Attention Whore

Марк прячется между стенами, в ходах для прислуги, которая когда-то наверняка здесь была, прикрывает нос от пыли рукой и внимательно смотрит в щель между висящей в большом директорском кабинете картиной и плохо (наверняка, намеренно) пригнанной доской. В щель картинка оказывается очень усечённой, но угла обзора хватает почти на всю комнату. В центре на старом, но ухоженном персидском шёлковом ковре стоит Донхёк. Он одет в школьную форму, его руки сложены за спиной, а в глазах абсолютная пустота. Марк с удивлением понимает, что это не первый визит Донхёка в этот кабинет... вот в таком виде. Директор лично поправляет аккуратный бант из тонкой полоски плотного чёрного хлопка на шее Донхёка и оставляет стоять, негромко раздавая наставления. Марк не слышит, что именно говорит старая стерва с выправкой агента разведывательных сил Северной Кореи, но Донхёк даже головой не кивает и совсем не меняется в лице. Лишь вытягивается, расправляет плечи и вздыхает когда кабинет пустеет на долгие три минуты. Марку хочется позвать Донхёка, спросить, что происходит, но он не решается раскрыться и лишь продолжает выступать безмолвным наблюдателем спектакля, билеты на который он не покупал. И не купил бы, пожалуй, даже если бы ему приплатили. В кабинет директор заходит с мужчиной лет сорока. На нём длинный чёрный плащ, а в руках кожаная папка для документов, поскрипывающая под сжимающимися на ней пальцами, затянутыми всё так же кожаными перчатками. Директор представляет мужчине Донхёка как лучшего ученика и предлагает провести с ним беседу. Тет-а-тет. Марк отгоняет от себя дурные мысли до тех самых пор, пока не щёлкает ключ в старой замочной скважине, а мужчина не скидывает плащ, перчатки и пиджак и не прикасается любовно к побледневшей щеке Донхёка грубыми пальцами. Марк не может прекратить смотреть. Донхёк послушно откидывает голову в сторону, когда его целуют, не грубо, но с ощутимым напором (потому что он даже делает шаг назад, чтобы не потерять равновесие), но не закрывает глаз. Марку кажется, что стеклянные глаза обычно абсолютно невыносимого Донхёка смотрят прямо на него и не ясно, чего в них больше: мольбы о помощи или жгучего разочарования, прижигающего голову Марка невыносимой виной. Марк даже забывает, что Донхёк увидеть его не способен. Марк не закрывает глаз и не дышит, широко раскрытыми глазами наблюдая за тем, о чём предпочёл бы никогда не узнавать. По его руке ползёт свивший в углу гнездо паук, но Марк слишком ошеломлён, слишком потрясён и шокирован происходящим за парой слоёв старого смолёного дерева, чтобы обращать на это внимание. Марк видит стеклянного Донхёка и хочет закричать вместо него, театрально чувственно приоткрывающего рот в безмолвном крике. Марк даже не замечает, как прокусывает губу и капает на свежую рубашку тщательно сдерживаемой слезой. Он смотрит в едва уловимую в его угол обзора бездну чёрных глаз и пытается понять почему. Ответов сразу несколько и ни одного, а к тому моменту как Донхёк снова при полном параде стоит посреди кабинета, снова щёлкает ключ и в кабинет входит директор. В Донхёке произошедшее выдают только алые губы, растрёпанные волосы и слегка помятая рубашка. Ему даже удаётся бант на воротничке завязать так, словно директор только что его поправила. Она благодарит Донхёка за его безусловные достижения в области науки, и он уходит, не дрогнув ни одним мускулом, спокойным и размеренным шагом, тихо прикрывая за собой дверь. Марк закрывает себе рот рукой и бесконечно глотает смешанную с кровью слюной, пытаясь выкинуть из головы то, что видел только что. Но его полные горьких слёз глаза отказываются закрываться и выпускать из темноты зрачка картину расхристанного на антикварной кушетке обнажённого Донхёка, суставы которого выламываются от чужих уверенно непреклонных движений и безмолвных указаний. Марк хочет жить дальше нормально, но его рука вляпывается в паутину, пока он добирается до ближайшего выхода, так же, как его сознание окутывается болью, неприязнью, жалостью и брезгливостью, замешанных в одном устрашающем коктейле. Марк сожалеет о собственном любопытстве, но пытливый ум не даёт забыть про вопрос: как часто и единственный ли Донхёк. Глупое мальчишеское ребячество вскрывает ужасающий нарыв крепко заваренной лжи, и Марк не уверен, что во всём способен разобраться в одиночку. Его испуганное сознание разрывает этическая дилемма.