***
Оставшаяся часть дня, убитая чужой рутиной, оказалась бессмысленной тратой времени. Подчинённые, с мерзкими смешками шептавшиеся за спиной Грейвса, затеяли свою тихую войну против начальника, и у Гриндевальда не было сил бороться с ними. Не сегодня. В этот день он смирился с их бесстыдным бездельем и холодными взглядами. Маг с безразличием осмотрел тело юноши, с вороватым видом заказал себе новую палочку — на этом закончились все его свершения. Грейвс спрятался от своего врага и, варясь в собственной бессильной злобе, давил на Гриндевальда своим осуждающим молчанием. Тот не возражал, однако всё сильнее волновался: Геллерту не хватало чужого хладнокровия, чтобы мирно прикидываться совсем другим человеком. Тёмный маг, взращивая с юности идею огромной уничтожительной войны, шагал совсем рядом с гранью безумия; сейчас, в данный момент, Грейвс, сам того не осознавая, превратился для Гриндевальда в спасительный якорь. Геллерт прикладывал все силы, чтобы вернуть себе компаньона, не отдавая себе отчёт в том, какая серьёзная рана была нанесена мракоборцу. Но Персиваль стойко и безмолвно выносил все провокации тёмного мага — ровно до того момента, пока Гриндевальд не решил пустить в ход свою последнюю карту.***
Грязные занавески, отделяющие плохо освещённую каморку от остального мира, разлетелись в стороны из-за неожиданного порыва ветра. Хорошо одетый мужчина, в очередной раз пренебрегающий правилами элементарной магической вежливости, возник посреди скудно обставленного чердака. Волшебник живо осматривал комнату, привыкая к темноте, в поисках лишь одного: мальчишки Криденса. И он его нашёл. Юноша, завернувшись в полинявшее покрывало, затравленно жался в угол и, тихо поскуливая, закрывал лицо искусанными руками. Криденс практически не отреагировал на шумное появление Грейвса — парень лишь на секунду приподнял голову, чтобы рассмотреть гостя, а затем сразу же потонул в своих рыданиях. «Смотри-ка, Перси, ты теперь нужен. И даже не мне, а этому мальчишке, который, кажется, сейчас под землю провалится со своим нытьём». Персиваль взвился, бросился к представленной Геллертом возможности снова стать собой. Мракоборец сразу же отбросил в сторону свою смертельную обиду на тёмного мага, забыл свой бессмысленный бойкот — ведь перед ним, Грейвсом, сидел такой же разбитый мальчишка, как и он сам. Едва знакомый юноша, который никогда не держал в руках палочку, — всё, что осталось у Грейвса, и он не мог позволить Гриндевальду тронуть хоть пальцем своего последнего и единственного питомца. — Криденс? — Маг присел на колени и осторожно протянул к парню руки, но тот лишь заметался в панике, пытаясь избежать соприкосновения с Грейвсом. — Криденс, тебе сейчас здесь не место. Пойдём. И снова, как и в прошлый раз, юноша не отзывался. Он хотел броситься к волшебнику, рассказать ему всё и скрыться вместе с ним прочь из этой затхлой каморки. Но в юном Бэрбоуне прижился осколок материнской ненависти к безбожной магии: Криденс не мог согласиться с идеями мачехи, однако её слова навсегда врезались ему в память. Мэри Лу и Персиваль Грейвс неосознанно раскалывали мальчишку на части — зародившееся в Криденсе противоречие терзало его куда больше, чем собственная приёмная мать... — Тихо. Это я, мистер Грейвс. Я пришёл, — мужчина говорил негромко, распевно растягивая слова, — и я не хочу, чтобы ты плакал. Криденс испугался. Он так боялся разочаровать своего нового знакомого; опасался того, что он, жалкий мальчишка, мог оказаться недостойным внимания Персиваля Грейвса. Поэтому юноша воспринял последние слова гостя не как утешение, а как настойчивый приказ — и едва снова не утонул в своей вязкой, невыносимой истерике. Но чужая рука мягко коснулась его волос — точь-в-точь так же, как и вчера. И это лёгкое движение придало Криденсу желанной уверенности: мистер Грейвс здесь, чтобы спасти его, как юноша и мечтал. Парень поднял голову: его лицо краснело в тусклом свете, блестя слезами. Он долго — так долго, как только мог, — смотрел на волшебника до тех пор, пока внутри что-то не сжалось, звенящей болью заставляя отвести взгляд. Криденс пытался заговорить — но с обветренных губ предательски срывалось лишь уродливое кряхтенье. Не выдержав затянувшейся унизительной паузы под снисходительным взглядом мистера Грейвса, юноша уцепился узловатыми пальцами за складки чужой одежды и, прячась от строгих и холодных глаз мужчины, резким рывком нырнул в спасительные объятия. Персиваль крепко обхватил мальчишку руками и, придерживая кончиками пальцев его старое покрывало, мягко перенёс трансгрессией подопечного в свой дом. — Вот и всё, Криденс, ты больше не у неё. Грейвс чувствовал, как намокает его рубашка, пропитываясь чужими слезами, — но не мог ничего сделать: мракоборца держали слабые, трясущиеся руки, на которых выступали лиловые полосы вен. Позволяя юноше выплакаться, выплеснуть свои эмоции, Персиваль не стал отпугивать его; он лишь попытался откинуть растрепавшееся одеяло с плеч Криденса — и замер. На светлой застиранной сорочке растекались темнеющие разводы крови — следы свежего наказания. Юноша ничего не заметил, не услышал чужих слов и лишь тихо сопел, надеясь на то, что чудовищные беды дадут ему ещё пару секунд передышки. Криденс всё также боялся Грейвса — прикосновения мракоборца жгли кожу, однако Бэрбоун нуждался в укрытии, и лишь Персиваль протянул ему руку помощи сегодня просто потому, что не мог поступить иначе. Но сейчас мальчишке предстояло открыть глаза и вновь столкнуться лицом к лицу со множеством проблем, первой из которых маячил вопрос: как же всё-таки ему следует принимать такого доброго и — одновременно — мрачного мистера Грейвса? — Криденс, бедный мальчик, что случилось с твоей спиной? Я могу помочь, знаешь. — Персиваль попытался дотянуться до опущенных юношеских плеч. Криденс диким движением отскочил прочь. — Нет, нет! Нельзя! Это магия, этого нельзя делать... — Красные глаза над острыми скулами, расширенные в панике, испуганно смотрели на мужчину. — Ты... — Грейвс тщательно подбирал каждое слово. — Ты ранен, Криденс. Тебе станет легче — только дай мне посмотреть. Я вылечу тебя. — Нет! Она увидит и узнает... Она убьёт меня! — Голос Криденса сбивался с крика на шёпот. Персиваль попробовал снова протянуть юноше руку, надеясь, что его хладнокровное спокойствие передаётся мальчишке, но тот лишь ещё истеричнее шарахался от чужого человека. Наконец, не выдержав тяжести тошнотворного страха, Криденс с воем повалился на тёмные доски пола. Его тихий плач взвился до резкого крика той силы, что жила и скрывалась слишком долго. Живой вопль, несущий в себе всю боль и все переживания, был услышан Персивалем — по рукам мужчины пробежали мурашки. Грейвс, мудрый человек, умевший добиваться своего, сидел в растерянности, не зная, что он может сделать, чтобы спасти несчастного парня. Криденс зашёлся кашлем. Впиваясь пальцами в пол, он сдирал ногти и оставлял светлые царапины на дереве, а его светлая одежда и тёмные волосы размётывали по доскам странную чёрную пыль — казалось, появившуюся из ниоткуда. Но внезапно всё стихло — Криденс, смертельно бледный, замер, потеряв сознание. Как лопается перетянутая струна, издав предсмертный резкий визг, так и Криденс, измученный, не сумел выдержать мирового давления. Лишь тогда Персиваль решился подступиться, броситься к юноше. Его тело — хрупкое, худое — снова в сильных руках Грейвса, который готов был проклинать себя за то, что он не понял, не узнал тех угрожающих черт разрушительной паники, что напала на Криденса. Мракоборец чувствовал бессилие, роднившее его с измученным юношей, ощущал безмолвный гнёт тёмного мага — и совершенно не мог решить, что же ему стоит делать. Воздух в комнате накалялся и, кажется, звенел — наступали минуты, когда обыкновенно в отчаянных попытках спасти человеческую жизнь люди действуют бессознательно, неосмысленно. Он тряс парня за плечи, впиваясь пальцами в его тонкую кожу, приподнимая его тело над холодным полом. Это продолжалось до тех пор, пока Грейвс не почувствовал тяжёлое дыхание Криденса. — Простите... я правда не хотел этого, мистер Грейвс, — тихо прошептал юноша, мутными глазами всматриваясь в лицо мужчины. Маг промолчал и, отпуская Бэрбоуна — снова — из своей хватки, кивнул ему в сторону дивана, украшавшего комнату мракоборца. — Тебе нужно прилечь. Я скоро вернусь. Персиваль направился к большой деревянной двери, отделявшей спальню от остального мира, и лишь на несколько секунд задержался на пороге, с прищуром следя за тем, как юноша неуклюже встал на ноги и, покачиваясь (Грейвс был уверен: тело у мальчишки было «ватным»), зашагал к помятой постели. Маг посчитал, что растревоженный Криденс нуждался в этом коротком наблюдении, но не хотел показывать ему своего волнения: юноша нуждался в спокойствии Персиваля, даже если оно было фальшивым. — Я скоро вернусь, — повторил Грейвс, скрываясь на кухне. Оказавшись в одиночестве, мракоборец первым делом выругался, расстроившись из-за отсутствия любимой палочки, которая могла значительно облегчить ему жизнь, а затем тихо заговорил, обращаясь то ли к Гриндевальду, то ли к глухой пустоте: — Как излечить того, кто искренне считает, что твоя помощь — зло? Как можно найти общий язык с тем, кто не разговаривает с тобой? «Теряешь хватку, — философски заметил Гриндевальд, решившись вступить в диалог, — но я тоже когда-то задавался подобными вопросами. Когда люди отказывались выслушивать мои блестящие идеи. Видишь, у нас с тобой есть что-то общее!» — При чём здесь это?! Я пытаюсь выполнить твой идиотский приказ и хоть как-то помочь Криденсу, а твои идеи в итоге сведут в могилу нас обоих. Вот где я вижу хоть какую-то связь! «О нет, глянь, Перси. Я конфликтую с миром, потому что те вещи, которые я считаю добром, они принимают за чистейшее зло. И твой мальчик, в которого — буквально — вколачивали мысль о том, что колдовство — страшный грех, он точно так же сопротивляется тому, что ты считаешь святой помощью». Грейвс промолчал, чувствуя, как на него накатывает сильнейшая волна злобы и раздражения. Он готов был закричать, высказать все свои мысли, которые он так старательно учился скрывать, но сдерживал себя, зная, что в соседней комнате его ждёт испуганный человек, который не должен ничего слышать. Персиваль выплеснул в старую чёрную кружку остатки хранящегося дома молока, которое наверняка бы скоро скисло, вытесненное из рациона Грейвса целой коллекцией жгучего алкоголя. Ещё раз помянув добрым словом человека, который лишил мага палочки, мракоборец поспешил обратно в комнату, заботливо нагревая в руках кружку с его содержимым. Криденс пил медленно, заворожённо глядя в тёмный угол спальни, где на потрёпанном кресле расположился Грейвс. Персиваль неподвижно сидел в отдалении с тех пор, как вручил юноше тёплый напиток: стараясь не взволновать чувствительного Криденса своей настойчивостью, маг ушёл в тень, краем глаза продолжая наблюдать за поведением своего нового питомца — непослушного, непростого. Прошло некоторое время, и Грейвс заговорил, чётко бросая в сторону Бэрбоуна каждое слово: — Я не хотел и всё ещё не хочу тебя обидеть. Но если ты ещё раз позволишь себе такой всплеск эмоций в моём присутствии, я покину тебя и больше никогда не вернусь. Ради твоего же блага. Молоко Криденса было тёплым, слова Персиваля— холодными. Раненый, юноша не желал отставать: — Человеку с этих картинок тоже вы помогли, мистер Грейвс?