Порепетируем?

      Опустевшие гримёрки, потухшие, но всё ещё хранившие раскалённое тепло лампочки и затихающие шаги уходящих актёров, стилистов, словом, всех членов съёмочной команды повествуют о завершении рабочего дня. Для меня же это зелёный свет, чтобы сорваться в гримёрку Роден, ведь даже уборщица покидает своё рабочее место.       Замедляю шаг, останавливаясь прямо перед входом к Холл. Знаю, что она там, просто знаю. Переминаюсь с ноги на ногу прежде, чем толкнуть входную дверь. Холлэнд, полусидя-полулёжа развалившись на диване, пальчиками водит по экрану мобильника. Показательно облокачиваюсь о дверной косяк, по которому стучу три раза, на что получаю новую порцию игнорирования. Как же ей нравится выводить меня из себя.       — Кхм, — прокашливаюсь. Никакой реакции. Я жду, когда рыжая соизволит обратить внимание хотя бы выдохом в мою сторону. — Холлэнд! — но не выдерживаю, с удивлением отмечая, как сильно ногти впиваются в кожу.       — Дилан? — пищит тоненьким голоском, наигранно хлопая глазками. Ненавижу, когда она так делает. И она знает, что я это ненавижу.       Вальяжно прохожу в гримёрку, напевая себе под нос что-то, что сегодня весь день мурлыкал Поузи. Роден возвращает своё внимание к мобильнику, меня это огорчило бы, не знай я, что она делает это нарочно.       — Холл, — мягко зову актрису, но получаю в ответ лишь скудное мычание, начиная раздражаться. Она всё-таки поворачивается, но найдя в моём взгляде моментально отпавшее желание к продолжению мысли — так нехотя она отрывается от гаджета, на что я морщусь — вновь что-то клацает в телефоне.       Разражаясь её слабой улыбкой, этой непринуждённой лёгкостью и покачиванием головы, означающим немой ответ на комментарии из Интернета, вылетаю из помещения, весь на иголках. Замечательно, просто блеск, она с превеликим удовольствием посвящает всё своё внимание кому-то в сети, но не может посмотреть на меня больше трёх секунд, а всё ведь с того случая с Максом. С того поцелуя, воспоминания о котором до сих пор что-то стягивают внутри. Врываюсь в общую гостиную, плюхаясь на диван и потирая кончиками пальцев лоб. Почему она? Почему не Шелли западает мне в душу, почему не о Хеннинг я невольно думаю за завтраком, обедом и ужином; грешу совместными сценами наших персонажей только бы побыть с ней чуть дольше? Я готов скулить от бессилия, готов сжимать руки в кулаки. В голову влезает непрошеная мысль, растягивая приторно-сладкую улыбку на моих губах. Если бы кто глянул на меня со стороны, наверняка решил бы, что я душевнобольной с какими-нибудь маниакальными наклонностями. Ведь зачем-то Роден здесь осталась? Почему не уходит домой, как все остальные? Почему сидит в тесном помещении? Чего ждёт? На все эти вопросы готов ответить без лишней скромности. Я. В секунду осознания этого факта, самолюбие, эго и гордость взлетают на двести по десятибалльной шкале.       И вот уже украдкой, предварительно взломав буфет и набрав там насколько кубиков льда, как можно быстрее и бесшумнее тороплюсь по протоптанной дорожке к гримёрке Холлэнд. Лёд, попав в мои тёплые руки уже опасливо скользит, но я понимаю, что в любом случае донесу его до рыжей. Дерзкой, нахальной и испытывающей меня рыжей.       Как и ожидалось, Холл не особо интересуется моим вторичным появлением, не удосужившись даже моргнуть, когда я громко хлопаю дверью. Актриса, с момента моего ухода, меняет позу и теперь лежит на животе, опираясь на локти и подняв ножки вверх. Противный телефон то и дело наполняет комнату противным ежесекундным оповещением сообщений. И звонкий смех Роден на, я уверен, одно из таких СМС, побуждает меня рывком швырнуть первый, больше всех растаявший из-за контакта с кожей кубик льда. Когда цель благополучно достигает соблазнительно оголённого бедра девушки, издаю победный клич с её одновременным возмущённо-протяжным: «Что-о?»       — Да, я мальчишка, Холл, — рычу, вспоминая её недавно сказанные слова. Она не успевает опомнится, как второй кубик приземляется ей возле копчика (разве что чуть выше), соскользнув в образовавшуюся между телом и диваном ямку. По лицу рыжей моментально распространяется паника, связанная с внезапным холодом. По-детски, но я готов стонать от наступившего удовольствия, от того, что расшевелил её. Роден мгновенно взлетает с дивана, телефон — чудом сдерживаюсь от победоносного «Да!» — становится последним интересующим её предметом, и Холл верещит. Она скачет на месте, тщетно тянется руками к спине, пусть и убирая влагу, оставленную замороженным кубиком, но явно не согреваясь.       — Ты серьёзно?       Она продолжает отряхиваться, поднимая на меня яростный взгляд, лишь добавляющий азарта и адреналина.       — Вполне, это ведь в духе мальчишек, а? — поддеваю её, одновременно выпуская все остатки льда, осыпая актрису наполовину растаявшими кубиками. Оглушительный крик. Я счастлив и… возбуждён? Не помня себя, преодолеваю расстояние между нами и толкаю Холл к ближайшей стене, тут же уворачиваясь от серии ударов.       — Убрал руки, — шипит она, когда ладонь поддевает край её юбки.       — Ты же специально не надеваешь джинсы? — резко поднимаю на неё взгляд, встречаясь с удивлёнными зелёными глазами. — Чтобы я мог делать так?       Подключаю вторую руку и обхватываю её ягодицы. Она возмущённо охает, но, чёрт возьми, почему я так уверен, что ей нравится? В глаза бросается капелька, стекающая по ключице, по-видимому, след одного из кусочков. Прижимаюсь губами к выпирающей косточке, и когда рыжая податливо запускает пальчики мне в волосы, понимаю, что всё делаю правильно. Как же быстро ты меняешь гнев на милость, милая Холл. Отставляя дорожку поцелуев всё выше, наконец, нахожу её губы. Они кажутся мне такими долгожданными, такими мягкими и желанными, что после первого лёгкого касания их чувствую, как мне сносит крышу.       — Зачем? — настолько тихо произносит Роден, что в порыве нахлынувших эмоций не сразу понимаю суть вопроса.       — Что? — непонимающе отстраняюсь, но готов поклясться, что улавливаю едва слышимый разочарованный стон. Глухо дышу, разжимая ладони, отпуская пятую точку Холлэнд.       — Зачем ты это делаешь, Дилан? — её учащённое и затруднённое дыхание приятно впивается в уши, а собственное имя, слетающее с её губ, растягивает улыбку.       Соображаю, что она хочет этим сказать. И только её разочарованный вздох прорывается сквозь пелену собственной гордости. Недосказанное: «Это всё равно ни к чему не приведёт», — виснет в воздухе. Буквально чувствую, как сильно она ждёт мой ответ, как хочет услышать утешительные слова. Слова. Глупости какие. Таким девушкам, как Холлэнд, нужно доказывать свои чувства поступками, а не пустыми наборами букв.       Медленно делаю шаг, поднимая ладонь. Обхватываю её лицо.       — Всё просто, — улыбаюсь, наивно, словно ребёнок. Вижу, как она напряжена, как ловит каждый мой взгляд, каждое слово. — Ты нужна мне, — шепчу уже в губы, понимая, что после слов она расслабляется. Растягивает губы в улыбку и пару раз кивает. Верит мне. — Нужна, — шепчу, слова растворяются в новом поцелуе. Более ласковом, нежном. В таком поцелуе, который обычно переходит в страстный. Тот, что щекочет нервы и желания обоим, распаляет все потаённые уголки, раскрывает все двери. Я целую её, ощущая, что тоже нужен. Она это не говорит, никогда не говорила. Но она касается моих губ так, словно это всё, что ей нужно.       Не понимаю, в какой момент, но мне больше не так легко. Я ощущаю, как что-то внутри стягивается в узел, и больше не могу быть нежным. Больше не могу водить губами по тонкой шее, не могу ощущать, как её короткие коготки выводят замысловатые узоры на спине. Я хочу рвать её губы, резко прижать к стене, ощущать, как она изгибается под моим телом и просит продолжать. По тому, как она млеет под моими уже грубыми касаниями, осознаю, что она хочет того же.       Холлэнд заводит меня, словно мне пятнадцать лет, и гормоны играют при малейшем упоминании секса. Она знает, что делает, когда тянется к недавно купленному ремню, не разрывая поцелуй, пытаясь с ним справиться. Она слышит моё рычание, когда ширинка слишком просто уходит вниз. Она улыбается, это чувствую уже я. Прижимаю её к стене, пошло поглаживая ягодицы, поднимая в воздух. Роден жмётся ко мне, пока несу её к дивану, жмётся так, что я не хочу её отпускать. Её руки спускаются всё ниже к моим штанам, когда кладу её на диванчик. Поцелуи, которых мне уже давно мало, не прекращаю сыпать на шею, ключицы, я посасываю кожу, и она впервые позволяет себе простонать. Томно, сладко, так, что мне не верится, словно подо мной не Роден, не та самая рыжая, которая сторонится меня на съёмочной площадке. Запускаю руку под юбку, с удовольствием отмечая, как она в предвкушении напрягается. Она даже на мгновение отстраняется от моих губ, блаженно закрывая глаза. Я трепетно ловлю все изменения, которые касаются лица девушки. Она хватает резинку моих боксеров, когда в гримёрку вваливается Тайлер со словами:       — Холлэнд, меня просили передать…       Но что просили передать, он так и не договаривает. Сперва Поузи раскрывает рот, я поднимаюсь, одновременно помогая сделать это Холл. Актёр закрывает глаза ладонью, понимая, что вот так пялиться — далеко не прилично, но раскрывает пальцы, чтобы как-то ориентироваться. Хотя мне кажется, он делает это не потому, чтобы не потерять ориентацию в пространстве, а чтобы убедиться в увиденном.       — Мы репетировали, — оборонительно роняю слова, подхватывая джинсы, начиная их застёгивать и делая от Роден в противоположную сторону шаг. Всё бы ничего, но рыжая произносит со мной в один голос то же самое, и это только добавляет нелепости ситуации.       — Понял, — описав головой полуокружность, кажется, соглашается поверить в наш бред Тайлер. — Холл, я позвоню… — парень несколько раз щёлкает пальцами, едва-едва сдерживая прорывающийся хохот. «Не лопни от натуги, кретин», — проносится в моей голове, когда замечаю его жалкие попытки протянуть губы в струнку. — Позже позвоню и всё передам, — он словно бы заполняет появившуюся неловкую тишину своей белибердой, неуклюже шагая к выходу — так как успел влететь на добрую половину помещения — и не с первого раза найдя дверную ручку.       Как только дверь за Поузи с лёгким хлопком заходит в петли, я обращаю своё внимание к Холлэнд, улыбаясь, как чеширский кот.       — Ты не выносим, О'Брайен, — она усмехается, но всё-таки оставляет короткий поцелуй на моих губах, притягивая ближе.