— Отличная мысль, Альфис, — послышалось от Минервы, которая, устало глядя на нее, протирала свои очки мягкой тряпочкой. — Может, и мне выпить настойки перед сном?
Скамандер, сжимая в дрожащем от волнения кулаке пробирку с прозрачной жидкостью, с сомнением хмыкнула.
— Как тебе вообще удалось достать Успокоительное? Мадам Менен же еще на прошлой неделе сказала, что запасы больше на руки не выдает, — Минерва нахмурилась.
— Эту я приготовила сама, — Альфис едва встряхнула рукой.
— А, точно. Все время забываю, что ты тоже ходишь в лабораторию Слизнорта, — Макгонагалл вздохнула. — Я стану полоумной к концу этого года, не так ли?
Ответом ей послужил храп, исходящий от кровати Мэри, которая не до конца запахнула балдахин. Ее сестра Сьюзан, дремлющая за учебником, вскинула голову, широко распахнув глаза. Эмма Финнеган — несчастная пятикурсница с трясущимися в преддверии экзаменов руками, вздрогнула, уже спящая чутким сном на своей кровати.
— Вот кому точно нечего бояться, — Альфис поджала губы, а потом посмотрела обратно на Минерву.
— Мне бы спокойствие Мэри, — ответила она и почти застонала. — Ладно, Альфис. Спокойной ночи.
— Увидимся завтра, — кивнула Скамандер, закрывая свой балдахин.
Какими бы разными они не были, девочек комнаты №3 теперь объединяло одно — каждую пятницу все они засыпали практически в одно время, одинаково рано. Виной тому были тяжелые майские будни, которые становились все тяжелее по мере приближения экзаменов. У шестых курсов намечались только итоговые контрольные, но это не означало, что Альфис, Минерва и Мэри могут расслабиться. В чем-то их контрольные превосходили даже уровень СОВ, с той лишь разницей, что было бы меньше практики и больше теории.
Но просыпались девочки в разное время. Сестры Грин неизменно ходили в Хогсмид, Эмма Финнеган чаще пропадала в библиотеке, Минерва помогала старостам и профессору Дамблдору. Альфис же так и не сходила бы в последний поход в этом году, и с профессором Кетллберном она договорилась, чтобы в эту субботу иметь возможность выспаться. Он пошел ей навстречу, сетуя на ее никудышный вид. О своем виде девушка была в курсе, потому что последний месяц спала совсем из рук вон плохо, отдаваясь только учебе и приготовлению зелья, еще она плохо ела, мало с кем-либо общалась, и жила от субботы до субботы — единственного дня, когда она могла выспаться. Не так уж и нужен ей был этот Хогсмид, если сравнивать его с долгим крепким сном.
Этой субботы она ждала не просто неделю. Этой субботы она ждала все то время, что готовила зелье Мопсуса. В этот день Альфис не просто проспала бы дольше всех своих соседок. Если все пройдет хорошо, она смогла бы увидеть будущее. Она смогла бы…
Скамандер нервно сглотнула, глядя на пузырек в своих руках. Все должно было пойти хорошо, правда? Все ее наблюдения сходились с описаниями в рецепте, она все делала без ошибок. Все детали сходились, она отдала всю себя, чтобы зелье было приготовлено, как надо. Да даже если что-то пойдет не так, и ее сон продлится куда больше указанного в рецепте, Диана предупреждена, она всегда может сказать профессорам и показать им письмо, написанное ею, Альфис, чтобы, если случилось что-то страшное, ее могли спасти. Конечно, Шадис не думала, что может произойти что-то страшное. Альфис не давала ей так думать. Она никогда не давала повода подумать, что вмешивается во что-то опасное, ставящее ее жизнь под угрозу, а иначе Диана бросила бы ее в темницу, а все ее планы раскрыла Дамблдору, чтобы не потерять подругу.
Вздохнув, Скамандер откупорила пробирку. Что бы ни случилось, она все решила. Она хотела знать, что грозит Барни, что грозит ее брату, который был ей дороже жизни. Это того стоило.
Слегка пригубив напиток, Альфис почувствовала кисловатый вкус. Все точно так, как говорил сэр Пойс — один из последних Пойсов, рода именитых зельеваров. Почувствовав себя еще чуточку увереннее из-за еще одной сошедшейся детали, девушка выпила жидкость залпом — в три маленьких глотка, затем закупорила пробирку обратно, положила под подушку рядом со своей палочкой, и легла на спину, глядя в темноту. Ей казалось, что что-то выдающееся должно непременно произойти, но все шло, как обычно. Китч в ногах сопел, где-то там храпела Мэри, шелестела страницами учебника усталая Минерва. Прохладный воздух из шотландских массивов пробирался к ней сквозь балдахин через распахнутое настежь окно. Альфис и вовсе могла бы подумать, что ей это все — весь последний месяц, тревожащее ее принятие зелье — приснилось, если бы не кисловатый привкус на языке. Она закрыла глаза, постаралась вздохнуть ровнее и не тревожиться. Чем бы эта ночь для нее не закончилась, уже поздно волноваться. Или же слишком рано.
Она так и лежала, положив одну руку на грудь, пытаясь прислушаться к ощущениям своего тела, дожидаясь того часа, когда уснет, пока не решила отвлечься на звук своего дыхания, которого выравнивалось с каждой минутой. Затем она перестала чувствовать тело, когда то, расслабленное и недвижимое, онемело спустя какое-то время. По рукам пошел холодок. Альфис вздохнула, чувствуя долгожданную сонливость, а потом голова словно провалилась сквозь подушку, и она вся угодила в прохладную перину. Скамандер даже почти не заметила этого, но, когда ветер начал трепать ее волосы, щекоча щеки, она отодвинула дрему и открыла глаза.
Сначала девушка увидела небо. Серое, с темноватыми очертаниями туч. Темные точки, падая, становились больше и светлее. Это были снежинки — пушистые и крупные. Они застили ей весь вид. Затем уже Альфис увидела голые кроны деревьев, окружающие ее, стоящие вместе так плотно, что за ними нельзя было увидеть холмы и поля. Эти кривые темные ветви с грубой корой были ей знакомы. Деревья Запретного леса. Девушка подняла голову, оглядываясь вокруг себя. Она лежала в небольшом сугробе, под головой у нее был длинный корень дерева. Кажется, она должна была замерзнуть, оказавшись здесь — в сумрачном ледяном лесу, лежа в сугробе под снегом, но Альфис едва чувствовала холод. И дрожала она вовсе не от мороза.
Это место ей было знакомо. Она была здесь не раз, хотя часто сюда и не заходила. В первую очередь ей пришло на ум зимнее утро четвертого курса, когда она, одинокая, напуганная и отчаянная, убежала из замка, рыдая оттого, что потеряла Шадисов. Тогда она еще не знала, жива ли Диана, и пустота образовалась на месте ее души, темная и ледяная. Прямо как это место — полянка где-то в глубине Запретного леса, где она споткнулась и не смогла бежать дальше; где встретила фестрала и почувствовала себя не такой одинокой. Здесь все было точно так же. Альфис наступила ногой на камень, о который когда-то ушиблась головой, потом оперлась рукой на шероховатый ствол озябшего дерева, и почувствовала легкий озноб. Сзади раздался едва различимый шорох шагов и вздох. Девушка обернулась и замерла.
Это был не фестрал. Между ними было всего несколько метров, бурный снегопад все еще мешал видеть, но Альфис вглядывалась, не сходя с места. Смотрела пораженно, напугано. Это был он, никто другой, хотя изменился он почти до неузнаваемости. Знакомые черты теперь смотрелись иначе. Взрослее, острее. Глаза стали еще больше и темнее, они были холодными и жесткими, как бы спокойно на нее ни смотрели. Волосы отросли. Неровно подстриженные, взъерошенные, тусклые, они закрывали его уши, падали ему на глаза. Одетый в помятую и уже едва серую светлую рубашку с закатанными рукавами, Барни шагнул навстречу. Альфис не сдвинулась с места, еще внимательнее впиваясь в него взглядом. Ей не могло такое привидеться. Она не могла такое придумать. Этот Барни не мог быть плодом ее воображения.
— Это ты, — сказала она тихо.
Казалось бы, он не мог ее расслышать. Но его губы тронула слабая улыбка, едва заметная, но тоже знакомая, рвущая ей душу.
— Я, — отозвался он.
Альфис оттолкнулась от дерева, сделала шаг вперед. Теперь их разделяли считанные метры. Вблизи он оказался еще и высоким. Вытянулся, осунулся, стал еще бледнее, практически как чистый снег у них под ногами. Под его глазами залегали такие темные и большие тени.
— Ты здесь, — выдохнула Скамандер, чувствуя, как у нее подгибаются ноги при взгляде на него.
— Конечно, я здесь. Я — желание твоего сердца. От этого никуда не денешься, как ни пытайся, — голос у него был еще глубже, ниже. Совсем повзрослел.
Альфис нервно сглотнула, дрожа и сжимая руки в кулаки. Конечно, он желание ее сердца. Как бы она ни желала избавиться от этого, чтобы избавиться заодно и от чувства вины, и от тоски, и от тревоги за него, у нее никогда бы не получилось. Она его любила. Мысль горькая, но простая и правдивая. Альфис не удивилась. Может быть, только отчаялась чуть сильнее.
— Ты настоящий? — хрипло спросила она, противясь кому в горле.
Он, конечно, понял, что она имела в виду.
— Именно такой, — ответил с той же тенью улыбки. — Но я все еще твой плод воображения.
— Это не ты говоришь со мной, — горечь в голосе скрыть не удалось.
— Не я, — подтвердил он. Альфис тут же перестала ощущать к нему большую тягу, остались только любопытство и страх. — Но это не значит, что я не настоящий.
Девушка снова замерла, глядя на него сквозь хоровод снежинок в декабрьском воздухе. Барни вздохнул спустя пару секунд, едва склонился к ней, а потом протянул руку. Девушка посмотрела на его предплечье с четким рисунком синих вен на белой коже, на жилистое, но тощее запястье, и на ладонь. Не такую ладонь, какую она помнила. Здесь костяшки были поцарапанными, выступали сильнее, пальцы тоже стали длиннее и крепче. Барни протянул ей левую руку, а на правой, которую он держал за спиной, мелькнули красные блестящие рубцы, уходящие под рукав.
— Ты здесь, чтобы узнать, что будет дальше, — сказал он, привлекая внимание обратно к своему лицу.
Терпеливо глядя на нее, Барни словно приглашал ее на танец, как на том же четвертом курсе в вечер Рождественского бала. В его потухших глазах поселилось что-то теплое, мягкое. Каким бы чужим он теперь не казался, смотрел он на нее по-прежнему.
— Я покажу, — парень протянул руку дальше, чтобы она вложила свои пальцы ему в ладонь.
Альфис, поколебавшись, вытянула руку в ответ. Медленно, дрожа, едва дыша, она подняла внезапно отяжелевшую ладонь. Сердце колотилось все сильнее с каждым сокращающимся дюймом. Пальцы Барни едва шевельнулись, когда она чуть не коснулась его. Он словно утешал, оживлял. И Альфис сделала последнее движение навстречу, касаясь его руки. Как только подушечки ее подрагивающих пальцев прикоснулись к холодной твердой коже, ее словно приковало к нему и одновременно оттолкнуло прочь. Это было похоже на трансгрессию с помощью портала. Один рывок, выбивающий воздух из груди, волна холода, захлестнувшая с головы до ног, и вспышка, заставившая прищуриться.
***
Она в лабиринте загонов и отсеков, посреди тусклого света, нагромождения стен, искусственных болот и холмов, бежит по коридорам, от угла к углу. Ее тело трясет, каждая клеточка горит и рвется вперед, палочка в руке сжата чуть ли не до хруста светлого дерева. Альфис подбегает к перилам у большого лестничного пролета почти на цыпочках, опасливо выглядывает из-за них, и окидывает взглядом окружение. Перед ней весь папин зверинец, вся глубь его чемодана, все уровни до самого дна. Здесь слишком тихо и пусто, а еще тускло. Это неправильно. Это тревожно. Это опасность.
Где-то клетки и загоны распахнуты настежь, неподалеку на одной из стен виднеется свежая гарь. В воздухе повсюду несет ею, а еще несет свежестью, как после грозы, воздух разряжен, но он тяжелый. Альфис старается не разреветься от ужаса, потому что ей нужно бежать дальше и искать, стараясь не создавать шума. Она скользит и скользит вниз, по старым проходам, по лазам между мостами и температурными поясами. В голове гомон мыслей, они ей мешают. «Опасность, опасность, смерть, Джона». Где-то слышится шум, и она замирает в тени убежища, почти вскрикивая от страха. Сердце колотится так громко. Ее точно услышат.
Следующее видение настигает ее спустя новую вспышку, уже жаркую. В зверинце уже не так темно, она спустилась на пару уровней ниже, если судить по окружающим видам. Здесь еще опаснее, еще тревожнее — неподалеку валяется перевернутая кадушка с водой, один из загонов разбит, доски сломаны, как спички. На полу и ближайших стенах глубокие следы острых больших когтей. Следы боя, а так же стойкий запах жженой шерсти ужасает Альфис, она старается не думать о реакции брата и отца на этот вид.
— Они не могли убить гиппогрифов, — шепчет она, то ли для себя, чтобы успокоиться, то ли для Барни, который идет совсем рядом, его близость и напряженность ощущаются кожей. — Тут было бы больше бардака. И тела.
— Тогда где они? — шепотом задается вопросом он.
Альфис снова подходит к перилам между проходами путанных лестниц, смотрит вниз. И видит нечто необычное. Что-то парит там, внизу, под всеми проходами. Кажется, мусор, попавший туда из-за всей царящей разрухи: доски, отцовские мелкие инструменты, чьи-то разноцветные перья. И что-то другое, мелькающее в слабом свете серебряным отблеском.
Альфис нервно хватается за Насторожицу, мнет цепочку и одежду на груди.
— Там что-то есть, — торопливо бормочет она.
Следующая вспышка переносит ее туда, на самое дно питомника, к самым глубинным и самым важным загонам, опустевшим еще раньше, еще до того, как отец расстался со многими питомцами после бабушкиной смерти. Эхом доносятся крики сверху, Барни прикрывает ее плечом, направляя вверх свою палочку.
— Альфис! — шипит он, привлекая ее внимание.
Девушка едва ли смотрит вверх. Она засовывает руку в мешочек, привязанный к поясу, находит рукой бумажный сверток с важным порошком. У нее в кулаке зажат пепел, пощипывающий ладони огоньками, разъедающий пальцы под ногтями. Но времени на аккуратность у них нет, если она сейчас же не сделает это, у них не будет времени.
— Горючий порох! — восклицает Джона, видя сияющие искры у нее в ладони.
Барни оборачивается на нее, у него в глазах и удивление, и испуг. Альфис не хочет тратить время на объяснения. Она просто знает, что ей нужно делать.
— Когда я скажу бежать к лифту, вы убегаете! — поручает она.
— Нет, — раздается и от Джоны, и от Барни.
— Просто делайте! Сейчас же! — Альфис взмахивает рукой и бросает зажатую в кулаке горсть в воздух, а другой рукой направляет палочку вверх, прямо на порох. — Вентус калидус!
Поток теплого воздуха поднимает искрящуюся тучу в воздух, она разлетается повсюду, рассеивается по всем уголкам, тут же становится тяжело дышать. Пока горло не начинает сжиматься, Альфис бежит прямо к лифту, и падает на пол, к ногам брата и друга.
От встряски появляется новая вспышка, и она переносит ее уже наверх, к ослепительному свету, холодному морскому воздуху, твердой земле. На губах соль, горький и острый привкус — это пот, слезы, порох и копоть. В одной ее руке зажата ручка старого отцовского чемодана, а в другой зажата палочка, приросшая к ладони. Она сидит на коленях между двумя могилами на семейном кладбище, оглядывается направо. Вдалеке виден пролив. Синий, бескрайний, уходящий за горизонт и дальше. Холодный и далекий, до которого ей уже не добежать, но куда еще может ускользнуть Барни. Ее грудь сжимается от боли, дышать трудно, все болит, и горло хрипит при каждом вздохе. Когда она успела так вымотаться — точно неясно. Но она здесь не собирается умирать. Она здесь не собирается давать слабину. Не может.
Губы шевелятся, из ее груди слышатся слова. Заклинание, похожее на то, которому отец учил ее, когда накладывал чары защиты на их дом. Альфис вздыхает еще раз, опирается на руку с чемоданом, а другой из последних сил втыкает палочку в землю перед собой, прямо между могилами Гортензии и Гермеса Скамандеров. Сосновая палочка входит в землю удивительно легко, словно острый меч, и Альфис ощущает, как энергия чудовищной силы разрывает землю.
В воздух поднимается крепкая стена — щит, светящийся серебром. Позади обдает жаром, слышится чудовищный рев, от которого сотрясает землю. Альфис отшатывается назад, не отпуская палочку, и заваливается на спину.
***
Упала она уже не на зеленую траву с землей, а обратно в снег, откинув одну руку в сторону. Здесь уже не было жара, не было той боли и тяжести в груди, не было привкуса на губах, не было палочки, стиснутой в руке смертельной хваткой. Но был страх, был шок, и мысли путались от неразберихи. Альфис втянула поглубже морозный лесной воздух, отдающий сыростью деревьев, и повернула голову вправо, увидев краем глаза, как что-то упало.
Это был Барни. Они лежали, раскинувшись на снегу, лицами друг к другу и ногами в разные стороны. Он тоже, казалось, запыхался, но, выдохнув, он поднял руку, касаясь ее волос, разлетевшихся вокруг ее головы, и им обоим тут же стало спокойнее. Альфис затаила дыхание. Время было на исходе, она чувствовала, она это знала, и ей хотелось разрыдаться, потому что ей так не хотелось, чтобы он уходил. Снег был у него в волосах, на рубашке. Снежинки продолжали оседать вокруг, и серое небо едва потемнело над их головами. Альфис чувствовала, что все сгущается, но его глаза оставались яркими — такие близкие, такие терпеливые и теплые.
— Я хочу увидеть тебя снова, — почти прошептала она ломающимся тоном.
Барни улыбнулся шире, вгляделся в ее лицо так же тщательно, как и она вглядывалась в него, но ему не было горько. Он был спокоен и уверен в себе. Все, как и прежде. Лишь глубокая морщина залегла меж его бровей — еще одно изменение в нем, которое заставляло ее тревожиться.
— Если хочешь, то обязательно увидишь, — ответил он с твердым убеждением.
Альфис хотела протянуться и хотя бы коснуться его лица, но не могла найти силы, чтобы пошевелиться. У нее лишь колотилось сердце и сбивалось дыхание от него, лежащего так близко и касающегося ее волос. Такого взрослого и потерянного. Почти чужого, но все еще Её.
Она не смогла ничего сказать. Не успела. Сугроб стал ватным, она провалилась в него, охнув, и темнота захлопнулась над ней. Альфис дернула рукой, и онемевшее тело снова обрело чувствительность. Так стало ясно, что она опять лежит в своей постели. Скамандер огляделась в тревоге, заметила снаружи свет. Резко поднявшись с кровати, она подошла к окну. Ей, привыкшей к виду снега, колющему холоду и сырости, предстал вид бескрайних зеленых полей, Черного озера с его вечной рябью по ветру, и теплого солнца, заливающего все окрестности. Был май, суббота. Она вернулась назад.
Альфис, не отошедшая от приступа удивления, испуга и горя, заметалась, не зная, за что взяться первым делом. Сначала она схватилась за палочку, произнесла заклинание, показывающее время. Уже пошел первый час дня. Значит, она проспала шестнадцать часов.
Упав обратно на кровать, девушка сгорбилась, думая, что ей делать дальше. Что ей думать. Как с этим справляться. Она видела. Она все видела. Зелье показало ей Барни, показало ей будущее, показало брата, показало… опасность. Дома ждала опасность.
Всхлип, вырвавшийся из груди, заставил подорваться с места, схватиться за блокнот и перо с чернилами. Альфис начала писать дрожащими руками, следуя полезной привычке записывать, чтобы не забывать. А уже потом позволила себе обдумать и прочувствовать заново. Хорошо, что комната оказалась совсем пуста, и никто не мешал ей расспросами, когда она дрожала в постели, тщательно вспоминая лицо Барни, его голос и его взгляд. Настоящий. Ну конечно, он настоящий. В этом она не сомневалась, как бы странно это не было.
Чтобы успокоить себя и чувство страха, Альфис решила думать, как ей предусмотреть опасность. Как предсказать, когда все начнется. Пойти против судьбы вряд ли получится, но зато можно подготовиться. Она все равно не даст Джону в обиду, она все равно сразится с любым, кто посмеет разрушить ее дом.
До возвращения домой оставался месяц. До боя в папином зверинце оставалось неизвестное количество времени. Может быть, счет шел на недели или даже дни. Тем быстрее надо было взять себя в руки.
Первым делом, Альфис решила рассказать все Диане, а потом думать вместе. Две туманные головы всяко лучше одной. А заодно надо было забрать у подруги письма с посланием преподавателям на крайний случай, и сжечь их дотла.
