Это был обычный зимний вечер...

Даня видит это. Дане не надо ничего говорить. Даня сам всё понимает. Поэтому тихо берёт меня на руки, легко, будто я вообще ничего не вешу. Заходит в комнату, аккуратно укладывает меня на кровать, возвращается, чтобы закрыть балкон. Укрывает меня, ложится рядом, я прижимаюсь к нему, а он утыкается носом мне в висок и шепчет нежно-нежно: – Я буду рядом, спи, я теперь всегда буду рядом… *** Утро. Завтрак. – Нуууу, ребят, какого хуя вообще? – Дима был явно очень подавлен тем, что мы с Даней вчера не увидели, чем закончилась его гениальная идея с медляком, – Там потом такое месиво началось! Такое классное окончание вечера! А вы его проебали. Вы. Просто. Пошли. И. Легли. СПАТЬ!!! – Знаете что, Малина в ярости – не самое лучшее зрелище… – Диииим, ну прости, Миша устал и… – Даню, который ещё хоть как-то держался, резко перебили. – Миша устал? – Ой, ой, этот голос…холодный, казалось бы спокойный, но именно его мы все знали очень хорошо, голос, когда друг приходил в полную ярость. – Наш маленький Миша устал? Хорошо. А как ты к этому относишься, он без тебя уснуть бы не смог? – прожигающий, но в то же время ледяной взгляд впился в глаза Дани. – А не кажется ли тебе, что ты злишься из-за какой-то херни?! – Теперь Даня тоже начинает срываться, а его резко похолодевший взгляд начал пропускать нотки надменности, это означало, что и он очень-очень злится. Мы с Лизой быстро переглянулись, мы оба знали, до чего иногда могут дойти их ссоры, однажды видели…и если честно, не очень хотелось бы, чтобы это повторилось. Размышлять о том, как именно мы собираемся разъединять их, времени не было, поэтому мы сделали первое, что пришло на ум – вскочили между ними, я лицом к Дане, Лиза к Диме. Воцарилось долгое молчание, которое, если честно, меня слегка пугало… нет, не слегка, довольно сильно. Взгляд Рэнделла всё ещё оставался холодным, но он не смотрел мне в глаза, что тоже настораживало. Я старался подмечать всё – как он дышит, как меняются эмоции на его лице (как-то никак), все его движения, которые могли бы выдать его мысли, но я не увидел ничего, ровным счётом ничего… Хотя вот, что-то есть… Его взгляд потерял ту злую гордость и надменность, оставляя место лишь грусти и какому-то разочарованию… он сильно сжал кулаки, затем снова их расслабил. А потом посмотрел на меня, от этого взгляда внутри всё перевернулось, а в груди невыносимо закололо. Откуда в одном взгляде столько… боли?.. Я одним шагом оказался, стоя к нему впритык, как можно ласковей взял его за руку и сказал только тихо сквозь зубы: ¬– Пошли! Даня удивился, однако, когда я повёл его, он не сопротивлялся и не о чём не спрашивал, что немного напрягало… я думал об этом раньше – отвести его туда, но тогда мы были просто друзьями… возможно это меня и останавливало, ведь где-то в душе я всегда хотел отвести в то место человека, завладевшего моим сердцем. Через какое-то время мы уже шли по улице. Я очень хочу отвести его туда, поговорить, всё-таки вчера я так толком ничего ему и не рассказал…о том, что я чувствую, но как я собираюсь это сделать? Возможно, когда начну, всё пойдёт само, как по маслу, как тогда в парке, но что если я начну запинаться, не смогу придумать нужные слова, не наберусь смелости, что тогда? Идя по улице, всё так же крепко держа Даню за руку, я чувствовал на себе взгляды прохожих, косые взгляды… хотя насрать, их мнение мне полностью и целиком нахер не интересно…но почему тогда, как-то страшно и неуютно в душе, я никогда не заморачивался на том, чтобы понравиться кому-то, всегда был таким, какой есть, не пытался стать таким, чтобы Общество меня признало – это глупо, только мнение совсем уж близких людей могло на меня повлиять. И вот она. Моя высотка. Я набираю наскоро в домофоне код, очень нахально и настырно выпрошенный у одного жильца, забегаю внутрь подъезда, дверь громко глухо закрывается за нами, вызываю лифт, на счастье, оказавшийся на первом этаже. Нажимаю уже до ужаса знакомую кнопку «20». Это прозвучит, наверно, странно, но этот лифт был мне родным, я знал каждую его царапинку, каждую надпись в нём, каждую мелочь, даже чей-то автограф, немного скрытый за лампой, был родным. Знакомый «Дзинь!» оповестил меня, что мы уже совсем близко. Мы вышли из лифта, поднялись на ещё один лестничный пролёт, к которому не поднимался лифт, я увидел там свою железную дверь, грязную, с обшарпанной красной краской, все считали её закрытой, но на самом деле на неё просто надо очень сильно надавить. Я рефлекторно немного отклонился для большего разгона и сильно толкнул дверь, она нехотя поддалась, открывая мне проход и такой знакомый вид! Только сейчас я аккуратно отпустил данину руку. Немного пройдя вперёд, выпрямился, закрыл глаза и втянул в себя, как можно больше воздуха: – Я всегда приходил сюда, когда был подавлен или расстроен чем-то… или кем-то. Или когда был зол на кого-то, обычно ночью или вечером, тогда здесь очень завораживающие пейзажи, они помогали мне… успокоиться или смириться, бывало, что именно здесь я находил верное решение своей очередной проблемы…когда тебя изнутри жрёт какая-нибудь хрень, вроде разочарования, чувства вины или обиды, здесь это забывалось, убывало, уходило на задней план, все проблемы…кроме тех, что как-то были связаны с тобой… – Ветер подул, развивая чёлку и полы расстёгнутой куртки. Я повернул голову к Дане. Тот стоял, всё так же молча, но что-то в нём переменилось, – Ммм, пойдём, – сказал я, махая рукой, давая жест, чтобы он шёл за мной. Мы прошлись по крыше, доходя до какой-то маленькой постройки, что-то вроде будки(?), не знаю, как это назвать, она была полностью, со всех сторон обрисована граффити, что было доказательством того, что я – не единственный, кто знает про крышу. Я сел, опершись спиной о стену той самой будочки, похлопал рядом с собой, давая Дане знак, чтобы он садился рядом. Он сел, но на какой-то большой дистанции (примерно в шаге от меня), это слегка меня задело, я отвёл взгляд в сторону. Повисло какое-то удручённое молчание. Даня первым его прервал: – Мне здесь нравится, – не знаю почему, но это подняло моё настроение с лужицы грязи куда-то в облака, – может, как-нибудь устроим здесь романтический ужин? – Уже с улыбкой и открыто, что полностью разряжает обстановку. – Ха-ха, звучит заманчиво! Свидание на закате и объятья под звёздным небом, – я говорю с нескрываемой улыбкой и от этого на душе так радостно, так хорошо… Я, не думая, просто чувствуя резкий порыв, сильное желание, острую нужду, явную необходимость, ложусь головой ему на ноги. Смотрю в любимые глаза и чувствую, как реальность потихоньку начинает ускользать, остаётся лишь наш крошечный, но такой огромный мирок, в котором есть только эта крыша, я и Даня, так пафосно, так банально, так умопомрачительно… Я смотрю на тебя, ты глядишь на меня. Искра. Буря. Безумие. Хех, так тупо, вспомнить это сейчас…Даня ладонью проделывает дорожку от шеи, большим пальцем очерчивая кадык, через подбородок, задевая невесомо губы, через щёку к волосам, начинает пальцами зарываться в них, заставляя меня, прикрыв глаза, ластиться к нему, будто заплутавший кот, наконец нашедший хозяина. Всё это так ново, так приятно, так правильно… и я чувствую, как маленькой розовой лужицей расплываюсь в его сильных руках. – Тебе не холодно? – такой простой вопрос, вызывающий такую бурю непростых эмоций и чувств, таких ярких, светлых, чистых. Коротко мотаю головой: – Рядом с тобой – нет. Мы похожи на героев какой-то романтической повести, которые растворяются друг в друге, утопают в этих чувствах, в глазах напротив… Даня поднимает голову, смотря куда-то вдаль, задумавшись о чём-то с улыбкой на губах…так красиво, так завораживающе. – Надо приходить сюда почаще. – Дань…я должен с тобой поговорить…– Даня опешил, недоуменно хлопая глазами, смотрел на меня внимательно, будто ожидая чего-то плохого, – Тогда, то есть вчера, я так толком тебе ничего и не сказал… ты так развернул свои чувства…к сожалению, я не имею таких способностей в выражении чувств словами… но, мне кажется, я должен хоть что-то сказать,– я упрямо уставился в небо, на плывущие облака, боясь смотреть в глаза во время этого разговора. Даня понял это, видимо, тогда он испытывал тоже самое, поэтому немного отклонился назад, давая мне больше облаков для обзора, – Это сложно… думаю, я давно уже тебя люблю, однако осознал я это совсем недавно, раньше я отнекивался от этих мыслей, от этих чувств, мол, «просто я его долго не видел, вот и соскучился» или «я не засмотрелся на него, просто задумался, глядя на его лицо», ну и всё в таком духе, я просто сбегал от реальности, не то чтобы я… говорил себе, что это неправильно или противно, нет, я будто был уверен, что всё не так, как оно есть. – Мне было необходимо перевести дыхание, я был премного благодарен Дане за то, что он не задавал никаких вопросов, просто внимательно слушал и терпеливо ждал продолжения, – Но в ту ночь… всё пошло как-то не так… на площади я приревновал тебя, потом отмахнул эту мысль, но всё же… и тогда, когда мы шли одни, так близко, и когда ты попросил мою руку, крича на меня потом, что я весь окоченевший… тогда… это сделало меня таким счастливым…– я прикрываю лицо ладонями, чувствуя, как моё лицо становится пунцовым. – А потом, блять, в долбаннов кафе…эти двое! А я так разозлился, заревновал, хотел уже разъебать его, но чёт…дааа, хотел, как лучше, а получилось, как всегда…– я потёр глаза, отчего-то те болели ещё с утра, впрочем, не только они, горло тоже болело,– Когда очнулся, было хреново, даже тебя не сразу признал… а потом, когда ты меня обнял, моё сердце застучало, как ненормальное, я испугался, я растерялся, я не понимал, что со мной происходит, в голове было так много мыслей… я долго не мог уснуть, часто снились кошмары, а коленки подкашивались, когда я слышал твой голос, и это всё так пугало, так утомляло, да, я уже всё прекрасно начал понимать, но от осознания проблемы, она сама не решится… но я ничего не делал, я просто ждал, думал, может, пройдёт время и оно исчезнет, но мы, будто, становились ближе, и я не торопился забывать о тех чувствах… и…только не злись… – я на секунду посмотрел на Рэнделла, втянул побольше воздуха и, закрыв глаза, быстро протараторил, – Я подслушивал твой с Машей разговор! – Я прямо почувствовал, как злость, будто она что-то материальное, начала сгущаться в воздухе, тело слегка затрясло, – Пойми, я не знал ничего наверняка, я слышал лишь половину разговора, – тело подо мной расслабилось, я продолжил, – Я был счастлив, но в тоже время напуган, что если я ослышался? А когда озвучили эту идею с танцем, я так боялся увидеть тебя с кем-то, а потом ты… дальше ты и сам знаешь. Я замер в ожидании реакции, но тот ничего не говорил, будто не дышал. Я немного раздвинул пальцы, создавая щёлку для осмотра. То, что я увидел, немного меня удивило, но в то же время вызвало такое умиление – Даня отвёл взгляд в сторону, а его лицо, в особенности щёки и кончики ушей, ярко покраснели. В груди горячим сладким киселём разлилась нежность, сердце стучало громко и быстро, а от осознания того, что его сердце бьётся так же, на душе было так легко и мягко (?). Я убрал ладони с лица, обвил руками его тело, прижался к нему, как можно плотнее, будто пытался вжаться в него, слиться с его телом. Зарылся носом в его пальто, прижимаясь лбом к его груди. А с лица не сходила улыбка… – Скажи это вслух. – Смущённо промямлил Даня. – Что сказать? – Эти три слова. – Пошёл на хуй? – Ну а что, я – остряк, если вы не забыли. Однако я понял, о чём говорил Даня, но сказать это…слишком сложно, слишком смущающее… – Ха-ха, шутник, блин… ты понял, о чём я… Немного поколебавшись, я всё же решаюсь на этот шаг и тихо, на выдохе: – Я люблю тебя. – А это не так уж и сложно, вроде бы, даже просто (нет). Даня с какими-то затуманенными глазами наклоняется к моему лицу, зарывается пальцами в волосы, а затем шепчет еле слышно: – Я тебя тоже… После этих слов происходит то, что полностью сносит мне крышу – Даня своими губами припадает к моим, ощущение тёплых мягких губ на своих пьянит, и я, будто слышу, как взорвалась тысяча других вселенных, задевая нашу планету. Даня отпрял от меня, наблюдая за моей реакцией (недоумением, смущением, ступором, неожиданностью, краснением, непонятным бубнением). До меня наконец начало доходить, что произошло, и…если честно, хотелось ещё… я заглянул в глаза, понял, что, если посмотрю ещё секунду, то увязну надолго. Прикрываю веки, очень аккуратно и бережно целую, любовь к этому идиоту разливается, растягивается сладкой нугой где-то между животом и грудью. Всё хорошо, он рядом… (Автор) Он приходил сюда не только, когда был зол или расстроен, чаще всего он приходил сюда, потому что ему было одиноко, холодно в душе. Приходил, чтобы посмотреть сверху на людей, которые даже не подозревали о его существовании… Но теперь он не один, вряд ли теперь он будет приходить сюда…только, если, с ним…