Серая мышка Скамандер

Время давно потеряло свой счет. Альфис уже трижды дремала, но никак не могла уснуть от боли в спине и пояснице, там, где Прингл отходил ее розгой, иногда не жалея сил. Слава Мерлину, что он постарел настолько, что его давнее умение рассекать мясо до кости осталось в прошлом. И, тем не менее, все равно легче не становилось. Лежа на холодном полу, горя от боли, Скамандер, проснувшись в очередной раз, вздохнула, и продолжила вспоминать, чем закончилась… — Показательная дуэль! — хмыкнул Диппет, сидящий за столом и глядящий на них всех — дуэлянтов и секундантов — с одинаковым гневом. — Несомненно, уважаемые профессора, несомненно, это очень хорошее прикрытие для них. Но, — он поднялся со стула во весь рост, глядя на них сурово, — если бы эти глупцы перечитали школьный устав раз так этак пятьдесят подряд, в качестве наказания, у них навеки отпало бы желание прикрывать свои варварские потасовки показательными занятиями! Когда он договорил, перейдя уже на яростное рычание, никто не посмел сказать и слова. Ученики, опустив глаза, сжались все, как один. Даже Флинт, который, казалось бы, просто не может уменьшиться. Альфис почувствовала, как Минерва, сидящая рядом, дрожит, и, несомненно, проклинает ее про себя уже всеми проклятиями мира на всех доступных ей языках. Собрание было долгим. Казалось, что просто бесконечным. Давно уже прошел ужин, преподаватели успели уйти на него и вернуться. И, как поняла Скамандер, члены ее клуба вместе с Дианой до ужина или после него задержали Флитвика, наговорив ему столько, что это ничуть не помогло, а, наоборот, вызвало много проблем. — Вы использовали нечто наподобие Летучемышиного сглаза, — констатировал профессор Флитвик, когда ему дали говорить. — И, судя по восторженным отзывам членов Дуэльного клуба, это была его усиленная версия, не иначе. Когда ей дали право голоса, Альфис поднялась, едва ли глядя на учителей. Многие из них проявляли к ней интерес, иногда даже неприкрытый восторг, но, больше всего, разочарование. Остальные же профессора — Диппет, Суизен, Слизнорт, чьим ученикам сильно досталось, были в гневе. Они не скрывали своего желания сейчас же переломить ее палочку напополам, но, слава Мерлину, это мог решить только Школьный комитет. Если больше половины проголосует за ее исключение… Скамандер чувствовала, что здесь не только решается ее обучение в Хогвартсе, но вся ее дальнейшая судьба. — Я нашла способ усиления Летучемышиного сглаза еще на четвертом курсе, — честно ответила она. — И я упражнялась в нем, но, я могу заверить, что никому с помощью него не причиняла совершенно никакого вреда. — Вы можете заверить! — хмыкнул Диппет, сверля ее взглядом. — Вы применили его в дуэли, чтобы навредить! — Прощу прощения, сэр, но это был отвлекающий маневр, — поправила она. — Маневр, Скамандер! — воскликнул он, в очередной раз повторяя за ней. — На кону стоит ваше пребывание в Школе Чародейства и Волшебства! Я уверен, что вы абсолютно не осознаете всю серьезность совершенного вами проступка! Сколько раз за вечер Альфис хотела ему возразить или хотя бы поправить, но она понимала, что с каждым словом будет закапывать себя все глубже и глубже. Любое ее слово, любое оправдание выводило из себя директора. Он словно сорвался с цепи, используя все малейшие поводы, чтобы накричать на нее. Сначала это пугало, дважды едва не довело ее до слез и паники, но к концу вечера к этому даже получилось немного привыкнуть. Может быть, потому что она уже немного оглохла от крика, так что потом едва различала тихие возражения профессоров. Она ни разу не заплакала в кабинете директора. Ни разу. Зато потом, когда ее уже привели в подземелья, она не могла перестать рыдать. Макгонагалл отвечала робко. Она знала, что и как ей говорить, даже кое-где была уверена в собственной правоте, но она совершенно не могла придти в себя, даже едва стояла на ногах. — Показательные дуэли между двумя волшебниками стандартно проводятся в помещении… — сухо говорила она дрожащим голосом, повторяя все, что ей только удалось вычитать в правилах школы и Кодексе Капитана Дуэльного клуба. Но иногда она заикалась или совершенно лишалась дара речи. — Но, так как это была дуэль «один против четырех», было принято разумное решение провести на… — Разумное решение? — спросил профессор Суизен, нависая над ней всем своим массивным ростом. — Как вообще может быть решение о проведении подобной дуэли разумным? Вы понимаете, что вообще означает слово дуэль? Французское слово «дуэль» происходит из латинского языка и означает «борьба двух». Двух, мисс Макгонагалл! — Профессор, я… — она снова начала заикаться и задыхаться. Ей в очередной раз за вечер подали стакан воды. — Профессор Суизен, сэр… Видите ли, это была не совсем дуэль. Правильнее было бы сказать «показательная схватка», но, так как такого вида показательных сражений нет, мы выбрали термин «дуэль». — Согласитесь, если такого вида показательных сражений нет, то не стоило вообще задумывать его проведение, — мягко вступил профессор Дамблдор, глядя на нее снисходительно из-за очков-половинок. — Но это показательное сражение имело огромную пользу для членов клуба, — робко оправдалась Макгонагалл. — Я могу вам объяснить, как объективный наблюдатель, но Альфис была инициатором этой идеи, она несомненно может вам рассказать даже лучше меня… Скамандер мысленно похвалила ее и пожелала ей успокоиться. Конечно, Минерва смогла бы найти более точные слова для объяснения, но ей сейчас было трудно говорить, а еще ей не засчитали бы в пользу то, что она рассказывает о том, о чем стоило бы говорить Альфис. — Нам всем понятно, для чего и почему мисс Скамандер решила организовать показательное сражение, если так вы его называете, — прервал ее Дамблдор, удивив при этом и ее, и Альфис. — Но почему в этом сражении были соблюдены традиции и правила дуэли, вплоть до приглашения и вмешательства секундантов? — Потому что это сражение должно было быть хорошо организованным. Альфис, то есть, мисс Скамандер, настояла на том, чтобы это не превратилось в обычную неравную драку, — ответила Минерва чуть увереннее. — И, чтобы заручиться поддержкой не только преподавателя, она пригласила и секундантов. С обеих сторон были достаточно честные люди с ничем незапятнанной честью, как гласит Кодекс Дуэли. — О секундантах тоже понятно, — махнул рукой Диппет. — На ваш счет будет проведен отдельный разговор. Сейчас мы ведем речь о том, что сам факт проведения этого сражения считается злостным нарушением правил! И еще речь ведется о том, какое наказание грозит Капитану, уже, несомненно, бывшему, который, нет никаких сомнений, знал о том, что идет на преступление против правил школы. Альфис, вспомнив это, распахнула глаза, лежа на полу в темной холодной камере. Она слабо шевельнула рукой, а затем потянулась к мантии, которую кое-как постелила под себя на пол. Рука ее нашла то место, где раньше был прикреплен значок Капитана. Там теперь была небольшая дырочка. Когда Диппет снимал с нее этот значок, он его едва не вырвал. Тяжело вздохнув, Скамандер осознала, что она не особо переживала из-за своего звания Капитана. Ей только было интересно, как это восприняли члены Дуэльного клуба. И в последнюю очередь ей хотелось, чтобы они убедили директора вернуть ее на место, тем самым подставляясь перед ним из-за нее. Рука так и осталась лежать, засунутая в складки мантии. Альфис, вздохнув, почувствовала себя особенно тяжело. Ей уже казалось, что она не может думать, и, кажется, совсем забывает, что там в кабинете было дальше. Она только помнила, какое облегчение испытала, узнав, что Минерве не грозит ничего, кроме выговора, из-за которого она и так убивалась все то время, что ее вели к лестнице. Все те моменты, когда Скамандер испытала самые яркие эмоции, еще остались в ее памяти, но теперь, кажется, лихорадка снова уносила ее в сон. Ей снился Чемпионат мира по квиддичу. Джона, к которому шел сообщник Пинкстоун, кричащий позади Говард. И маски с лиц нападающих исчезли как-то незаметно. Альфис, крича от ужаса, пыталась вырваться из цепких рук Флинта, пока Селвин, направив палочку на ее беззащитного и напуганного младшего брата, прошептал одними губами: — Круцио. — Альфис, — послышался другой голос в темноте, что окутала ее слишком внезапно. — Нет! — в слезах отозвалась она. — Уйди! Здесь было так тепло и мягко. Она упала в теплые воды, и, кажется, очень хотела в них раствориться, потому что она очень устала. Ее глаза были открыты, но в них все равно стоял мрак. Бескрайний мрак, такой приятный и теплый, такой просторный. — Альфис, нельзя, — голос тревожно повысил тон. Она нахмурилась, отмахиваясь от него. — Ты мне надоел, Барни, — выдохнула она чуть спокойнее, но, все равно, слезы текли по щекам. — Оставь меня. Оставь меня навсегда. — Альфис… — ОСТАВЬ МЕНЯ! — закричала она, вдруг напрягшись всем телом и резко сев. Воздух, ворвавшийся в легкие, был горячим, как и жгучая боль, которая никак не утихала в спине. Скамандер поняла, что сидит на жестком холодном полу, что это не вода насквозь промочила ее одежду, а ее собственный холодный пот. Она упала на бок, потому что мышцы неумолимо дрожали от боли. Пытаясь разложить события уже неизвестно какого дня по полочкам, девушка выхватила из памяти какие-то отдельные моменты, которые сейчас могли ей как-то помочь. — Итак, общий вердикт, — выдохнул уже уставший Диппет, охрипший и уже час как переставший кричать. — Двадцать ударов розгами, трое суток ареста в подземельях, лишение права на посещение Хогсмида до конца учебного года и изъятие палочки во внеучебное время до конца этого семестра. Альфис прикусила губу до крови, слушая это, но одновременно с тем облегченно выдохнула. Ее не выгоняли из школы. Слава Мерлину. И, тем не менее, три дня в подземельях, а потом целый год сидения в замке было очень неутешительным занятием. К тому же, еще три месяца без палочки после учебы. Она старалась не унывать. Очень старалась поддержать саму себя. Если посмотреть на это с другой стороны, у нее было больше времени на письма для родных, на рисунки для Джоны. А, если то зелье можно было сварить без палочки, то… Сейчас она, вспоминая ту собственную, очень хрупкую самоуверенность, горько смеялась над собой. Да, она нашла в своем наказании плюсы, но это не означало, что от этого ее жизнь станет лучше. Ее наказали. Она не должна была воспринимать это, как какие-то естественные жизненные трудности. К этому она себя подвела сама. Но… Перевернувшись на живот, Скамандер вспомнила «Пятерку». Вспомнила момент ликования, момент победы над ними, затем то, какие приговоры объявили каждому из них, в особенности Селвину за применение того режущего заклинания в честной дуэли, где целью было только обезоружить. Не-е-ет. Уж о чем, а о том, что эта дуэль свершилась, Альфис не жалела. Трэверс должен был быть в подземельях одну ночь, Роули две, Флинту, припомнив все его прошлые нарушения, к двум ночам в подземелье прибавили еще пять ударов розгами. Малфой отделался выговором, как и Минерва, но и этого факта Альфис хватало. Он увидел, на что она способна в схватке с четырьмя мальчишками. Теперь будет сотню раз подбирать слова, прежде чем снова заговорить с ней в своем прежнем нахальном тоне. И, на сладкое, оставался Селвин. Две ночи и десять ударов розгами, а еще его вместе с другими тремя дружками лишили права похода в Хогсмид на месяц. Может быть, их родители и попытались бы это оспорить, но, кажется, Диппет был слишком зол, чтобы отступаться от своего. Скамандер все еще не понимала, какой сейчас день и какое время суток. В первое время она впадала в забытье от боли, а теперь, свыкшись с ней, ей оставалось сидеть и сходить с ума от незнания и голода. Когда Аполлион приволок ее в то помещение, где порол учеников, она испытала самое худшее в мире унижение — сняла перед ним всю одежду с верхней части тела. Ему-то до этого особо не было дела, он не глядел на ее наготу, ведь руки чесались выпороть ей спину, но для Альфис это было самое худшее, что только приходилось делать. На первом курсе у нее, толком и груди не было, поэтому тогда она не переживала. А теперь, похоже, приходилось тревожиться не из-за груди, а из-за… Любые мысли выскочили из головы, когда розги выбили их. Двадцать ударов. Это было просто ужасно. Казалось, они дошли аж до позвоночника. Наверняка там не осталось ни одного живого места. После этого она кое-как надела рубашку снова, чувствуя, как она прилипает к мокрой спине. Скамандер набралась в себе сил и поднялась на ноги. Она попыталась поднять хоть одну руку и попытаться ощупать хоть край одной раны, но не смогла от боли. Все, что она ощутила пальцами, сумев коснуться лишь своего бока — подсохшая кровь, из-за которой ткань въелась в кожу намертво. Это была ее единственная осенняя рубашка, между прочим. Наверное, родители пожалели бы ее и купили новую, но старую было жутко жалко. Альфис не стала пытаться надевать сверху жилет. Все равно не получилось бы, да и, если бы кровь пошла снова, он бы тоже испортился. Вместо этого она кое-как замотала в него замерзающие руки, когда, уже закутавшаяся в мантию, сидела в углу камеры. Хотелось спать, но никак не получалось уснуть. К тому же, свежая память о кошмарах заставляла резко отвергать сон, лишь бы снова не увидеть, как кого-то из близких пытает «Пятерка». Чтобы отвлечься от всякого дискомфорта, Альфис перепробовала, казалось, все. Она мысленно играла в волшебные шахматы с Говардом, который, не приходилось сомневаться, наверняка уже написал ей письмо, как восхищен ее поступком. Потом она старалась придумать, какие письма будет писать домой каждому из своих близких. Дело было трудное, но она справилась и с этим. Потом она начала считать секунды и минуты на латинском языке, чтобы заодно знать, сколько времени уже тут сидит, но где-то на шестой минуте задремала опять. Проснувшись, она успела сосчитать все камни, из которых была построена ее камера. Потом сосчитала все углы. Придумала пару шуточных стишков в стиле Пивза о заточении здесь. От холода тело дрожало, а от голода сводило живот. Судя по такому сильному голоду, она не ела уже примерно день или полтора. И это совсем не утешало. Урчание живота скоро перестало раздражать. Все-таки, это был хоть какой-то звук кроме ее собственного дыхания. Альфис вернулась к тому, чтобы считать секунды и минуты на латинском. Чтобы не сбиваться, она это делала вслух, одними губами. И вскоре даже перестала обращать на саму себя внимание. Так прошел первый час. Вскоре после этого Прингл открыл дверь в камеру. Альфис напряглась всем телом, испытывая большую боль в спине. Но завхоз лишь сурово взглянул на нее один раз. Он поставил в камере старое ржавое ведро и банку воды. Выпив половину всей жидкости за раз, Скамандер сильно пожалела. В конце концов, у нее осталось не так много воды на остальные два дня, если Прингл не собирался зайти еще раз. Время летело бесконечно долго. В итоге она позволила себе уснуть еще несколько раз, потом придумала кучу разных вещей: речевок для матчей по квиддичу, рисунков, плакатов. Потом она играла со словами, меняла в них буквы и слоги. Читала на такой манер сказки в своей голове. В общем, у нее было много времени, чтобы заняться разными задачками для ума. Прингл заглядывал еще раз, он поставил новое ведро вместо уже заполненного и новую банку воды. К этому времени пить Альфис было уже нечего, так что этому визиту она была даже рада. И еще этот визит оповестил ее о том, что прошел еще день или хотя бы полтора. К концу третьего дня она совсем сдалась в попытках подсчитать время или чем-то его занять. Она просто ждала. Иногда развлекала себя в особо скучные моменты или моменты, когда подступала истерика. Уже сидела во всех углах камеры, подпирала каждую стену, наизусть знала количество нитей в паутине, что висела над ее головой. Прингл вырвал ее из сна в какой-то момент. — Свободна, мерзавка, — выплюнул он. — Дождалась. Альфис сразу оживилась, больше внутренне, чем внешне. Она на своих ногах бодро вышла из комнат для наказания. Свет от факелов в замке ее просто слепил. Прингл довел ее до самой гостиной, а затем, еще глядя на нее с необъяснимым презрением, ушел обратно. Полная дама, услышав от нее пароль, сказала: — Он сменился, мисс, — и, не успела Скамандер выпустить из груди разочарованный вздох, добавила: — Но проходите. Едва улыбаясь, она открыла ей проход. Так как Альфис не знала, во сколько часов закончилось собрание по поводу сражения, то и понятия не имела, какой сейчас час, но, очевидно, отбой уже пробил. Гостиная была пуста и темна, лишь от камина шло много света и тепла. Девушка подошла к нему, едва грея руки. — Мисс? — спросил ее какой-то сонный портрет. — Вы мисс Скамандер? — Запуганная Виолетта? — спросила гриффиндорка, быстро находя картину на стене, на своем обычном месте. — Да, это я. — Ох, какая радость, что вы вернулись, юная леди! — робко воскликнула она. — Все так переживали! Было столько шума! — Да… — потрет достопочтенного зельевара зевнул, давая о себе знать. — Вы, леди, наделали бед. Давненько здесь не было так шумно из-за вас. «Из-за меня?» — почти удивилась Альфис, а потом поняла, что из-за нее. Минерва наверняка все рассказала о приговоре. А другие ученики, которые были в Дуэльном клубе, успели разнести славу на весь замок. Конечно, спустя трое суток в заточении, которые длились, как две недели, Скамандер для себя поняла, что это не особо хорошая слава для ответственной девушки, которая и без того набралась проблем, но это отличная слава для того, кто борется против настоящих преступников в стенах школы. — Извините за причиненные неудобства, — выдохнула Альфис, затем проследовав в спальни девочек. — О, не извиняйтесь, — робко ответила Виолтетта позади. Она старалась войти незаметно, но план провалился, как только на нее бросился Китч, так громко скуля, что Эмма Финнеган чуть не свалилась с кровати. Сестры Грин, одинаково охнув, очнулись ото сна, почему-то сидящие на одной кровати. Минерва Макгонагалл немедленно зажгла Люмос и приблизила шар света к ее лицу. От такой яркости Скамандер зажмурилась, отвыкнув за три дня, проведенные практически в полной темноте. — Альфис, — выдохнула Минни. — Ты вернулась. — Вроде как вернулась. А что, не должна была? — спросила она устало. Громкое урчание в животе сделало ситуацию неловкой. Смущенно посмотрев на соседок, гриффиндорка вздохнула. — Альфис, мы тебя ждали! — воскликнула Эмма, затем виновато согнувшись. — Только мы уснули. — Вы меня ждали? — спросила она удивленно. — Что тут творилось такое? — Не то чтобы я это поддерживаю, — Минерва кашлянула, сложив руки на груди, — но ты теперь герой. В каком-то роде. Хотя ты отлично понимаешь, что твой поступок — не геройский. Это твое последнее предупреждение! И мой первый выговор! — Я тоже рада, что ты в порядке, — улыбнулась Альфис, осторожно снимая мантию. — А теперь мне… Она шагнула в сторону своей кровати, но споткнулась. Благо, под рукой была крепкая спина Китча, на которую он позволил опереться. Девочки, даже Мэри, подались вперед, но она лишь махнула рукой. — Вам не стоило меня ждать. Я только приму душ и лягу спать, ладно? — Нет, не только, — снова деловито отозвалась Макгонагалл, доставая что-то из-под подушки. — Я взяла у мадам Менен экстракт бадьяна. А Эмма принесла тебе булочек. Так что, пока ты не поешь и не позволишь обработать раны от розг, ты спать не ляжешь. Успеешь еще отоспаться. — Какая-то… слишком сильная забота о моей персоне, — Альфис нахмурилась, сев на кровать. Она даже отвыкла от того, какая мягкая у нее постель. Сразу расхотелось куда-либо подниматься. — Да, слишком сильная забота о такой преступнице, благодаря которой мы потеряли сто факультетских баллов, — сухо сказала Минерва, поджимая губы. Но потом она подняла на Скамандер взгляд, в котором не было недовольства и неприязни. — Но, в конце концов, это же было из благих побуждений. — Альфис, — тихо позвала Мэри. Она обратила взгляд на сестер Грин, которые смотрели на нее с интересом и даже чуть-чуть пристыжено. Только Сьюзан еще сохраняла гордый вид, а вот Мэри не терпелось с ней поговорить. — Знаешь, как теперь зовут Селвина? — спросила она, не сумев сдержать широкой улыбки. Скамандер кивнула в ее сторону, желая узнать. — Лягушка! Она засмеялась вместе с Эммой, а Альфис поймала себя на том, что тоже широко улыбается, но все еще молчит. Она устала, была голодна, и изнывала от боли, но была так рада оказаться здесь снова, чтобы услышать все это. — У вас будет время поделиться новостями завтра, — сказала Макгонагалл, поднимаясь на ноги. — Тебе помочь раздеться, Альфис? — Вряд ли ты поможешь, — покачала головой та, сбрасывая в сторону испачканную мантию, жилет, босоножки и юбку с чулками тоже, но оставляя рубашку. — Ее получится только с водой снять. Не смотрите лучше. Финнеган прикрыла рот руками, заметив в темноте большое темное пятно, которым стала рубашка соседки. Лишь светлые промежутки спереди говорили о том, что изначально это одежда была белой. — Пойдем в ванную. Какой бы ты занозой не была, ты там одна до утра провозишься, — Минерва взяла ее под локоть, ведя за собой. Она помогла принять душ, постоянно ворча про себя, какая у нее плохая соседка, как ей испортит жизнь этот выговор, но в этих словах почти не было злобы. И, благодаря этому ворчанию, Альфис не отключилась прямо здесь. Затем, съев одну булочку, предложенную Эммой, Скамандер завалилась в кровать и, не помня себя, сразу же отключилась, потому что мягкая постель поглотила ее, казалось, полностью. Уже прошла неделя. Целая неделя с тех пор, как она вернулась из подземелий, а ей казалось, что один день похож на другой. Каждый день ее приветствовали в гостиной Гриффиндора, как старосту. На уроках стремились сесть к ней поближе. После уроков просто хотели поговорить с ней, по большей части, о тех заклинаниях, которые она применяла в дуэли. И Альфис с радостью бы рассказала, но лица профессора Диппета и профессора Слизнорта каждый день напоминали ей, что не стоит побуждать учеников на подобные подвиги, иначе достанется, опять же, ей. Она очень старалась вести себя примерно, правда. И, тем не менее, получив пухлый конверт от Говарда, в котором было листа три письма, она не смогла удержаться от хохота. И даже немного загордилась собой, прочитав от кузена столько восторженных отзывов, сколько не получала от него, казалось, всю жизнь. «Моя старая Альфис вернулась!» — написал он раза три или четыре. И, это письмо стало настоящей отдушиной, потому что письма от родителей, честно говоря, слабо утешали. Конечно, папа не особо сердился, но ему пришлось очень постараться, чтобы дочь не выгнали. Он не мог на нее долго злиться, особенно по такому поводу, когда до этого были вещи и посерьезнее, но все равно был недоволен, раз уж написал так мало и скупо. Вздохнув, Скамандер положила письмо от брата в ящик тумбочки к остальным письмам, которых было так много, что пришлось поделить их на две стопки — от родных и от тайных (и не очень) поклонников. В стопке с посланиями от фанатов лежало много открыток — с пожеланиями скорейшего возвращения палочки, разрешения на поход в Хогсмид, поддерживающих записок от ребят, которые разделяли ее нелюбовь к чванливым членам «Пятерки», и просто не подписанных писем от скромных ребятишек, восхищенных ее отвагой и мастерством в боевой магии. Это тоже утешало, но не особо сильно. Все-таки, она была не в том возрасте, чтобы считать такую славу заслуженной. Альфис все время напоминала себе, зачем изначально назначила дуль Селвину: чтобы доказать «Пятерке», что с ней лучше не связываться. Это было противостояние, к которому они долго шли. Это нельзя было назвать способом самоутверждения, и, уж тем более, развлечением. В субботу, наблюдая, как ее соседки собираются в Хогсмид, Альфис усиленно делала вид, что не обращает на это такого уж большого внимания. Она старательно убеждала соседок, что ей здесь грустно не будет, потому что у нее были книжки и домашняя работа, которую надо было сделать. Хотя, именно это ее и удручало больше всего. Еще в грусти копошилась неприятная зависть по отношению к девочкам, но Скамандер вырвала это недостойное чувство с корнем. Девочки были тут ни при чем, совершенно ни при чем. Они даже не злорадствовали над ее наказанием. Даже Грин. Мэри и вовсе надеялась подружиться с ней заново, но они обе так и не могли сделать шаг друг другу навстречу. Сьюзан все еще ее игнорировала, хотя ее решимость заметно поугасла. Может быть, она боялась, что Альфис с легкостью может расправиться с ней, или же это сделают те, кто ее поддерживает, а таких ребят в замке было очень много. Даже треть учеников с Когтеврана. — Тебе захватить чего-нибудь, Альфис? — спросила Эмма Финнеган, накидывая шарф, потому что на улице начинало заметно холодать. — Нет, спасибо, — Скамандер поджала губы. — Диана придет сюда со сладостями, мы попьем чай вместе, так что голодной я не останусь. — Звучит отлично, — Минерва Макгонагалл довольно кивнула. Она уже не раз ясно давала понять, что соседку лучше не оставлять без присмотра на долгое время. Это порядком раздражало, но Альфис старалась не замечать ни подобных замечаний, ни своего собственного недовольства. В окно постучал филин. В последнее время это был слишком узнаваемый звук в их комнате, благодаря выросшей популярности Скамандер, так что никто из деовчек не удивился. — Что там, очередное письмо? — спросил Эмма с небольшим любопытством, когда Альфис поднялась с кровати, чтобы впустить птицу. — Не совсем, — растерянно ответила девушка, оглядывая небольшую сову, которая не принесла ничего кроме одного цветка в своих лапках. Когда Скамандер взяла стебель в руки, филин тут же улетел, даже не засунув в комнату головы. Соседки увидели цветок в ее руках. — Ну, хоть что-то новенькое, — хмыкнула Минерва. — Ладно, Альфис. До вечера. — До вечера, — отозвалась она, положив незнакомый ей цветок на тумбочку, а сама направилась в ванную с графином, чтобы набрать для бутона воды. Вернувшись в комнату, девушка поставила сосуд с водой на свою тумбочку, а потом взяла в руки цветок со стеблем. Что-то заставило ее остановиться и присмотреться к красному крупному бутону с множеством рядов череписто расположеных лепестков с закругленным выгибом. Летящий по морозу и ветру, бутон не растерял своей свежести и красоты, не лишился ни одного хрупкого лепестка, что было довольно странно. Притянув его к лицу, Скамандер понюхала, ощутив уловимый приятный запах, который смешался с прохладной свежестью и немного ободрил ее, наполнив грудь таким живым ароматом. Ей никогда не дарили цветы. Кто бы ни сделал это, он явно был не просто учеником, который слепо восхищается ей. Этот кто-то очень трепетно к ней отнесся. Он заколдовал цветок, чтобы он не завял и не потерял своего очарования. Послал сову без записки. И догадывался, что у нее нет аллергии на пыльцу. Может быть, он слишком хорошо ее знал? Это был кто-то из ее друзей? Точно не родной человек, потому что всех домашних сов Альфис знала. Она отняла цветок от лица и, задумавшись о том, кто же мог ради нее заколдовать бутон, коснулась лепестков, свежих и все таких же ярких. Тут же вниз упал один крошечный лепесток, похожий на маленький язычок пламени. Как это было странно. Он выдержал колдовство и полет сквозь холодрыгу, но не устоял от ее едва ощутимого прикосновения. Альфис со вздохом поставила стебель в графин, а затем, обернувшись, затаила дыхание. Вспыхнув настоящим огнем, лепесток, перевернувшись в воздухе, снова упал на пол уже небольшим кусочком сухого плотного пергамента. В воздухе ощущалось тепло и энергия магии, что на мгновение перенесло ее назад на несколько дней, в то самое время дуэли, где заклинания проносились мимо и разбивались о щит у самого ее лица, обдавая волной света и непередаваемой мощью. Скамандер опустилась вниз, колеблясь, прежде чем коснуться пальцами куска бумажки. Была бы палочка, она бы воспользовалась Чарами левитации, лишь бы не касаться зачарованного предмета. Но у нее не было оружия под рукой, что иногда переносилось с трудом, как сейчас, например. И, если бы не любопытство и изумление, Альфис так и не прикоснулась бы к пергаменту. Но она взяла его в руки и свалилась на колени, когда ее глаза вцепились взглядом в буквы, написанные до боли знакомым почерком. К большому счастью, она осталась совсем одна в тихой и светлой комнате. Здесь не было даже Китча, который мог бы отвлечь ее от увлеченного чтения записки, во время которого она не могла даже пошевелить губами или моргнуть: «Альфис. Я знаю, у меня нет даже права на то, чтобы тебе писать, но я должен попытаться. Я не ищу твоего прощения, это ведь, мягко говоря, нахальство с моей стороны. Если ты отдашь эту записку мракоборцам, а ты наверняка так и поступишь, я отлично пойму. Я причинил тебе очень много боли, нанес большой вред, но это вышло не по моей воле, уверен, что ты понимаешь. Я не сомневался, что ты выкарабкаешься, что ты выберешься целой из всех проблем, которые свалились на тебя, ведь ты всегда так делала. Не подумай, что я злорадствую, ни в коем случае. Я тебе вообще не желаю зла, хотя тебе наверняка будет трудно в это поверить. Мне, наоборот, приятно слышать, что ты в порядке. И я хочу, чтобы так и оставалось. Так как я хорошо тебя знаю, и понимаю, что проблем тебе избегать бесполезно, то просто прошу быть осторожной и беречься. Если не ради себя, то ради Дианы и твоей семьи. Теперь прощай». Скамандер чувствовала, как колотится в груди сердце, и, вздохнув, ощутила яркую боль, от которой тело только успело отвыкнуть. Боль выражалась в смешении чувств, которое вспыхнуло снова, затопив ее нахлынувшими эмоциями. Гнев, растерянность, обида, горечь… тоска. Альфис задрожала, проронив несколько слезинок, но не отрывая взгляда от записки. Настоящей записки. Настоящего послания от Барни. Первых его слов, обращенных ей, спустя столько месяцев. Он, как всегда, не тратил времени на оправдания и объяснения, ведь точно знал, что она ненавидит их слушать, но в этот раз… мог бы хоть попытаться. С яростью Скамандер думала, как было бы ей интересно услышать хоть одну попытку оправдания, даже самую несуразную. Она столько времени терзала себя, думая о его мотивах и чувствах, а теперь он так просто писал ей… для чего? Чтобы снова поиздеваться над ней? Чтобы заставить вспомнить о себе любимом, когда она только перестала дрожать от злости при воспоминании о нем? Еще и попросил беречь себя. Альфис отбросила записку и закрыла лицо руками, уже открыв рот, чтобы то ли рассмеяться, то ли закричать, но не издала ни звука, продолжая дышать тяжело. Была ли там скрытая угроза? Хоть он и написал, что не желает ей зла, что хочет, чтобы она оставалась в порядке, но это могла быть скрытая угроза. Вспомнив об упоминании Дианы и своей семьи, Скамандер сдавленно охнула и, вскочила с кровати, быстро подбирая записку. Диана. Ей нужно было найти Диану.