Силены. Вещи из небытия

Алаиза механически шагала вперёд, как заводная игрушка с ключиком в заднице. Поворот сменялся поворотом, рабы в коридорах сменялись вельможами. Наверное, Айташ был озадачен тем, что его слова не повлекли за собой никакой реакции. Алаиза могла бы поставить руку на отсечение, что он ожидал хотя бы расспросов о местоположении рынка с последующим ударом под дых и попыткой побега. Но она лишь крутанулась на носках и продолжила идти за ним, замявшись всего на один шаг. Её голова так опустела, что свистящая тишина гуляла в ней вместо шелеста мыслей. Их путь незаметно перетёк из тихой женской половины дворца в его основную оживлённую часть. Здесь было много высоких окон и уличного света сквозь призмы витражей, но больше всего уходящего за горизонт солнца было в открытых проёмах без решёток, ставней и стёкол. Соль растворилась в воздухе, ещё тёплом после полуденного зноя, и, несмотря на то, что в Гернии подходил к концу дождливо-снежный месяц ведьмовских шабашей, в Арсаиме до сих пор стояло позднее лето. Люди, бредущие вдоль коридоров, были смуглыми и узкоглазыми. Дахремаанская мода обязала их носить нелепые тюрбаны, обручи и платки на кудрявых чёрных макушках и золотые кольца в мочках ушей. Их пухлые тела еле помещались в камзолы из дамаска, и роскошная ткань нещадно тянулась, утопая в складках их боков. При виде других людей Айташ неловко повертел плечами. Стоячий воротник впивался ему в кадык. Можно было подумать, ему привычнее доспех, но Алаиза не хотела думать. Разве что отметила мимоходом, что телесные объёмы её похитителя слишком малы для обычного обитателя Калиф-Халзара. Так было всегда — когда что-то потрясало её до самых печёнок, в голову приходила одна лишь чушь. — Чи эммэ фэр быть скромный и мол-ча-лив, — сказал Айташ перед широкой дверью. Они остановились. — Обещать. Алаиза рассеянно согласилась, не услышав, что он попросил. То, что внутри их ждал не последний человек в этом дворце, выдавал стражник с саблей на поясе. Он держал пятерню на эфесе, и изогнутый клинок без ножен опасно покачивался в перевязи. Айташ кивнул ему. Тот пропустил их в комнату. Алаизе почудилось, что морская болезнь опять выбивает её из колеи, но то был лишь головокружительный запах курений. Тошнотворно-сладкое благоухание стояло видимым туманом в помещении, похожем на маленький зал. Сквозь дымку она увидела длинный диван от стены до стены и шестерых мужчин на нём. В центре комнаты стояли две девушки с опущенными головами. Алаиза встала подле них и отметила рыжий завиток, выбившийся из-под покрывала стоящей справа. — А вот и ты, — чуть слышно поприветствовала Иди-в-зад. Мужчины громко обсуждали что-то, и новоприбывшие стали ещё более горячей темой разговора. Айташ вышел вперёд и низко склонился перед сидящими. Один из них, молодой мужчина в пурпурном одеянии, вскочил и заключил Айташа в объятия. — Видно, этот парнишка не простой Охотник, — съехидничала рыжая бестия, припоминая Алаизе все её неосторожные слова Айташу. — Раз принц не стесняется тискать его на глазах своих братьев. Твой личный надзиратель точно чей-то сынок. Алаиза проглотила ком в горле. — Это дети султана? Иди-в-зад прислушалась к дахремаанской речи вместо очевидного ответа на вопрос. Принц радостно скалился и хлопал Айташа по плечу, а он что-то торопливо ему говорил. — Принц спросил, как прошла Охота. — Как повод пересмотреть свои таланты, — не удержалась Алаиза. Иди-в-зад шикнула. — Охотник говорит про тебя. Алаиза затаила дыхание. Если бы Айташ не постеснялся сказать всё, что о ней думает, её бы точно отправили на рынок. Только этого она и желала. — Сказал, что ты пряталась в куче хлама на корабле, — продолжала переводить Иди-в-зад. — Подробности твоего обнаружения он опустил, но выставил себя исключительным сыщиком. Сын Хагана весело озирался на Алаизу, а она изучала свои ноги и лишь изредка поглядывала на Айташа и него. Мелкие зубы принца были белее её башмачков. — Его высочество назвал тебя своенравной девицей. — Это хорошо или плохо? Во взгляде принца не было неприязни. — Смотря что для тебя «хорошо». Он сказал, что оставит тебя себе. От волнения Алаиза закусила щеку и почувствовала вкус крови. — Охотник говорит, ты пыталась нащупать его кинжал ягодицами, когда он вёз тебя на корабль. В тот вечер он переложил клинок в голенище сапога. Алаиза покраснела до корней волос. Покрывало надёжно прятало лицо, но сыновья Хагана засмеялись, увидев алый лоб в прорези над её бровями. — Ты это только что придумала, — прошипела Алаиза, хотя знала, как жалко это звучит. — Значит, не было такого? — фыркнула Иди-в-зад, да так громко, что её наконец услышали. В комнате стало тихо. Принц оставил Айташа и приблизился к ним. Он остановился перед рыжей бестией, хотя ещё долго не отрывал взгляд от трепещущих век Алаизы. Золото на его запястьях звякнуло, обрывая безмолвие, когда его изящная кисть заправила медный локон под покрывало. — Чарма. Его баритон был таким же плавным и обманчиво-мягким, как он сам. Принц был похож на дикую кошку, но опасность исходила от него более осязаемая, чем от рыси или пумы. Старуха Минада рассказывала Алаизе о южных больших котах с длинными гривами, пятнистыми и полосатыми шкурами. Их яркий окрас не был предназначен для пряток от более страшных хищников, потому что смертоноснее их самих не было никого. Таким был дахремаанский принц, облачённый в каменья и царский пурпур, отороченный чёрным мехом. Стройнее и жилистей своих братьев, он был достаточно зрел, чтобы носить бороду, и слишком юн, чтобы седина и плешь тронули его смоляные кудри. — Чарвилла чарма, — повторил он. Ещё чуть-чуть, и Алаизе пришлось бы заново учиться дышать. Она изнывала от невозможности узнать, что он говорит, и кляла Иди-в-зад за то, что её сверхспособностью не был обмен мыслями. Айташ придвинулся к принцу и сбивчиво принялся что-то объяснять. Алаиза ещё два раза услышала слово, похожее на «Чарвилль». — Чи эммэ фэр лыч диса тю я. Рыжая бестия затравленно икнула, точно он попросил облизать подошвы его тапок. Она не шевелилась непозволительно долго, но в конце концов положила свою ладонь в его. Сын Хагана цокнул языком и сам взял другую руку. Он задрал её так высоко, чтобы все присутствующие насладились видом россыпи веснушек вокруг костяшек и обрубком вместо мизинца. Алаиза не сдержалась и вскрикнула. Со стороны диванов поднялся шум; Айташ преодолел оставшееся расстояние в два шага и затараторил что-то, напоминающее оправдание. — Ны, — коротко отрезал принц. Это слово Алаиза знала прекрасно. Она столько раз слышала его на корабле, что суть его была ясна без переводчика. Так отвечали Охотники, когда силены ломились из каюты. — Не отправляйте её на рынок! — сорвалось с губ раньше, чем Алаиза совладала с собой, но было уже поздно. Культя вместо пальца поразила её не так сильно, как умение Иди-в-зад скрывать её до сих пор. — Не отправляйте, ваше величество! Сын Хагана выпустил руку девушки, и она безвольно шлёпнулась о её бедро. Он оказался перед Алаизой быстрее, чем она успела моргнуть, но не торопился делать ещё хоть что-то. Ей ясно вспомнилась ночь в Вербирионе, когда другой принц так же стоял над ней, готовый обнажить её лицо всем присутствующим. Риелан Нихёрд не заявлял на неё никаких прав, не будь она блудницей, и всё равно не преминул поднять её капюшон. В ту ночь она имела смелость встретиться с ним взглядом. В его бесстыжих глазах таилось много желаний и намерений, не названных вслух, но не скрытых вовсе. Однако гернийский принц отпустил Алаизу на все четыре стороны и уже сотню раз забыл, что она когда-то была. И теперь она вновь стояла перед сыном великого правителя, сжатая в тугой комок нервов. Частота её визитов к королевским дворам была попросту неправдоподобной. Дахремаанский принц знал её меньше четверти часа и назвал своей. Он смотрел на неё вдумчиво, озабоченно и долго, без тени вожделения, присущего околдованным мужчинам. Алаиза поняла, что он уже под властью её чар, когда попросила за свою спасительницу и вскинула голову. Их глаза встретились, и стало ясно, что он никогда не отправит её на рынок. — Оставьте её во дворце, — попросила она ещё раз. — Если я приглянулась вам, ваше высочество… не разлучайте нас. Айташ поклонился услужливым кивком в адрес принца, чтобы открыть рот: — Чи эммэ говорить с сам шехзде о Рамдан Серкан Хаган воин тю бамора тю великий султан Кадир Фатих Хаган царь. Чи эммэ фэр быть почти-телльн-ный и скромный. Алаиза опомнилась и скрючилась так низко, что хрустнули позвонки. — Если вы хотите сделать меня своей, ваше высочество шехзаде о Рамдан… Хаган, — она запнулась, чем вызвала новые смешки, звонкие, как пощёчины. — Пусть эта девушка будет вашим подарком для меня. Свистящий выдох, предвосхищающий ухмылку, пронёсся совсем рядом, напротив. Её мольба развеселила даже принца. — Чи эммэ не жена тю шехзаде, — не к месту серьёзно пояснил Айташ, по новому кругу перебирая имена и титулы принца и его отца. — Раб не мочь просить себе другой раб. Принц жестом прервал его. — Я лыч ша тю мо яя. О Луиза. Алаиза поняла его без лишних фраз и облегчённо осела на пол. А он не сказал ни слова на международном языке, но точно знал, о чём говорила она. Айташ вывел их из покоев и проводил до женской половины, которую по дороге называл «гаремом» и «сералем». Третью силену он увёл с собой, не обронив больше ни звука. Но оставаться наедине девушкам пришлось недолго. Первым, что встретило их в женской части дворца, была комната, полная… мужчин. В полумраке помещения они сидели на коврах и подушках, но силуэты угадывались не сразу, потому как их кожа была чернее темноты, затаившейся в углах. Алаиза знала, что в Голодном море, куда вёл северные корабли пролив, на россыпи Забытых островов жили люди необычайной наружности, но видела их впервые. Говорили, что на Солёном острове всех детей окунали в сажу, чтобы злобная богиня ночи Накта не нашла их. Говорили, что древний обычай прошёл через столько поколений, что на этом клочке земли не осталось людей и волшебных тварей со светлой кожей. Говорили, что на острове Альби́нос солнце не заходит за горизонт все четыреста сорок шесть дней в году и оттого выжгло цвет из лиц и волос всех обитателей. Говорили, что лишь их глаза красны, как у белошёрстых крыс. Говорили, что остров Тварей населён… — Вы последние? Человек с Солёного острова поднялся и встретил девушек на пороге гарема. Жёлтый тюрбан венчал его голову, такой яркий на фоне своего обладателя, что будто парил в пространстве. Иди-в-зад бегло ответила ему на дахремаанском. Он недоверчиво зыркнул на неё, но после кивнул и провёл их через комнаты чернокожих мужчин в спальную часть сераля. Это был просторный зал, вдоль стен которого прямо на полу лежали тюфяки и матрасы. Многие силены уже дремали, завернувшись в тонкие покрывала и не пряча лиц. Другие же тихо беседовали и расчёсывали друг другу косы, сонно жевали странные фрукты или просто сидели в одиночестве. Раб с Солёного острова указал им на ряд свободных матрасов и удалился. — Он же мужчина! — пробубнила Алаиза. Рабыни безучастно смотрели на них, не спеша знакомиться. — Вряд ли, — ответила рыжая бестия, уже обустраивая своё гнёздышко. — То есть? — Если он живёт в женской части дворца, он точно не мужчина. Алаиза была сбита с толку. — А кто же он тогда? У него растёт борода. — Евнух, как в борделях. Алаизе было страшно представить, какой путь прошла эта невыносимая, храбрая и таинственная девушка, успевшая познать прелести дахремаанских борделей, выучить южный язык, затаить злобу на капитана Охотников и лишиться пальца. — Сколько же лет ты была в рабстве? — робко спросила она. Иди-в-зад оторвалась от раскладывания тюфяков. Алаиза ждала уклончивого ответа, как было всегда до этого, но бестия, похоже, устала обороняться. — Тринадцать. Алаиза охнула, и несколько силен заворочались во сне. — Сбежать после стольких лет плена, чтобы снова вернуться… — Я знаю, о чём ты думаешь на самом деле, — обрубила она, бросая подушку на тюфяк. Её постель была готова. — Ты вступилась за меня, чтобы я помогла тебе убраться отсюда. Нет, тот способ, которым воспользовалась я, не занял бы тринадцати лет, если можно было обратиться к нему снова. И новый я искать не буду. Она рухнула на матрас и зарылась в одеяло с головой. Разговор был окончен. Алаиза сидела на полу до тех пор, пока последняя свеча в комнате не погасла. Она сымпровизировала себе кровать из того, что смогла нащупать, и пролежала без сна до рассвета.

***

Женский крик разбудил весь гарем. Алаиза выпрыгнула из кокона одеял и не смогла взять в толк, почему остальные лениво потягиваются, не озираясь в поисках несчастной. В общую спальню царственной походкой вошла женщина, полностью покрытая. — Мир вам! — повторила она так же крикливо. Алаиза чуть с ума не сошла, а это была всего лишь старшая гардия с пожеланием доброго утра. Женщина хлопнула в ладоши. — Не расслабляйтесь. Я говорю на международном языке, потому что у нас пополнение. Уроки дахремаанского, как обычно, начнутся после завтрака. Именно так. Пока остальные привычно одевались, она поманила к себе Алаизу, Иди-в-зад и ещё двух. Старшая гардия сменила чёрный балахон на нежные фиалковые ткани, но всё равно не обнажила ни дюйма тела. — Я покажу вам, где мы трапезничаем, где омываем тело, молимся и учимся. Не забывайте носить чадру, когда выходите из спальни. В серале живут наложницы великого Хагана и всех его сыновей. Каждый Хаган может встретиться вам в коридоре, но вы принадлежите только шехзаде Рамдану. Чадрой женщина назвала длинное покрывало, которое так любила носить сама. Она показала, как крепить его к волосам и застёгивать на висках, если понадобится. Когда девушки были готовы, она повела их осматривать женское крыло. — Не глядите в глаза никому, даже скопцам, — поучала она. — Преклоняйтесь перед всеми мужчинами, не заговаривайте с ними и не поворачивайтесь спиной. Выходить из гарема без дозволения нельзя. Старшая гардия показала им хаммамы, комнаты для изучения наук, молельни и запретные ходы. — Но почему нам нельзя туда? — спросила не знакомая Алаизе избранница шехзаде. — Там ведь тоже живут женщины. — Твои глупые вопросы замучили меня ещё на корабле, — старшая гардия потёрла переносицу. — Следовало сказать Охотникам, что ты нечиста. Когда силена скукожилась под её взором, женщина продолжила: — Этажами выше живут госпожи и фаворитки. Их антресоли выходят на помещения рабынь, рано или поздно вы увидите их. Перед жёнами Хаганов надо опускать ваши беспутные головы, но не так низко, как перед кровью великого. Вы научитесь. Последней достопримечательностью сераля была трапезная. Внутри было просторно и неуютно от обилия живописи. Наверное, в Калиф-Халзаре вообще не было тесных невзрачных каморок. Девушки сидели на коврах, скрестив ноги, и уже доедали свой завтрак. — Не забудьте омыть руки и возблагодарить Всевышнего за пищу и кров. Ваши соседки расскажут вам о сегодняшнем распорядке, а я вернусь только после полудня, — старшая гардия погрузилась в свои мысли, не замечая, что продолжает говорить вслух. — Шехзаде выбрал себе девчонку из вчерашних…надо бы найти её до того, как проснутся госпожи. Алаиза хотела сказать, что никакой избранницы принца на верхних этажах нет, но вдруг осеклась. Он назвал её своей… наложницей? Рабыней? Нынешней ночью Алаиза спала с прислугой. Старшая гардия ушла, так и не удостоив Алаизу суровым взглядом. Смотрела ли она вообще хоть на кого-то? На низком столе стояло много блюд и ни одной порционной тарелки. Здесь был жёлтый от специй рис, блестящая жиром баранина, вазы фруктов, остывший чай и сладости. Роскошный завтрак в очередной раз напомнил, что у южан в чести девушки с пышными формами. Иди-в-зад набросилась на еду, как голодный вампир на младенца. Желудок Алаизы воспротивился спустя два укуса от овсяной лепёшки. Это было дурным знаком — её тело совсем отвыкло от пищи. Её обессиленный мозг был всё ещё занят тем, какую роль ей уготовил шехзаде Рамдан. И образ Айлин. Мелькал на задворках сознания, но она отгоняла его. Она не заметила, как вернулась в общую спальню, когда девушки прикончили остатки барашка. Силены-старожилы убирали свои постели и готовились к занятиям. — Вчера ночью я не сказала евнуху, что шехзаде тебя выбрал, — внезапно призналась Иди-в-зад, жуя прихваченный из трапезной сыр. Она точно читала мысли Алаизы. — Но почему? Иди-в-зад кивнула куда-то наверх. Над спальней рабынь протянулся открытый этаж с широкой лестницей, ведущей вниз. Пять силен чинно спускались к ним, облачённые в такое количество золота, что больно было глядеть. Они были как самые дорогие товары в лавке с диковинками, привезёнными со всех концов Великой империи: девушка-день и девушка-ночь с Альбиноса и Солёного острова, огненно-рыжая красавица с севера, марифатка, словно отлитая из платины, и дахремаанка, хотя на юге уже сотню лет не рождались чистокровные силены. Они проплыли мимо, рассеивая по комнате шлейфы сладких духов, и рабыни нагибали шеи им вслед. Госпожи пересекли спальню и расположились на диванах в дальнем её конце. — Жёны Рамдана разорвали бы тебя на куски в первую же ночь. Рабыни бросились к ним, наперебой вопрошая, каких блюд принести и какой музыкой усладить их нежные уши. — Все на занятия! Бегом! — прогрохотал голос над ними. Старшая гардия спускалась с балкона, неграциозно перебирая ногами. — Вы двое. Именно вы. Останьтесь прислуживать госпожам. Выбранные девушки заломили пальцы от счастья. — Остальные в учебный класс! — Старшая гардия обвела глазами рабынь. — Новенькие! Кого из вас зовут Луизой? Но Алаиза уже слилась с толпой силен, бегущих на урок. Она ощущала лопатками каждый взгляд венценосных жён, пробегающий по ней в поисках той самой. Пожалуй, для этого они и спустились к простым служанкам. Класс был увешан дахремаанскими письменами с пояснениями на международном, но она не знала письменности и этого языка. Учитель-скопец поцокал языком на опоздавших и наверняка отшлёпал бы их, дай ему кто-нибудь воспитательную плеть. Занятие началось. Бывалые ученицы тренировались в письме прописью, к четырём новеньким евнух подсел самолично. За два часа он научил их самым необходимым словам: «Господь», «мир вам», «мой господин», «моя госпожа», «аминь», «султан», «мужчина», «дар» и «наказание». После уроков языка были заунывнейшие чтения священных книг без перевода. Алаиза, не спавшая всю ночь, подремала на плече Иди-в-зад. Сон урывками вообще очень помог ей скоротать первую половину дня, полную новых слов и стихов пророков. Много за полдень, после перерыва на второй завтрак и часовой отдых, долгожительницы гарема отправились на стихосложение, танцы и уроки арфы, а новеньких снова выцепила в коридоре старшая гардия. — Пятая девушка, — прошипела она. — Вы её видели? Герниянка, её привезли вместе с вами. Она должна быть где-то здесь. Темнокожий евнух, весь в жёлтом, как цыплёнок, услыхал разговор и присоединился. — Ночью в сераль вошли только эти, — Алаиза узнала в нём встретившего их. — Если избранница шехзаде существует, то здесь её нет. — Не сносить нам головы, когда он прикажет привести её, — заметила старшая гардия. — Она где-то во дворце, — утешил её евнух. — Когда её отыщут, приведут сюда без лишнего шума — никто не хочет нарушать покой Калиф-Халзара. Нет проку заявлять о пропаже. Рамдан-воин не пригласит её к себе раньше, чем она выучится танцевать для него и читать слова святых. Старшая гардия неопределённо кивнула. Видно, в этом был смысл, но риск схлопотать наказание всё одно был слишком велик. Это было прекрасное мгновение, чтобы назвать их дураками и наконец открыться, но тут сверху донёсся голос: — Почему фи решили, что шэ должно быть пять? По одной из запретных лестниц спускалась госпожа, возглавляющая процессию жён шехзаде нынешним утром. Это была силена из Марифата, страны безбожников и бесстыдников, что лежала к западу от Гернии и отделялась от неё хребтом Драконовых вершин. Её карие глаза были так узки, что являли собой две щели и совсем не имели складки на верхнем веке. Брови её были прямыми, словно лезвия мечей, а нос короток и туп, как у ребёнка. Её опущенные губы и густо нарумяненные круглые щёки могли быть милы, если бы не общее впечатление от горделивого лица. Несмотря на принадлежность к западному народу, что ценил наготу и свободные связи выше целомудрия, девушка носила закрытый наряд и белое золото в волосах, на груди и запястьях. Тенью за ней следовала бесцветная силена с Альбиноса, по чьей-то шутке одетая в тёмно-синее с россыпью рубинов. Алые камни оттеняли её крысино-красные рудужки, совсем как в историях старухи Минады. — Охотники тэлшадыч шестнадцать ша, — произнесла марифатка. — На рынок миыыч двенадцать. Переплетение двух наречий было фальшивым. Подражая высшей дахремаанской знати, она могла бы выглядеть смешно, если б не была шахи. Госпожой. Она внимательно изучила всех четверых. — Луиза есть кто-то из фи. Алаиза мигом вспомнила, какое чувство заставило её не выдать себя сегодня утром. Злобный прищур марифатки, ненавистнее прочих, опять испепелял её до косточек. Этот взор сулил ей зверские пытки и долгую, мучительную смерть. — Кто из вас? — повторила она, забывая притвориться плохо говорящей на международном. — Ты?! — Меня зовут Еганея, ваше… миссис… — пролепетала силена, раз за разом выводившая из себя старшую гардию своим любопытством. — Моя госпожа. Мо шахи. — Я не Луиза, — подхватила Иди-в-зад, поднимая все девять пальцев, сдаваясь гневу жены Хагана. — Вижу, — выплюнула она. — Рыжая чарвилльянка, как тебя вообще занесло в гернийский улов? Алаиза одурачено подняла голову. Рыжая чарвилльянка? Госпожа переключилась на неё. — Меня зовут… В коридор ввалился скопец, тяжело дыша. — Шехзаде… сюда идёт шехзаде Рамдан! Началось невообразимое. — Вы должны быть на занятиях! — ужаснулась старшая гардия, до этого держащаяся особняком. — Бегите в танцевальный класс, живо! Жёны принца тоже стушевались. Они согнулись пополам, чтобы муж застал их в этой позе. Алаиза, Иди-в-зад и две другие северянки юркнули в боковой проход. Они очутились в узкой анфиладе, тайными тропами соединяющей жилые помещения с учебными классами. Из приоткрытых дверей лились какофония расстроенных струн, проповедческие речи и томная мелодия. Алаиза сделала выбор в пользу последней. Танцевальный класс был обнаружен с первой попытки. Не то чтобы она боялась, что шехзаде Рамдан заметит их прогуливающими уроки. Она давно заготовила для принца много вопросов, требующих развёрнутых ответов, но момент был неподходящим. И имела ли она право заговорить с ним? Кто-кто, а он бы узнал в ней Луизу, что на коленях молила его оставить калеку во дворце. Силены прервали занятие, чтобы обернуться на вошедших. Новенькие быстро заняли позиции в конце строя, и силены с музыкальными инструментами возобновили тихую музыку. Нехитрый танец заключался в плавном покачивании бёдрами и руками, но это, похоже, было только началом. Над залом, как и во многих помещениях гарема, протянулась антресоль. Вместо росписей стены украшали огромные зеркала. Насколько Алаиза могла судить, такое чёткое отражение могли передавать лишь зеркала тончайшей работы. Единственное зеркало, с осколками которого она имела дело в Вербирионе, было мутным. Все девушки сменили платья на раздельные костюмы, не прикрывающие предплечья, грудь и пупок. Алаиза развела локти в стороны и запуталась в слоях своего наряда. Крепко сложенная преподавательница направилась к герниянкам, неодобрительно хмурясь. — Сначала вам нужно освоить простые движения, — сказала она. — Переоденьтесь. Алаиза взяла танцевальную одежду. В Марифате эти носовые платки посчитали бы слишком откровенными. Она только-только отстегнула чадру от виска, как вдруг на антресоли послышался шум. К навесному этажу не вела ни одна лестница, поэтому три фигуры вошли сразу через дверь наверху. — Танцуйте немедленно, — процедила преподавательница. Еганея замешкалась с тряпками. Женщина отняла их и швырнула в угол. Шехзаде Рамдан оперся на перила балкона, старшая гардия и евнух окаменели рядом. Алаиза по наитию присоединилась к танцу. Её неуклюжести можно было позавидовать. Она вновь запуталась в чадре, которая теперь была распущена, и молилась лишь о том, чтобы сын Хагана не увидел её алое лицо. Но он увидел. Больше того — он стоял и смеялся над её неловкими движениями. Поняв, что она вконец обнажена перед ним сильнее, чем танцовщицы, Алаиза вздёрнула голову. Стоило ей безмолвно ему ответить, как шехзаде обронил пару фраз гардии и исчез так же скоро, как появился. Прятки закончились в его пользу.

***

— Я тоже не Луиза. Меня зовут Анна. Эта ложь далась ей легко, стоило ей только увидеть, какое волнение воцарилось в серале после визита Рамдана. И пусть никто не сказал об этом прямо, Алаиза не сомневалась, что шехзаде захотел встретиться с ней лично. Не дожидаясь, когда она выучит дахремаанский и освоит арфу. — Шехзаде Рамдан точно увидел её среди новоприбывших, — сказал евнух. — Он смотрел в их сторону. Старшая гардия стояла чернее тучи, но ничего не могла сделать. — Ты перегнула палку, — тихо проговорила Иди-в-зад, когда управляющие гаремом перестали их слушать. Алаиза сцепила зубы. Она не могла тянуть время бесконечно, но немного форы ей бы не повредило. У неё зрел план, и было бы славно, если до его осуществления за ней не установили надзор уровня избранницы принца. Вечер прошёл в праздном безделье. На ужин она смогла засунуть в себя больше укуса лепёшки, а перед отбоем гардия выдала девушкам мазь для заживления клейма. Этой ночью она впервые уснула в чужой стране. Приказ вставать в исполнении старшей гардии на этот раз был твёрже и решительнее. Разлепив веки, Алаиза поняла, что сегодня ей не сдобровать. Женщина направилась прямо к новеньким. — Сегодня вечером вы вчетвером отправитесь в покои шехзаде Рамдана и станцуете для него. Именно так. Урок будет длиться весь день, завтракайте и бегите на танцы. Силены, одевающиеся рядом, начали перешёптываться. Старшая гардия поморщилась, как будто её принудили здесь находиться. Она покинула общую спальню, громко хлопнув дверью. Новость разнеслась так стремительно, что жёны принца всем составом снизошли со своих этажей и расселись на любимых диванах. Они не успели уложить волосы и надеть все свои побрякушки, и по каждой было заметно, что спали они всего минуту назад, кроме марифатки. Девушка была одета безупречно, словно встала ещё раньше рабынь, чтобы привести себя в порядок. Место отдыха госпожей было как назло рядом с крайними кроватями, которые занимали новенькие. Сначала Алаизе показалось, что Иди-в-зад заслоняет её собой, но потом поняла, что та просто встала поближе и подслушивает разговор. Алаиза тянула время, застёгивая платье. Вчерашний наряд вечером отправился в стирку, и теперь она была в синем, как монахиня. — О чём они говорят? Иди-в-зад сосредоточилась. Время без языковой практики ни на йоту не уменьшило её таланта переводчика. — Они в ярости. Она в ярости, — поправила себя рыжая бестия. — Марифатка Эрен, любимая жена шехзаде. Алаиза помогла Иди-в-зад завязать пояс, но это было лишь поводом подобраться к ней поближе. — Ей стоило злиться тогда, когда она полюбила многожёнца. Я думала, у таких девушек совсем не бывает достоинства или чувства ревности. — Силены боятся Эрен, — рассудила Иди-в-зад. — Любимой жене легко держать в повиновении других, но новая фаворитка ей ещё не подчинилась. — Я даже не фаворитка, — возразила Алаиза. — Принц просто указал на меня пальцем. — Это называется «выбрал». Всё происходящее казалось нелепой шуткой. — Потому что я насмешила его. Сын Хагана скорее выбрал меня шутом, чем наложницей. Рыжая бестия натянула перчатки. Никто в гареме их не носил, разве что старшая гардия, но вторая, казалось, с удовольствием залезла бы и в мешок для муки. — У шехзаде пять жён из каждого уголка Великой империи, а любой уважающий себя дахремаанец должен иметь шесть. Дорогие силены с островов, из Марифата и Чарвилля уже в его коллекции. Самое простое он оставил напоследок. Самое простое. Силены из Гернии, за которыми не надо было плыть на край света, должно быть, стоили гроши. Бесформенные, тщедушные и невзрачные, они вряд ли видели Калиф-Халзар даже снаружи. Если только не были частью чьей-то коллекции. — И к чему ты это сказала? Иди-в-зад растянула губы в зловещей ухмылке. — Поставь себя на место любимой жены. Во дворец привозят герниянку, не показывают ей, а шехзаде Рамдан велел привести к нему невесту на третий же день. — Откуда ты… Гаремные девушки болтали на дахремаанском слева и справа от них, не боясь пропустить завтрак. Под злыми взглядами Эрен Алаиза не заметила давления десятков пар глаз. — Как считаешь, — продолжала рыжая бестия. — Зачем гардия устроила вечер танцев, если мы ещё не выучили даже самых простых движений? — Чтобы увидеть, на кого будет смотреть шехзаде Рамдан, — Алаиза ощущала себя ребёнком, которого учат складывать два и два. — Потому что уже завтра я буду в его покоях. Иди-в-зад весело подмигнула. — Как раз вечером четвёртого дня недели, который муж должен посвятить любимой жене. Думаю, вы с ней подружитесь! Алаиза не стала спорить о том, чего не знала. Южные традиции не были ей близки. Список по-настоящему волнующих её вещей состоял из Айлин, побега, Айлин, Луании, клейма на бедре, Айлин и Айлин. И с большей частью этих проблем мог справиться один план, который наконец созрел. Ей был нужен Айташ.

***

Старшая гардия не разбрасывалась словами впустую. После стакана кислого молока вместо баранины и риса новоприбывшие силены весь день разучивали танец. Преподавательница выжала из них все соки, но когда пришла пора позднего обеда, они умели правильно держать спину и качать локтями. Над бёдрами требовалось работать ещё как минимум месяц, но запомнить порядок движений уже было большой победой. Когда солнце наклонилось над полоской моря в западных окнах, девушки вернулись в спальню полуживыми. Но не тут-то было — их ждал хаммам и примерка новых тряпок. — Если что-то пойдёт не так, я сама линчую каждую из вас, — пообещала гардия, сопровождая силен в покои шехзаде. — Именно так. — Даже Луизу? — вскинулась Иди-в-зад. Они передвигались по притихшему дворцу как тени, на цыпочках, в тёмных накидках. Четверо скопцов шли за ними по пятам. — Я знаю о твоём увечье. Ты не она. — Тогда почему я иду плясать для сына великого? Гардия умела признать поражение и промолчать. Алаизу колотило от возбуждения. Она запоминала все повороты и опознавательные знаки. Её сердце подпрыгнуло, когда стало ясно, что в такой час в этом коридоре нет посторонних. И пусть сейчас их вели под конвоем, она подмечала, что старшая гардия свободно выходила из сераля, неизменно облачившись в чёрное. Бриз, долетавший с пролива, остужал пыл Алаизы, но на повороте к комнатам Хаганов она опять покрылась испариной. Дело было либо в предстоящем танце, либо в том, что у дверей стояли стражники и Эрен. Госпожа не позаботилась о плотности чадры. Под красной вуалью её черты угадывались даже издалека, а подпоясанный плащ огибал её фигуру со всей нескромностью марифатской натуры. — Мо шахи о Эрен, — старшая гардия согнулась. — Эммэ ванны и… — Мне не нужны охранники, — улыбнулась она. — Я кадина шехзаде Рамдана и могу ходить одна в любое время дня и ночи. Как же скуден международный язык! «Кадина» значит «любимая жена». — Мне это известно, госпожа. Старшая гардия потупилась. Алаиза отдала бы всё на свете, лишь бы не входить в эти покои, но сейчас ей хотелось, чтобы женщина нашла в себе смелость послать к чёрту любимую жену. — Шехзаде пожелал провести вечер в компании этих девушек. — В самом деле? Разве не меня он ждёт? — Сын великого скоротает время с этими одалисками, чтобы скорее дождаться вас, мо шахи. — Но я уже здесь. Повисла тишина. На этот счёт старшая гардия не придумала ничего. — Что ж, так тому и быть! — рассмеялась Эрен. — Поможете мне развлечь нашего господина? Она дала знак стражникам, и те отворили двери. Кадина вплыла в покои Рамдана. Силенам осталось только повиноваться. Высокие свечи озаряли комнаты. Девушки в углу щипали струны и нежно звенели колокольцами. Рамдан сидел в пухлом кресле, окружённый свитками, книгами и подносами фруктов. Он встал. — Мо шах, — обратилась Эрен. Он уселся обратно и кивнул ей. Тонкая свирель разрезала музыку скрипки. Кадина вздёрнула руки. Её плащ упал на пол на мгновение позже накидок герниянок. Алаиза вместе со всеми приступила к вызубренным движениям, но её взгляд никак не получалось обратить на ковёр, как завещала учительница. Эрен танцевала в центре, приковывая к себе внимание каждого. Цепи с бубенцами охватывали её мягкий живот. Сквозь алые одежды были видны ягодицы. Когда она делала поворот, разрезы юбки приоткрывались, не оставляя никакой тайны. Алаиза засмотрелась и забыла сменить позу, а после уже не вернулась к заданному ритму. Эрен гибко наклонилась через плечо раз, другой, и очертания сосков проступили через прозрачную ткань. Она была как куколка из податливой глины, брошенная в пламя для обжига. Красные рукава скользили по её локтям вверх и снова вниз, а браслеты толкались друг о друга с тихим звоном. С каждым шагом она была всё ближе к креслу. Рамдан следил за ней с полным кубком вина в руке — ещё чуть-чуть, и прольётся. Эрен упала на ковёр, продолжая танец одними кистями. Шехзаде поднял её за талию и усадил к себе на колени. Теперь ничто не отвлекало его от неловкого танца герниянок. Он опрокинул чашу одним глотком. Алаиза двигалась так, как вела музыка. Её соседки тоже сочиняли на ходу. Одно они помнили ясно — замереть в конце на полу. Последняя нота затухла на конце смычка. — О Луиза, — сказал Рамдан в гробовой тишине. — Миыыч тю я. Старшая гардия вздрогнула. Она почти слилась с чёрным проёмом окна. Алаиза не удержалась. Она встретилась с ней глазами и только потом подошла к шехзаде. Она села у его ног. Он взял её за подбородок. Тонкая чадра сползла к кончику её носа. Рамдан навис над Алаизой так, что Эрен едва не упала. — Эммэ бэлле дансыч, — проговорил Рамдан хрипло, утробно. Узловатые кудри щекотнули ей лоб. — Мо шахи.