обещание больше не заходить на территорию опасных вопросов, ведь он ничего об этом парне не знает. И если их отношения — всего лишь сделка, то всё, что происходит за её пределами, не должно касаться второго. — Легенда такова. Мы познакомились прошлой зимой на пляже, — начинает Бэкхён, открывая пиво и продолжая вести себя как ни в чем не бывало. Чанёлю такие скачкообразные изменения в настроениях кажутся странными. — У тебя были съемки в сентябре две тысячи шестнадцатого для промоушена фильма, а я приезжал к родителям погостить. Нам не с кем было выпить, а после мы вместе ждали последний автобус и немного поговорили, но на этом всё, — речь Бэкхёна спокойная и размеренная, но отчего-то его щеки покраснели, будто он признавался в чем-то сокровенном. — Если хочешь, можешь выбрать место и действия. — Церемония награждения в Пусане. — Я никогда не был на награждениях, идиот, — Бэкхён закатывает глаза, а Чанёль прикусывает губу: фантазер из него, по всей видимости, хреновый. — Я никому не известный актер мюзиклов и второстепенных ролей. — Тогда что-нибудь попроще? — делает вторую попытку Пак. — Кино? — Окей, подойдет. Только для интервью выбери не слишком сопливый фильм. — Что тебе нравится? Назови три вещи, — от слов Чанёля в уголках губ Бэкхёна селится улыбка. Достаточно открытая и яркая, чтобы Чанёль успел её заметить до того, как парень снова берет себя в руки. Чанёлю кажется, что он сам входит в раж, а эта полуулыбка — своеобразное одобрение со стороны его «купленного» парня. Кажется, они достаточно выпили, чтобы имитировать дружеские отношения. — Мне нравятся мандарины, теплая постель и музыка в стиле фанк. — Моя очередь, — Чанёль кивает головой, надеясь, что не забудет подобные мелочи в нужный момент, — уличная еда, вечерние прогулки и пляж на рассвете. — Звучит романтично, но… — Мы слишком разные, — стонет Чанёль, заканчивая фразу вместо Бэкхёна. — Ты будто создан для того, чтобы быть запертым дома. — А тебе лишь смахивать на бездомного. Ты точно популярен, нет? На губах Бэкхёна вновь расцветает неприкрытая улыбка, и Чанёль подхватывает её, будто уже считает Бэкхёна другом по-настоящему. Ему даже немного кажется, что улыбаться заразно, что сам Бэкхён весь какой-то… заразный. Они сидят так еще какое-то время. У Бэкхёна не закрывается рот: его слишком много и поначалу Чанёль просто не успевает за его мыслями, не успевает ловить его обрывистые фразы и редкие смешки в сторону паковской тормознутости. Они не сходятся во мнениях и спорят до тех пор, пока Бэкхён шумно не выдыхает, делая несколько больших глотков из банки, чтобы успокоиться, потому что Пак совершенно невозможен в своем упрямстве. Чанёль смотрит на то, как висят на парне его вещи, которые даже визуально больше на пару размеров, глубоко в душе умиляясь тому, что Бэкхён фактически бездумно напялил на себя чужую одежду, но выглядит в ней вполне неплохо. В то время как его настоящий парень никогда не разрешал себе подобной вольности. Это раздражает, и Пак тут же, не задумываясь, бьет кулаком по столу. То, как Чанёль начинает спокойно воспринимать этого парня, который ворвался в его дом словно вихрь, в один миг заставляет его сойти с ума. Это туманит разум и заставляет Чанёля захотеть накричать на подвыпившего парня, глаза которого уже медленно начинают слипаться, из-за чего сейчас он смотрит на него скорее непонимающе, чем с испугом. Чанёль вспоминает о том, что этот парень пришел сюда зарабатывать деньги на его проблемах, что его резкие перемены настроения и проявления симпатии к этому человеку — наибольшая глупость, на которую он способен. Ёль оставляет его одного, бросая на прощание, что спать он будет в гостевой комнате. Он уточняет, что его спальня слева, а Бэкхёна — справа. Но Чанёль не спешит уходить, видя, как Бэкхён непозволительно долго задерживает взгляд на нем, одновременно с этим будто глядя сквозь его грудь. Парень подкладывает под голову руку и совсем тихо бросает «сладких снов», когда Чанёль уже почти покидает кухню, поняв, что больше разговаривать им не о чем.

—

День четвертый. Теплый прилив.

Чанёль почти ничего не слышит о Бэкхёне в течение нескольких дней. Он только прислушивается к шорохам внизу на кухне утром и тихому пению из ванной по вечерам. Чем занимается Бэкхён, он не знает, а спросить не позволяет собственное упрямство, да и, по всей видимости, его интерес не настолько сильный, чтобы рваться и расспрашивать о личном. В конце концов, у Пак Чанёля даже на такое банальное любопытство нет никаких прав. Но через несколько дней Бэкхён врывается в его пространство самостоятельно. Утром он входит в его спальню без стука, нагло распахивая в стороны плотные шторы, впуская яркий свет в темный мир Чанёля и напевая веселую песенку, пусть и не очень удачно. — Вставай, Пак Чанёль, вставай! — Ты всех своих парней так будишь? — бурчит Чанёль в подушку, но Бэкхён всё равно улавливает эту фразу сквозь собственное пение. — Ты не мой настоящий парень, иначе мне пришлось бы тебя поцеловать и, может быть, даже больше, — отвечает Бэкхён, сдергивая одеяло и наблюдая, как Чанёль, лежащий на животе в позе звездочки, перекатывается на спину и сонно промаргивается. — Потому, если не встанешь, я тебя просто скину с кровати. — Хорошо-хорошо, я встаю, — Чанёль принимает сидячее положение, опуская ноги на холодный пол и слегка дергая ими от неприятных ощущений. — Встаю, — повторяет он, замечая, как Бэкхён правой ногой придвигает к нему тапочки. — Надень, пол холодный. Чанёль не очень понимает, что происходит, вылавливая в своем еще сонном мозге отчаянную мысль: Бэкхён заботится о нем? Он отрицательно мотает головой, принимая это за утренний бред, и протирает заспанные глаза, чувствуя, как ноет после сна тело и чешется подбородок от щетины. Бэкхён не дожидается благодарности и уходит на кухню раньше, где поджаривает тосты и готовит кофе, пока Чанёль быстро принимает душ и бреется. — Кажется, ты говорил, чтобы никакого взаимодействия? — Так может, нам теперь вообще не контактировать? — бурчит Бён, домазывая тост джемом и оставляя его на тарелке. — Если не понравится, приготовь что-нибудь другое. — Обычно я не ем по утрам, но не вижу смысла отказываться. — Тогда завтра яичница с беконом? — Ты начинаешь вносить в мою жизнь разнообразие. — Не обольщайся. Это всё, что я умею готовить, к тому же я живу тут фактически бесплатно… — Чанёль поднимает на него взгляд, одновременно с этим отпивая горячий кофе, и Бэкхён прочищает горло. — Сегодня вечером у нас съемка для dispatch. — После подобных фотографий они думают, что все поверят в нас, а рейтинги взлетят? — Они хотят, чтобы всё было «натурально». О журналистах перед домом уже позаботились, но хейтеры… с ними сложнее. — Это просто нужно пережить, — отвечает Чанёль, добавляя на тост еще джема. — Мы в свободной стране, они имеют право на… — Никто не имеет права осуждать человека за то, какой он есть. В конце концов, это не их дело. — Звучит красиво, но не слишком правдоподобно. Бэкхён качает головой, и Чанёль замечает, как он сжимает кулаки. Кажется, что этот парень из тех, кто способен броситься и в огонь, и в воду лишь ради того, чтобы восторжествовала справедливость или… Чтобы никто не посмел причинять боль его близким.

—

Вечером, как и говорил Бэкхён, менеджер заявляет о необходимости съемки их «тайного свидания» в машине. Автомобиль Чанёля припаркован на автостоянке, где почти никого нет, но Чанёль предпочел бы в это время любоваться видом на реку Хан со своим парнем, а не пытаться отснять фальшивые кадры их с Бэкхёном «свидания». — Эта постановка такая неловкая, — шипит менеджер. Его голос через динамик потухшего телефона звучит пугающе, громкая связь заставляет нервничать намного сильнее. — Выглядите более естественно. Вы что, никогда ни с кем не целовались ночью в машине? — Менеджер Ким, мы ведь не встречаемся, не забывайте, — произносит Чанёль, его голос звучит раздраженно. Это мероприятие слишком сильно затягивается. Пак рассчитывал сделать всё как можно быстрее, но что-то идет не так. — Актеры кино тоже не встреч… — но Чанёль не дает ему возразить, резко вырубая телефон. — Он прав, — подает голос Бэкхён, — даже если тебя раздражает этот факт, постарайся сделать вид, что влюблен. — Ты слишком много говоришь, но почему-то тоже бездействуешь, — левая рука Чанёля всё еще лежит на руле, но сам он подается вперед, замирая невдалеке от Бэкхёна, чувствуя его теплое дыхание. В свете фонаря, под которым они припарковались, чтобы всё было хорошо видно, глаза парня сияют сильнее, чем днем. Это добавляет интимности. И в какой-то момент рука Бэкхёна ложится на затылок Чанёля, не позволяя ему отодвинуться, из-за чего их губы оказываются непозволительно близко. — Раз мы такие молодцы, то почему не сделали это с первого раза? Нижняя губа Бэкхёна почему-то лишь на мгновение слегка касается его губы перед тем, как Бён чуть отодвигается. Бэкхёну становится невероятно душно. Плечи Чанёля затекли, поза крайне неудобная, но шевелиться не хочется, пока ладонь Бэкхёна скользит на плечо и после, упершись в грудь, мягко отталкивает. Но еще мгновение в этой темноте — и Чанёлю кажется, будто он тонет, и хватает Бэкхёна за запястье, чтобы снова приблизиться. Губы Бэкхёна раскрываются, дыхание становится тяжелее. Еще мгновение, еще одна секунда — и их губы соприкоснутся в первом поцелуе, смешивая две судьбы в одном бокале времени спонтанно и страстно. Чанёлю вовсе не кажется, что он совершает ошибку, но стук в окно сбивает момент. Бэкхён прокашливается, а Чанёль со вздохом откидывается на свое сидение. Бэкхён открывает окно, проглатывая вместе с этим холодный воздух, пока менеджер наклоняется вниз, делая вид, что ничего не видел. — Вроде неплохие кадры вышли, можно сворачиваться… — менеджер усмехается, чуть покачиваясь на каблуках. — Или вы хотите продолжить? — Нет, менеджер Ким, — Чанёль сжимает руль и заводит машину, сдавая назад и выезжая с парковки. Он готов поклясться: сердце Бэкхёна билось так же сильно, как и у него, именно потому щеки парня жгло румянцем. Машина мягко останавливается у дома через сорок минут. Чанёлю кажется, что им необходимо поговорить, но Бэкхён начинает первым. — Ты собирался поцеловать меня по-настоящему? — спрашивает он, стоит мотору заглохнуть. — За тебя заплатили, разве я не могу делать, что хочу? — Не можешь, Пак Чанёль, — сквозь зубы произносит Бэкхён. — Я не коврик, о который можно вытереть ноги без разрешения. — Кажется, ты сам настаивал на том, чтобы я сделал это. — Просто ты выглядишь как мальчик, у которого не хватит смелости сделать что-то экстремальное, — Бэкхён не хочет признавать свою ошибку, свою неожиданную податливость действиям Пака, хотя для них двоих этого и не требовалось. Всё было понятно и так, без слов. — Просто продолжай делать только то, с чем можешь справиться самостоятельно, без власти компании. — За словами следи, иначе я за себя не ручаюсь, — шипит Чанёль, и в полумраке салона с глухой подсветкой его глаза блестят, словно у хищника. — Ты мне сейчас угрожаешь? — Принимай эти слова как хочешь, но, устраивая подобные выходки с провокациями, знай, что каждая из них просто так не пройдет. — Стоит ли мне угрожать мерами за сексуальное домогательство? Агрессивно настроенным здесь выглядишь только ты. — Не буду отрицать, что не хочу тебя видеть в моем доме. Но уже завтра выйдет статья о наших отношениях и ты мне официально сломаешь жизнь своим присутствием в ней. Это будет история, из которой ни строчки не вычеркнут, — Чанёль сильнее сжимает руль. — И я это ненавижу. Бэкхён захлебывается этим чувством безысходности, несправедливости и злости. Хочется ударить Чанёля так, чтобы он еще несколько дней вспоминал этот момент с болью от синяков и ссадин, хочется разбить ему лицо или хотя бы нос, чтобы боль захлестнула его со всей возможной силой. Но Бэкхён знает, что сейчас он не способен на такое. Большее, что он может сделать — сбежать до тех пор, пока закипающая кровь не утихнет. — Ты чертов эгоист, Пак Чанёль. Знай это, — выплевывает Бэкхён, открывая дверь машины. — Давай просто постараемся не раздражать друг друга хотя бы иногда? — Да пошел ты. Дверь машины хлопает слишком громко, заставляя Чанёля взбеситься достаточно, чтобы бить по рулю, сгоняя всю злость и ненависть в пустоту темного салона. Он и сам не отдавал себе отчет в том, что делает, но лежа на руле в темноте салона он желал только одного: чтобы всё это поскорее закончилось. Но, кажется, что сегодня он лишь ступил на начало пути.