Серая мышка Скамандер

Порт ещё никогда не был таким людным на памяти Альфис. Да и она была здесь уж очень давно, когда ещё была такой маленькой, что маме приходилось везде брать её с собой. Теперь же они стояли здесь вместе с Джоной, который, как и все Скамандеры, не умел и не любил прощаться. — Мы приедем к вам на следующие каникулы все вместе, — пообещала Куинни. — И дядя Якоб, и Рори, и я сама. Время пролетит очень быстро, моя маленькая булочка. Она отпустила Джону, как бы он не жался к тёте, а потом обняла племянницу, которая даже сейчас успевала переживать обо всем на свете. Во-первых, они должны были проводить Куинни все вместе, а папа за все её время пребывания здесь смог увидеться с ней только пару раз. — Ньют тоже совершенно не умеет прощаться, — сказала Куинни сестре и её дочери. — Так что так даже лучше. К тому же, у него сейчас есть слишком важные дела. Самых лучших магозоологов просто так не вызывали в поездку для отлова существа. Это должно было быть что-то действительно опасное, или что-то неизведанное, или и то, и другое. Но переживать за папу не стоило. Если уж он поймал когда-то Нунду (зверя с ядовитым дыханием), то мог поймать, кого угодно. Во-вторых, заканчивалось лето. Самое запутанное лето в её жизни. Теперь пришлось бы ехать в школу, учиться на шестом курсе, где после СОВ уже шла более сложная программа, а ещё каждый день видеться с учениками, которые обходили её стороной за давнюю дружбу с Барни. Вот это, кстати, было в-третьих… — Если всегда обращать внимание на плохое, то не заметишь всего хорошего, что происходит в твоей жизни, — шепнула ей тётя с улыбкой. — А ведь тебе шестнадцать, моя милая. Это самое золотое время в жизни любой волшебницы. Альфис очень хотела верить, что это — её самые лучшие годы, но пока что ничего не получалось и не сходилось. Тем не менее, она улыбнулась тёте, а тётя, хоть и видела её несогласие, улыбнулась в ответ. Получив от неё самые крепкие объятия, девушка ощутила тоску уже сейчас. Она знала, что, несмотря ни на что, Куинни здесь будет не хватать. Её светлые волнистые волосы, убранные в простую причёску, пощекотали ей шею, когда тётя, прочитав её мысли, рассмеялась очень тепло и, все же, с такой же грустью. — Мне тоже вас всех будет очень сильно не хватать! — она бросилась в объятия сестры, а Альфис взяла за руку Джону, глядя на маму и тетю с сожалением. Тина и вовсе ничего не говорила. Ей не приходилось это делать в присутствии Куинни. И ведь Куинни тоже не приходилось ей отвечать, они понимали друг друга с одного взгляда. Это были самые трогательные семейные узы, которые Альфис могла наблюдать. В этот грустный момент разлуки даже лёгкие морщины на лицах женщин, казалось, стали глубже. Тётя махала им с палубы корабля до того самого момента, пока её яркий сарафан, видный издалека, не скрылся из вида. И, каково же было удивление Альфис, когда она узнала, что они провели в порту больше часа. Через четыре дня, спустя сутки после возвращения папы, Альфис услышала, как они говорят о чем-то в его кабинете, причём мама была встревоженная и совершенно серьёзна, а папа только и делал, что успокаивал её и убеждал, но мама просто не могла успокоиться: — …А как же дети? Я доверяю тебе, когда наш сын играет с гиппогрифами, но ведь это далеко не гиппогриф! Ньют, он может чихнуть и обжечь Джону, он может сжечь наш дом целиком! — Вообще-то, малыши этого вида не дышут огнём до полугода. Они растут не так быстро, как их другие сородичи. А ещё они самые миролюбивые. Но, уверяю тебя, он не пробудет у нас дольше года! Альфис стало любопытно, потому что папа даже во время её взросления редко приносил в дом других животных, а в последние годы ему и вовсе пришлось передать многих существ в заповедники и магические зоопарки. Это был, мало того, новый зверь, так ещё и очень опасный, если мама так сильно тревожилась. Альфис тоже боялась, но её все равно тянуло к чему-то неизведанному. И, конечно, она любила огненных животных. — Год, Ньют! — простонала мама. — В нашем доме! В доме твоих родных! — В чемодане, если быть точнее. И под моим постоянным наблюдением. Я не буду оставлять его ни на минуту даже на работе. — Ты собираешься пронести его в Министерство? — вот теперь мама была уже в гневе. — Если только об этом узнают, тебя могут отправить в Азкабан! — Ты меня отправишь? — в голосе папы была слышна неловкая усмешка. И, Мерлиновы кальсоны, пока Порпентина не убила его, Альфис вошла в кабинет, быстро постучавшись. — О чем вы? — спросила она. — Что это хоть за зверь такой? — Ничего, о чем стоило бы волноваться… — Твой отец принёс в дом дракона, — выдала мама, сложив руки на груди. — Как взрослый человек, можешь сказать ему что-нибудь? Она, очевидно, ждала поддержки, но Альфис, совершенно её прослушав, уставилась на зажавшегося отца с открытым ртом. — Дракона? В-в смысле, настоящего дракона? Прямо настоящего, т-то есть огнедышащего? И он будет у нас жить? — Дррракона? — Джона мигом оказался в кабинете, а потом прильнул к ногам отца. — Папа, у нас будет жить дррракон! — Не может быть и речи! — мама в ужасе взглянула на них. — Он же так опасен! — Это Уэльский зелёный, совсем малыш, причём со сломанным крылом, — продолжал Ньют. — Если его не вылечить, если не попытаться это исправить, он не сможет летать и будет испытывать боль всю свою жизнь, он не сможет жить со своими сородичами. Но никто, кроме меня, не может за это взяться. Тина, я знаю, чем рискую! — Мама! — Джона поднял на неё мокрые от слез глаза. — Ему будет больно всегда-всегда! И он будет совсем один! Пожалуйста, дай нам его вылечить! — Всего год, и я отдам его в заповедник, — заверил Ньютон. — Он же совершенно безобиден. — Он дракон! — Мама, Уэльский зелёный очень добрррый, он не ест людей, — совершенно спокойно заговорил Джона, — они быстррро становятся большими, но не похожи на дррругих, потому что они не плюются огнём с самого рррождения. Мы с папой позаботимся о нем, честное слово. И Альфис тоже! Пррравда, Альфис? Они все посмотрели на неё разом, заставив вспомнить о том, что она тут вообще присутствует. Девушка сжалась, прямо как отец, а затем посмотрела на него виновато. И потом перевела виноватый взгляд на мать. — Сделаю все, что в моих силах. Но я смогу только на каникулах, конечно, — сказала она тихо. — Если он действительно такой безобидный, как вы говорите… — Только не привязывайтесь к нему, — вздохнув, сказала Тина. — Потому что он все равно дракон, каким бы маленьким и безобидным не казался. Его место на воле. — Я знаю, саламандра моя, — Ньют облегчённо выдохнул. — Я не дам детей в обиду. Ни за что не подвергну их опасности снова. Альфис постаралась поскорее забыть об этом «снова». Но папа обещание держал. Два дня он вообще боялся показывать своего подопечного детям, но перед Джоной невозможно было устоять в буквальном смысле. Он чуть не сшиб отца с ног. За пару дней до отъезда Альфис, в очередной раз заглянув в чемодан вместе с Китчем, нашла брата с драконом. Джона кормил его свежей бараниной под контролем папы. Потом мальчика теперь совершенно невозможно было вытащить из питомника. Мама была очень недовольна, Джона не хотел учиться читать и писать, а, когда отмахнулся и от маминой просьбы пойти поесть хоть раз за день, она, не выдержав, впервые за все лето повысила на него голос, а потом взяла брыкающегося мальчика на руки, утаскивая наверх силой. Альфис, вздохнув, закрыла за ними чемодан, а потом и кабинет. Папа вышел из дома ненадолго, буквально на полчаса, чтобы купить в поселении ещё баранины, и, вообще-то, он запирал чемодан до этого, причём запечатал магическим способом. Это была ещё одна причина злости мамы — Джона сумел его вскрыть каким-то образом, но это терялось на фоне того, что он сделал это из-за одержимости драконом. — Ты напугала его! — возмутился мальчик. — Мам, ты слишком гррромкая! Это из-за тебя он зарррычал, понимаешь? — Так это я виновата, молодой человек? — удивилась Тина. — Я живу с твоим папой практически двадцать лет! Думаешь, я знаю о животных меньше, чем знаешь ты? Если чемодан закрыт, значит ты не должен туда соваться! Просто помни это! Альфис уже была в гостиной, где ссора уже просто оглушала её. Роджер и Арабелла ели в столовой спокойно, уже и не обращая внимания на шум. Да и слух у Роджера стал похуже. Он бы повернул голову на звук только если бы Тина и Джона продолжали кричать прямо у его уха. — Животные не обидят меня! Пусти, я должен успокоить его! — Это не жмыр, милый, это дракон! Ты должен пообедать, а вот разобраться с ним сможет твой папа… — Пусти. — А-а-а! Мерлин… Мама выпустила его из рук, Джона уставился на неё напуганно, затем перевёл взгляд на свои руки. Альфис вмиг оказалась рядом. — Что такое? — спросила она. — Джона, ты сделал маме больно? Из-за того, что она тебе говорила правильные вещи? Так нельзя делать, что с тобой такое? Брат, посмотрев на неё, вдруг прослезился. — Я не… я не знаю. Я не хотел. Мам… — Мерси Льюис… — Порпенина убрала руку с плеча. Альфис затаила дыхание, увидев небольшое красное пятно в расплывчатой форме детской ладони. — Он меня не бил, — растерянно сказала мать. — Будто бы обжег. Но обошлось без волдырей… Слава… Девушка забежал на кухню, схватила полотенце и намочила его, пока мама продолжала что-то бормотать. Потом она взволнованно позвала сына. Джона выбежал из дома, плача, а мама пыталась его догнать. — Нет, милый, все в порядке!.. — Я с ним поговорю, — Альфис сунула маме в руки мокрое полотенце, а сама выбежала на улицу. Мальчик бежал в сторону побережья, подальше от их двора, и не откликался. Лишь уже на склоне он обернулся, когда понял, что сестра его практически догнала. — Не надо, Альфи! — крикнул он, упав назад, а потом вытянув руку перед собой. — Я тебя поррраню, как маму! Я плохой! Я как Тёмный Волшебник! Девушка едва улыбнулась, послушно стоя на месте, но села на колени, чтобы быть с братом на одном уровне. — Кто же тебе рассказал о Тёмных Волшебниках? — Папа. Те злые дяди, которррых я отбррросил тогда на Чемпионате, они были Тёмными Волшебниками. Они тоже жгли огнём лес. А я обжег маму! Я хотел, чтобы она меня пустила, а она не хотела пускать! — Джона снова начал тереть глаза руками и всхлипывать. — Я сделал маме больно! — Ты же сделал это не специально! — Альфис потихоньку приближалась к нему. — Ты не знал, что так получится. — Я не хочу быть волшебником, если буду колдовать только плохие вещи и делать людям больно! — воскликнул брат. — Волшебники бывают и хорошими. Все дело в выборе, понимаешь? Ты же добрый мальчик. Ты хороший. И, если ты не захочешь, ты не сделаешь ничего плохого… — Я уже сделал! — Это просто потому, что ты ещё не умеешь пользоваться магией и ещё не знаешь, что ты можешь, а чего не можешь. Потом, когда ты подрастешь, ты поедешь в Хогвартс и там научишься такому красивому волшебству, столько всего узнаешь. И у тебя будет много друзей… — Можно, я поеду с тобой? Заберррусь в чемодан, пррриеду в школу. Ты научишь меня там. И сэррр Дамблдоррр будет меня учить. Он очень добрррый. — Тебе пока туда нельзя. Нас обоих будут ругать. Да и как же мы поедем без тебя на вокзал? Мама и папа будут тебя искать, мы никуда из дома не выйдем, пока тебя не найдут. Джона расстроился, уткнулся лицом в колени. Альфис, не теряя улыбки, взяла его за руку. — Ты можешь учиться сам. Знаешь, с чего начинают самые великие на свете волшебники? Они учатся ничего не бояться. Ты пока не можешь держать себя в руках, но это не страшно. Это просто вспышки магии, они не длятся долго. Вот успокоишься, и они пройдут. А, пока они длятся, ты должен только думать, что не хочешь ничего плохого. Магия тебя слушает. Она делает то, что ты пожелаешь. Джона поднял на неё жалобные глаза, полные надежды. Девушка нашла под ногами травинку. Жёсткую, полую внутри. Она сломилась пополам в её пальцах, но Альфис, сложив маленькие половинки в податливой руке брата, закрыла их другой его ладонью, а затем обхватила его руки своими руками. — Ты не хотел делать маме больно, но ты хотел, чтобы она тебя отпустила. Поэтому все так случилось. Ты просто не рассчитал силу. Попробуй срастить травинку. Захоти этого. И не бойся того, что может случиться или того, что не получится. Это не твоя вина. Если не получается, то ты можешь попробовать ещё, потом ещё, и потом ещё. Ты только не бойся и никогда не сдавайся. Тогда все наладится. Ну, попробуй. Ладони Джоны потеплели слишком быстро. Он смотрел на них с тревогой. — Ты мне никогда не причинил вреда и никогда не причинишь, — заверила Альфис. — Думай только о том, чего ты хочешь. Ты хочешь починить тростинку. — Я хочу… тррростинку починить, — повторил мальчик. И его ручки остыли. Девушка едва их погладила, улыбаясь, а потом убрала свои руки. — Посмотри-ка, что там получилось… — Джона! — послышался голос их отца. — Альфис! Он искал их, звал в тревоге. — Милые! — послышался и мамин зов. — Мама… Мама, папа, я здесь! — Джона, поднявшись, побежал на голос, шмыгая носом. Альфис посмотрела в свою ладонь. В ней остались две сухие половинки. Она подумала секунду, затем выкинула их, а вместо этого сорвала новую, целую травинку. Она не хотела обманывать брата, нет, но просто знала одну маленькую истину: один крошечный успех мог дать очень много веры в себя. Когда мама осталась успокаивать сына, Альфис ушла в чемодан, следом за отцом, чтобы поговорить с ним в самом тихом и безопасном месте о самом тайном и неизведанном — стихийной магии брата. Тогда-то она и увидела дракона. Он был маленький, очень худой, с гладкой и блестящей кожей салатового цвета. Свернувшись в клубочек, он спрятал свою остренькую мордочку, но его сопение было громким. Дракончик спал в подобии гнезда — камни были уложены в круглую лежанку с углублением. Здесь были разные горные породы, были большие угловатые валуны и даже маленькие камешки с морского побережья. Под каменным лежбищем горел огонь, он был даже больше, чем в камине. Папа разжег огонь посильнее, помешал угли чугунной кочергой. — Можешь подойти поближе, — сказал он ей, увидев, что Альфис замерла в дверях этого нового загона. Он напоминал неглубокую пещеру, выход из которой вёл в светлые и необозримые дали — сплошь зелёные горы и луга, яркое солнце. Пейзаж дикого Уэльса, очевидно. Папа был прямо у гнезда, он разделся до самой рубашки. Здесь и впрямь было очень тепло. Даже душно. И, чем ближе к гнезду подходила девушка, тем сильнее духота сжимала горло. — Джона, видимо, и сам не понял, что это его магия помогла ему открыть чемодан и не обжечься о камни, — Ньют звучал виновато. — Я не мог предусмотреть, что так случится, но я очень виноват перед твоей мамой. Она права, я знаю, но этот малыш… — Никто не мог этого предугадать. Ты держишь свое обещание перед мамой, она не может тебя обвинить в этом, — Альфис посмотрела папе в лицо. — Это как тогда на Чемпионате. Никто из нас не виноват. Это просто вспышки. Я объяснила это Джоне. — Ты сумела объяснить? — пробормотал папа. — Спасибо. Вообще-то, это нам с мамой стоило заняться этим раньше. Что бы мы делали без тебя? — Не испытывали бы никаких проблем из-за моих школьных неприятностей, — пожала плечами Альфис. — Пап… Я стараюсь научить его не бояться этого. Но у меня нет времени. Когда я уеду в школу, что будет дальше? На кого он сможет положиться? Вдруг снова случится что-то, что напугает его слишком сильно, а потом снова произойдет крупный всплеск. И тогда его заметят маглы. — Я буду за ним смотреть. Он, похоже, теперь совсем не может покинуть это место даже на пару секунд, так что постоянно держать его в поле зрения не составит труда… — папа вдруг стал совершенно серьезен. Он отстранился от драконьего гнезда, а потом, не глядя на дочь, сказал уже тише: — Мне приходилось иметь дело с таким же мальчиком… Вернее, парнем. Уже взрослым парнем. Он был Обскуром. — Обскур? — Альфис приблизилась, прошептав это, словно самое страшное проклятие. — Обскуры же… То есть, обскуры — маленькие дети. Так ведь? — Это было исключение, единственное исключение, которое только могло быть. Я до этого никогда раньше не видел упоминаний, что обскуры переживали свой первый десяток, но тот юноша дожил до двадцати лет. Я видел его, я с ним говорил. Вообще-то, твоя мама была первой. Девушка теперь поняла, почему раньше папа утаивал такую важную деталь. Это было одно из давних приключений, в которое были втянуты ее родители. Они не очень-то любили говорить о том, с какими испытаниями им тогда пришлось столкнуться. Но они, вроде как, боролись с Грин-де-Вальдом и, более того, пережили эти столкновения. Альфис могла только предположить, какие ужасы им удалось повидать. И, повзрослев, она совсем не винила родителей в том, что они это все умалчивают. — Как звали того парня? — спросила она. — И что с ним случилось? Он погиб? — Его звали Криденс, он… — папа, наконец, поднял глаза, в глубине которых читали отголоски прошлого. Ньют был поглощен воспоминаниями, ему не требовался Омут памяти. — Он не погиб, нет. Я расскажу тебе потом об этом, если захочешь. Сейчас вся та история неважна. Важно то, чего он достиг. Вся его злость, все его обиды, все его травмы, они превратились в столь разрушительную силу, что его чуть не погубила. Однако, он мог ей управлять. Он учился. Он пытался. Все обскурии всегда находятся в сознании, они все видят и все помнят, у них обостренное восприятие. К нашему большому счастью, Джона не один из них, потому что у него есть семья, которая его любит и которая может ему все объяснить и всему научить. Просто все эти события так некстати пришлись именно на этот период его взросления, а то, что он сделал — всего лишь ответная реакция. Больше ничего плохого случится с ним не может, ничего подобного не произойдет, но то, что уже случилось, могло ввести в заблуждение свидетелей и судей. — Кто-то в Министерстве думает, что он Обскур? — Альфис едва не вскинула руки к лицу. — Не может быть такого! Они же сами понимают, что он просто мальчик, который пытался защитить семью! — Тише, — папа едва взглянул на драконье гнездо, взяв руки дочери в свои шероховатые ладони. — Они понимают. Конечно, понимают. Но ты и сама знаешь, Альфи, что есть волшебники, которым было бы выгодно признавать иное. У них не получится обвинить его и нас ни в чем. Джона напоминает Обскура только тем, что у него большой магический потенциал. К счастью, еще не поздно направить его в нужную сторону. Я знаю, что нужно делать, и я всегда буду готов помочь ему и научить. Альфис уронила голову отцу на плечо, чувствуя себя, опять же, беспомощной. Она ненавидела это чувство. Она его боялась. — И твоя мама, между прочим, тоже имеет опыт, — добавил Ньют. — Мы — его родители. Вы оба — наши дети, и вы можете положиться на нас. — Я знаю, — девушка обняла папу, а потом заметила, как где-то в гнезде мелькнул голый зеленый хвостик. — Кажется, твой дракон проснулся. Папа быстро оставил ее ради маленького больного. Альфис едва взглянула на него — всего с кошку размером! Даже Китч сейчас мог запросто взять и унести его в зубах. Приподняв мордочку, он взглянул на Ньюта с небольшой опаской, чуть потянулся назад, а одно из крыльев осталось лежать на месте. Света не хватало, но было заметно, что каким-то кривым было это маленькое крыло. — Тише, малыш, это мама… — зашептал Ньютон. — А это Альфис. Она не причинит вреда. Ты только не бойся, милая. Она знала, что страх чует всякое животное, так что постаралась без опаски подойти еще ближе, не касаясь при этом раскаленных камней. — Ему нужна постоянная жара. Даже не знаю, сумею ли я дать ему столько тепла, сколько дает взрослая самка дракона… — Он не боится Джону? — спросила Альфис. — А? Нет. Джона совершенно не может никого напугать. Он такой тихий и осторожный. Если нужно будет, просидит без движения целый час, лишь бы зверушка ему доверилась, — папа улыбнулся. — И он совершенно не замечает здесь течения времени. — Это мы заметили, — хмыкнула Альфис, отстраняясь от гнезда. Она почувствовала, что ее тело начинает покрываться потом, из-за чего липнет одежда. Надо было охладиться. Когда она покинула чемодан и приняла душ, то смогла вернуться на кухню, где обнаружила брата, мирно доедающего суп. Он не отстранялся от мамы ни на секунду. — Налить и тебе, милая? — спросила Тина, уже спокойная и почти счастливая. — Да, — с удовольствием отозвалась девушка. Пока мать отвернулась, она взяла Джону за руку, а затем приблизилась к его уху, шепча с улыбкой: — Ты забыл кое-что. Передав ему целую тростинку, Альфис заметила, как личико брата просветлело от улыбки. — Я… я ее починил? Я сам? — Конечно, ты сам. Я не умею колдовать без палочки, — поцеловав мальчика в рыжую макушку, сестра села рядом с ним. Этот день начался не так уж и плохо, просто было сложновато для обычного летнего дня. Впрочем, этим летом бывали дни и труднее. Осень впервые принесла тоску, хотя от лета ее отличал только новый лист в календаре. Альфис ощутила странную грусть, как только оказалась на вокзале, за двадцать минут до отправления малинового поезда до станции «Хогсмид». Она сама везла свою тележку, сама искала подходящий вагон, где привыкла занимать место. Вообще-то, это ей нужна была поддержка и утешение перед самым непростым годом за все обучение, но среди всей их семьи больше всех расстроенным выглядел Джона. Альфис села перед ним, беря за руку. — Ты же помнишь, что всегда можешь отправить мне сову. В любое время, — сказала она. — Мама поможет тебе написать, а папа поможет нарисовать животных. А, если и Говард заглянет к нам, то попроси его оживить какой-нибудь рисунок. — Я хочу, чтобы ты осталась дома и мне не пррришлось ничего отпррравлять, — сказать мальчик с подрагивающей от слез губой. — Но я же взрослая волшебница и мне надо учиться, жмырик. Когда ты вырастешь, то тоже поедешь в Хогвартс. — Ты всегда приезжаешь оттуда грустная, — сказал брат. — Тебя там обижают, я знаю. Там опасно и там далеко. — Не так уж опасно, и не так уж далеко, — Альфис улыбнулась. — Тебе не придется переживать за меня. Я, все-таки, умею драться и ничего не боюсь. Помнишь, что я Капитан? — Ты лучше всех дерррешься, — кивнул Джона. — Ты побила своего плохого дррруга. Но письма летают так долго! Почему ты не можешь прррилетать к нам домой на гиппогрррифе или фестррралах? Я знаю, что они там есть. Папа мне рррассказал. Альфис с усмешкой взглянула на родителей. Папа отвел глаза, мама молча буравила его взглядом. — Потому что гиппогрифы и фестралы устают, милый, — ответила девушка. — Неужели стоит мучить их только ради того, чтобы повидаться с тобой, когда я могу прислать тебе рисунок? В конце концов, мы увидимся уже к Рождеству. У тебя ведь теперь так много дел: помогать папе и учиться с мамой. Я приеду быстрее, чем огненный краб доберется до конца своего загона. Брат тихо рассмеялся и, удовлетворившись этим, Альфис поднялась в полный рост, обнимая сначала маму. — Жду не дождусь, когда увижу тебя, — сказала она, не желая размыкать объятия. — Всего три с чем-то месяца, — девушка старалась улыбаться и дальше, хотя ей все меньше хотелось уезжать. Она обняла папу еще крепче, стараясь получше прижаться щекой к колючему ворсу потертого пальто, чтобы запомнить это ощущение и вспоминать наиболее тоскливыми вечерами. Папа только грустно вздохнул ей на ухо. — Ты слишком быстро растешь, — сказал он, заглянув ей в глаза. — А ты все такой же, — взгляд становился мутнее. Она улыбалась и лгала, ведь папа старел, старел с каждым годом. Хоть у него и был тот же искристый взгляд, все равно рыжие волосы тускнели, становилось все больше серебряных нитей. У Альфис были те же морщины в уголках глаз, когда она улыбалась. Только вот у папы они становились все глубже и глубже. — Я вас люблю, — сказала она, не задумавшись. — И мы тебя, — сказали ей родители. Мама обняла снова. У нее волосы выбились из прически. Альфис поправила их сама, чтобы ее мать не теряла вида деловой женщины в присутствии других волшебников. Почему-то это казалось очень важным, хотя даже сама мама об этом не думала. — Передайте Говарду, чтобы он, наконец, написал мне, — пробормотала девушка, затаскивая чемоданы в поезд. — Этот зазнавшийся идиот… — Я передам, — улыбнулась Тина. Джона захихикал позади, услышав смешное ругательство. Папа что-то тихо ему сказал, мальчик через силу сдержал смех. Глядя на них на всех, Альфис ощутила, как ее сердце просто разрывается. Эти два месяца она провела с ними, со своей семьей, переживая самые большие трудности, которые только могли встретиться. И как теперь она могла остаться без них? Было страшно. Не комфортно. Грустно до слез. Но она же была взрослой. Еще немного, и уже семнадцать. Надо было привыкать и к тому, что в школе рядом с ней не будет Говарда и этого чертова Барнабаса. Сжав ручку чемодана, а другой рукой подталкивая клетку, Альфис пошла вперед, выбирая себе незанятое купе. Она наткнулась на один взгляд старшекурсника с Пуффендуя, не сумев толком распознать, что он в себе нес, но внимание уже само по себе не нравилось. Благо, совсем скоро подвернулось совершенно пустое купе. Конечно, Франка могла быть где-нибудь дальше вместе с младшими Макгонагаллами (сама Минерва, несомненно, занимала места для старост рядом с преподавателями), там же была Джоанна, Мэри и Сьюзан, Эмма, кто-нибудь из юных дуэлянтов. Кара наверняка уже болтала со своим другом, чье имя вертелось на языке, но никак не могло вспомниться. Диана, в конце концов, могла ее искать. Альфис, вздохнув, села у самой двери, не желая даже смотреть в окно, чтобы не испытывать соблазна выбежать из поезда и затеряться где-нибудь на Кингс-Кроссе, лишь бы не ехать в школу. Опустив голову, она смотрела на свою любимую брошь, что вертела в руках. Птица-гром пускала отблески от маленького рубина в своей груди. Она призывала к храбрости, к силе духа. Прикрепив ее к своей мантии, Альф от всей души пожелала, чтобы в этом году ей не пригодилась отвага.