Nacht uber Leningrad.

Я резко сажусь на кровати. Весь покрытый испариной - ко мне прилипают простыни. Грудь тяжело вздымается, рывками втягивая ноздрями воздух, я пытаюсь успокоиться. Хватаюсь руками за голову, тру лицо, взъерошиваю свои уже не каштановые, а потемневшие от пота до темно-коричневого волосы. Снова кошмары. Они стали неотъемлимой частью моей жизни последние несколько лет. Я соскакиваю с кровати, голова кружится, кажется, что меня вот вот стошнит. Несмотря на мороз распахиваю окно, дрожжащими руками вскрываю только купленную пачку Opal. Глубоко затягиваюсь и медленно выдыхаю дым, он мешается с морозным воздухом и паром, моим дыханием. Снова я вижу как ОН бежит за своей жертвой. Молодая беззащитная девушка, почти ребенок, лет шестнадцати небольше, пытается скрыться, перепрыгивая через развалины, оставленные после бомбежки. Ее светлые волосы трепет ветер, ночь разрезает ее истошный крик: - Помогите! А ОН бежит, кажется, даже ухмыляется. Словно безжалостный хищник преследует свою жертву. Девушка резко сворачивает вправо, явно выбившись из сил, она пытается найти укрытие. Тупик. Навалившись своей субтильной фигуркой на дверь какого-то нагроможденного из досок сарая, она вскакивает внутрь, отступая в темноту в дальний угол. Надеется, что он не увидит ее, пытается унять сбитое погоней дыхание, боясь, что он услышит ее. Снова отворяется дверь, тусклый свет фонаря освещает часть помещения. Ей не скрыться, не спрятаться, не сбежать. Он врывается внутрь, неспеша движется к ней. Запах перегара ударяет в нос. Она оседает по стенке на пол, с силой сжав свои колени руками. Чуть слышно давится рыданиями. Он грубо хватает ее за руку и рывком поднимает на ноги. - Хороша сучка, - говорит он на русском, она не понимает ни слова. - Н-не надо, п-пожалуйста, не трогайте меня, - шепчет сквозь рыдания. Даже если бы он мог понять ее, то не подал бы виду, что слышал эти тихие просьбы. Животное желание взяло верх над человечностью. Он еще сильнее сжимает ее запястье, другой рукой одним рывком разрывая блузу. Треск ткани. - Не трогай меня! - в отчаянии кричит девушка, пытаясь оттолкнуть его от себя. Казалось, в этот крик и толчок она вложила все свои силы, от такого крика должно было охрипнуть горло. Он слегка покачнулся, но тут же наотмашь ударил ее по лицу. Она лишь глухо охнула, схватившись за щеку, которую обожгло как огнем. Он всем своим весом вжимает ее в стену, грубые доски царапают нежную кожу оголенной спины. Она плачет еще сильнее, чувствуя его грубые, покрытые мозолями руки на своем теле. Наверняка после остануться сильные синяки, но она уже просто не в силах ему сопротивляться, ее сковывает страх и омерзение. Запах дешевого пойла уже просто невыносим, еще немного и ее вырвет. Она чувствует его мокрые скользкие поцелуи, больше похожие на укусы. Его руки продолжают скользить по молодому телу. Вдруг он резко задирает ее юбку. Я выбрасываю в окно скуренную почти до фильтра сигарету. Как уже все это надоело, чертовски надоело! Я с силой пнул табурет, так, что он отлетел в другу часть комнаты, швырнул, стоящий на столе стакан в стену. С истошным звоном он превратился в осколки. "Нанавижу", - пульсирует в голове. В идеальной тишине квартиры кажется слишком тихо. Настолько, что грохот крови в ушах становится пыткой, наверное, я вот вот оглохну. Мне иногда кажется, что я схожу с ума. В голове мысли перемешивались, путались, я уже не знал кого ненавижу больше. Во мне лишь бушевли эмоции, злость и обида небывалой силы. Обиды на мать, которая умерла слишком рано, на своего насильника-отца, на свое искалеченное детство, на сломанную изначально судьбу. Я всегда хотел изменить мир. Глобально, не правда ли? Но что мог сделать я, нищий мальчишка из приюта? Для гос службы нужно безупречное личное дело. Я не подходил туда ни по одному параметру. В любое место, куда бы я не пришел, на меня смотрели косо, конечно, всем подавай высокообразованного работника из интеллигентной семьи... Зачатый в насилии, случайно родившийся нежеланный ребенок, вечно лишний и неучтенный. Я со вновь подкатившей яростью пнул валявшуюся на полу лампу. Мною руководила ненависть. Почти всегда и почти во всем. Я был готов полюбить этот мир, но жизнь научила меня лишь ненавидеть. Джошуа... В воспоминания снова всплыли его остекленевшие навсегда глаза. Кровь... Мои руки снова в крови. Я моргнул, и видение пропало. Тринадцать ножевых, парнишку нашли в луже собсвенной крови в заброшке на краю города. Мне тогда было 17. Я истерично расхохотался. В полупустой квартире смех гулко разошелся, отскакивая от стен. Кажется, на глазах появились слезы. Я до сих пор помню, какого было убить впервые, вонзать клинок в живую плоть. Он так кричал, так умолял, но в моей голове тогда врервые что-то щелкнуло. Все накопленное за много лет убийственным ураганом вырвалось наружу. Порой я над собою не властен. Я должен был, просто был обязан оправдать себя, чтобы считать, что действую во благо. Я представлял, что мщу, что прерываю череду жертв, когда убиваю тех, кто виновен в насилии. Каждый раз оставляя на месте преступления белую лилию. Как в память о Лили Портер, светловолосой молодой девушке, много лет назад решившей, что ребенок, который всегда бы напоминал ей о той страшной ночи, несмотря на все, должен жить. Как знак возмездия. Но я уже не знаю, кто я... Человек, решивший отомстить своему отцу и судьбе, прервать чужие страдания, или убийца и насильник, получающий удовольствие от чужой боли, сумасшедший, возомнивший себя Богом, вершителем чужих судеб? В бессилии я уронил голову на руки. Резкий заон будильника вернул меня к реальности.