Пандемоний.

I just wanted to make you something beautiful - industries of the blind Единорожка Патя, надеюсь, что добавлю тебе еще немножко Новогоднего настроения! :) Любители Сэймса, теперь постараюсь порадовать вас! Пусть Новый 2017 будет полон чудес! :) Под музычку, указанную в названии, зайдет чуть лучше ;) Нет обоснуя. Ничего нет. Все иллюзия. По традиции: всегда рад ПБ! Джеймс любит родной Лондон, но ему чего-то нестерпимо не хватает, не смотря на то, что с неба падают редкие снежинки, вокруг струится людской поток, несущийся по своим делам и жужжащий, словно улей. Касселлс отступает к витрине паба, украшенного рождественскими гирляндами и веточками остролиста, чтобы не выбиваться из ритма и не мешать людям идти. Наверное, он выглядит странновато: низко надвинутый капюшон, замерзшие руки глубоко в карманах и полное отсутствие каких-либо дел. В Лондоне так не положено, тут нужно торопиться, нужно спешить жить, ведь каждая секундочка на счету, а он просто стоит, привалившись к стеклу, и рассматривает пеструю толпу. Касселлс мог бы придумать что-нибудь, какое-то неотложное дело, типо покупки вина к празднику, или упаковки подарков, или кормления уток в городском парке… Но он просто стоит, с каждой секундой замерзая все сильнее в тонкой куртке, и не может надышаться прохладным воздухом, наполненным звонок колокольчиков и рождественскими песнями бродяг. Барабанщик всегда недоумевал, как можно чувствовать себя одиноко рядом с таким количеством людей? Он не мог понять Сэма, который сбежал в Фэрлайт, в минимально населенную деревушку, в типовой дом, где под окнами каждое утро вопят чайки… Но Бэттли умудрился там прижиться, ему нравилось, что все стремятся общаться друг с другом, что все соседи знают друг друга по именам и всякое такое. И не лень ему было каждый раз ехать два часа в одну сторону, чтобы прорепетировать. А Джеймсу это всегда казалось блажью – как можно отказаться от города? Как можно собственноручно уехать в какие-то дебри и радоваться этому до усрачки? Да нет, конечно, совсем глухо там не было, рядом были небольшие города или такие же поселки городского типа, да и в самом Фэрлайте хватало развлекательных мест. Но барабанщик был воистину жителем каменных джунглей, так что прелести «деревенской жизни» его не прельщали. Но вот теперь он стоит в гордом одиночестве и не знает, куда приткнуться: Брэнди поехала к родителям отмечать праздники, зазывала с собой, но ее отец Джея на дух не выносил, так что Касселлсу не особо хотелось тусоваться в обществе хмурого папаши, который каждую секунду думает, как бы достать из-под кровати ружье и выгнать татуированного придурка прочь из своего дома. С Брэнди у них вообще не особо ладилось последнее время, просто Джею словно… Словно было мало воздуха, пространства, хотелось чего-то, тянуло куда-то нестерпимо, а девушка сердилась, что он не может толком объяснить, что с ним происходит. Но Джеймсу словно было мало ее или... Странно думать, что он пять лет встречался не с той. Поэтому Джей думал, что просто устал, что запутался. Но, как не крути, компании своей возлюбленной барабанщик «благополучно» лишился. Кэмерон тоже уехал к родителям, а Бен не вылезает из своего Эшфорда, наслаждаясь компанией малютки Фэй и вернувшегося Уорснопа. Такое ощущение, что Дэнни теперь вообще к ним переселился, к несчастью Сиары. Оставалось только попробовать зазвать Бэттли на Рождество, но Касселлс чувствовал, что от этой идеи за версту несло провалом. Парень еще немного потоптался возле паба, потом ловко вклинился в поток и, зайдя в пару магазинов, отправился домой. Однако Джеймс быстро понял, что дома заняться настолько же нечем, насколько и на улице. Без друзей и Брэнди Касселлс просто не знал, куда можно себя деть. Барабанщик попытался смотреть телевизор, порепетировать, поиграть в Икс-бокс, но в одиночку это было до смерти скучно. Джей предпринял попытку дозвониться до Бена, но когда друг сообщил, что он купает Фэй, а Уорсноп собирает новый манежик, который купил в подарок крестнице, Касселлс явственно почувствовал, что на этом «празднике жизни» он точно будет лишним. Да и не хотелось ему сидеть в неубранной гостиной, вдыхая аромат детской присыпки и разведенной смеси, и слушать счастливые писки рыжего и кудрявого насчет того, что малютка смогла сама поднять головку. Боже, вот это чудо! Охереть можно! Фэй и сама, наверное, устала от восторгов папаши и дядюшки. Так что ей барабанщик мог только посочувствовать. Дэнни с Беном вообще в последнее время превратились в парочку кур-наседок. Нет, ну хорошо Брюс, все же его кровь и плоть… Но Уорсноп-то куда?! Дичь же полная. Джеймс закусил губу, чтобы не засмеяться, вспоминая одухотворенное лицо рыжика, с которым он теперь ходил всегда и везде. Радовало в этом только одно – эти двое и капли в рот не брали, пока находились рядом с крохой. Касселлс задумчиво покрутил в руках телефон, невольно возвращаясь к мысли о том, что стоит попытать счастье с Бэттли. Насколько Джей знал, к родителям Сэм не ездил, да и детей у него также нет, так что… Барабанщик выдыхает и набирает знакомый до последней цифры номер друга. Гитарист отвечает спустя несколько гудков: - Джейми, привет! - Привет, Сэм. Как дела, как отдыхаешь? - Ничего, очень даже ничего, – Сэм пыхтит, а на заднем фоне раздаются какие-то голоса. - Я тебе не помешал? - Нет-нет, просто Бритт уезжает к подруге, помогаю загрузить чемодан в такси. Ты как там? Джеймс мысленно радуется – есть шанс, что Бэттли не захочет отмечать Рождество в одиночестве и все же приедет. - Ммм… Да сойдет, слушай… Какие у тебя планы на праздники? - Вроде никаких, мы же решили, что соберемся погудеть уже перед окончанием «каникул», ну а подарки я собирался закинуть на неделе, а что такое? – что-то падает и Бэттли материться сквозь зубы. – Чертов чемодан, зачем тащить с собой такое количество вещей, а?.. Так что ты там говорил? - Не хочешь приехать ко мне? Можем устроить что-нибудь эпичное, пошататься по барам? А то все стали такими семьянинами, я смотрю, что просто пиздец, – Джеймс закусывает губу, надеясь, что Сэм ответит согласием. - Я не против встретится, было бы очень круто, тем более, что Бритт уезжает! Только давай ты ко мне? – судя по выдоху облегчения, чемодан был успешно утрамбован в багажник машины. - Э, нет! Я еще слишком молод, чтобы тусить со стариками и играть в «Бинго», позови меня лет через пятьдесят, тогда я, может быть, подумаю, чтобы переехать в твою деревню! - Да ладно тебе, Джейми, приезжай! Тут есть отличный бар, где подают великолепный эль, а в Рождественскую ночь поедем в Гастингс, они очень клеевые шоу устраивают. С меня бутылка рома! – голос Сэма звучит слишком подкупающе, а Джеймс слишком устал от компании самого себя. - Блин, Бэттли, я с тобой состарюсь раньше положенного… Надеюсь, хотя комендантский час не в десять? Гитарист смеется: - Нет, в одиннадцать. Во сколько тебя завтра ждать? - К часу буду у тебя. - Договорились, захвати теплую одежду. Уже бегу, Бритт! - Сэмс, что ты задумал?! – Джей даже подскакивает со своего дивана. Но Бэттли уже положил трубку, видимо, благоверной срочно понадобилась помощь с погрузкой на борт такси себя любимой. Касселлс вздыхает и поднимается с насиженного места – нужно сходить купить Сэму подарок сейчас, а то завтра у него просто не будет времени, благо, что нужный магазин работает до позднего вечера. Барабанщик наспех одевается и вновь покидает свое жилище, чтобы окунуться в человеческое море. Он заходит в свой любимый музыкальный магазин и покупает Сэму то, на что давно положил глаз: цифровой камертон и виниловую пластинку. Все же, хорошо знать друзей настолько, чтобы не сомневаться в выборе подарка. Еще Джей заходит в продуктовый и покупает несколько коробок с замороженной пиццей, всякой дребедени, типо чипсов, пирогов в пластиковых коробочках и пару упаковок пива. Как в старые добрые времена, только вместо веселой тусовки и большой компании – они вдвоем с Сэмом в Фэрлайте. Остаток вечера Касселлс собирает шмотки, выбирая только то, что действительно греет. Все же интересно, зачем Сэм об этом попросил? Наверное, у них там отключили отопление, вот теперь придется укутываться в тысячу слоев одежды, чтобы не сдохнуть от холода. Но Касселлс послушно запихивает в рюкзак теплую толстовку и несколько пар толстых носков. *** Джеймс думает, что был тысячу раз прав насчет идиотизма своей затеи. Он умудряется попасть в жуткую пробку возле Мейдстона, в которой теряет час времени. Хорошо хоть хватила ума выехать с запасом. Касселлс решает проехать побережьем и до Даймчерча добирается уже в полностью вымотанном состоянии, с дрожащими руками, которые с трудом удерживают руль. На самом деле, ему довольно редко приходилось бывать на побережье Англии, да он особо никогда к этому не стремился. Но серые, зимние волны Па-де-Кале почему-то помогают глазам отдохнуть. Джеймс даже останавливает машину и выходит перекурить, кутаясь в ветровку. Он смотрит на белые силуэты чаек, на громады пепельных и белоснежных облаков, низко весящих над темной гладью, и вслушивается в шум бьющейся о камни воды. Наверное, что-то в этом есть, по крайней мере, дышать тут становится легче. Касселлс откидывает бычок и садится за руль, добивая оставшиеся двадцать четыре мили. В Фэрлайте ориентироваться очень просто – главная улица одна, а от нее идут ответвлениями маленькие улочки. Сэм живет на одной из таких. И, конечно, Бэттли не был бы Бэттли, если бы у этой улицы не было бы такое жизнеутверждающее название. Солнечная. Хотя солнцем тут и не пахнет, его надежно прячут ватные массивы облаков. Гитарист встречает его на подъездной дорожке и приветливо машет рукой, показываю, куда припарковать машину. Касселлс заезжает на небольшой асфальтированный участок рядом с домом, прижимаясь почти вплотную к сидану Сэма, потом выбирается из автомобиля, и начинает доставать свое добро и покупки, к чему тут же присоединяется друг. Вдвоем они затаскивают пакеты в кухню маленького коттеджа четы Бэттли. Здесь царит идеальная чистота и пахнет свежим хлебом и немного корицей. Касселлс падает на стул и умоляет гитариста налить ему кофе, а лучше водки. - Дорога была настолько тяжелой? – с удивлением интересуется Сэм, доставая из холодильника пакет с апельсиновым соком и смешивая его с водкой. - Хуевой она была, дорога твоя. Не понимаю, как ты постоянно катаешься туда-сюда, – бурчит Джеймс и откидывает голову назад. - Привык уже. Может, ты отдохнуть хочешь? – миролюбиво спрашивает Бэттли. - Ну уж нет, заставил меня сюда приехать, так давай, показывай преимущество жизни в глуши. - Ладно, тогда давай пообедаем, а то я еще тоже не ел ничего. Гитарист убирает пиццу в морозилку и достает из холодильника салаты, фрукты и жареные стейки. Джеймс чувствует, что у него начинает урчать в животе от вида всех этих вкусностей. Он мгновенно сметает свою порцию с тарелки и несколько раз докладывает себе греческий салат. Нет, все же домашняя еда не идет ни в какое сравнение с покупной. После сытного обеда, Сэм наливает им по чашке чая и достает один из пирогов, привезенных Касселлсом. Он сначала берет тарелку, но потом передумывает и ставит открытую коробку на стол, передавая барабанщику вилку. Они едят прямо из пластиковой упаковки, один кусок на двоих, и это настолько привычно и уютно, что Джеймс невольно начинает ощущать ростки симпатии к этому месту. Бэттли отправляет его переодеваться, пока сам моет посуду и убирает со стола. Когда Касселлс спускается, друг оценивает его экипировку, снимает с вешалки свою куртку и кивком указывает барабанщику на дверь. Закрыв замки, Сэм молча направляется вниз по Солнечной улице, оставляя Джеймса в полном неведении, куда они идут. Они проходят несколько миль, но Касселлс так и не успевает замерзнуть, все же разница в температуре ощущается достаточно четко здесь, на юге. Они молчат и просто идут мимо маленьких домов, отсвечивающих гирляндами и украшенных елей во дворах, мимо клумб, совсем голых без цветов. Бэттли останавливается подбородком указывая на край асфальтированной дороги. Практически сразу, почти не оставляя места для обочины, начинается склон. Джеймс подходит к краю так близко, что носки кроссовок остаются висеть без опоры. Внизу чей-то маленький домик с уютным садиком, а за ним небольшое озеро с островком посередине. Вода кажется совсем коричневой и мутной, но это во многом из-за того, что она отражает пасмурное небо. Касселлс думает, что хотел бы иногда сюда приходить. - Нравится? – в голосе Сэма проскальзывает нотка надежды, которую он упорно старается скрыть. Но для него важно, чтобы Джею нравилось. - Очень. Уютно как-то, напоминает дом. Или что-то из детства. -Хочешь, можем спуститься ближе? - Да нет, пошли дальше. Мы же еще придем сюда. Бэттли согласно кивает и продолжает путь. Барабанщик тенью следует за ним, почти след в след. Почему-то на Джеймса нападает какое-то приятное оцепенение, когда не хочется говорить, не хочется спешить. Да, тут совсем не родной Лондон. Пляж начинается так внезапно, что Джей не успевает понять, когда его кеды внезапно оказались облеплены мокрым песком. Он оборачивается на резко оборвавшуюся бетонную дорогу и хмыкает – надо же было настолько погрузиться в свои мысли. Сэм успел отойти от него и теперь стоит у самой кромки воды, которая лижет подошвы его ботинок. Джеймс подходит к другу и с каким-то умиротворением наблюдает, как ветер играет с темными кудряшками Бэттли. Гитарист всматривается куда-то вдаль, выискивая понятные только ему образы в переливающихся серебром волнах. Касселлс пытается проследить за его взглядом, но видит только чаек, отважно падающих в волны и мгновенно взмывающих обратно. Кроме них на пляже никого нет, но здесь столько следов, столько жизни, что барабанщику кажется непосильным вместить в себя столько воздуха и энергии. Он жадно дышит свежим ветром, чувствуя, как оседает соль на губах едва заметными песчинками. Давно он не чувствовал себя настолько вечным и одновременно бесконечно незначительным. Сэм поворачивается к нему и улыбается своей кривоватой улыбкой: - Я люблю это место потому, что оно меня лечит. Странно, да? - Нет, вовсе нет, – Джеймс опускается на камень и вытягивает ноги, будто дразня волны. – Это круто, Сэмми. Думаешь, меня оно тоже сможет вылечить? Друг присаживается рядом и убирает непослушные прядки, упавшие на лицо. Касселлс думает, что это могло бы стать заставкой какого-то очень философского фильма: Бэттли, сидящий на корточках и он на камне. А вокруг бескрайнее спокойствие и тишина. - Как ты, Джейми? – голос у Сэма заботливый и теплый. - Все в норме… - Как ты на самом деле? – С Бэттли всегда так, просто он умеет заглядывать в самую глубину. - Не знаю, кажется, я делаю совсем не то, двигаюсь не туда, живу не тем… – Джеймс подбирает камушек и кидает в подбегающую волну, которая жадно поглощает подаяние. – Я запутался, понимаешь? И вдруг остался один на один с пониманием того, что я не знаю, что делать дальше. Сэм кивает и плюхается прямо на мокрый песок, скрестив руки на согнутых коленях. На улице начинает темнеть, а солнце вдруг появляется на мгновение из-за туч, окрашивая тяжелое небо в странный оранжевый цвет, подсвечивая золотом края облаков. - Мне не хватает чего-то. Тепла. Или жизни. Или любви. Или света. Я и сам не понимаю, чего. Того, что есть здесь у тебя. - У меня нет ничего такого, – Бэттли смотрит на него, зажмурив один глаз. Солнце последними лучами освещает его отливающие краснотой волосы. - Что-то есть, Сэм. Может, даже в тебе, – Джеймс усмехается и сползает со своего «трона», подсаживаясь к другу под бок. Джинсы моментально промокают, но вставать не хочется. – Почему ты позвал меня к себе, хотя обычно спокойно приезжаешь сам? Понял, что мне нужна помощь? - Я просто хотел сделать для тебя что-то… красивое, – друг взмахивает рукой, как бы указывая на темные воды залива, низкое небо и безумных чаек. – Чтобы ты увидел, чтобы вернулось твое желание сделать что-то грандиозное и быть всегда частью этой жизни. Этой красоты. Джеймс наклоняется и целует Сэма. Просто целует в губы, безо всякой причины. У Бэттли на губах те же крупинки соли, что и у него, и пахнет от кудрявого морем и зимним ветром. И немного корицей. Кожа на шее у друга обжигающе горячая для замерзших кончиков пальцев Касселлса, но так удобнее. Гитарист не двигается, а Джей осторожно убирает брошенные ветром на их лица кудрявые пряди. Ему кажется, что они дышат одним воздухом, который переходит из легких в легкие и обратно и ужасно пьянит. Щетина Сэма колет свежевыбритые щеки барабанщика, а по телу разбегается холод от ледяной ладони, забравшейся под толстовку. У Джеймса затекла поясница, и волнам удалось добраться до его кроссовок, но если он сейчас отпустить Бэттли, то так и не сможет найти выход или спасение. Джеймс любил Лондон потому, что в толпе проще спрятать свои постыдные секреты, ведь все равно до них никому нет никакого дела. Джеймс любил его шумные улочки потому, что они заглушали его мысли и не давали сойти с ума и окончательно саморазрушиться. Джеймс любил города потому, что рядом всегда кто-то был, кто напоминал о том, какие правила жизни существуют, кто не давал решиться на необдуманный поступок. Джеймс любил свои каменные джунгли потому, что в них можно укрыться от самого себя и от того, кем боишься быть рассекреченным. Сэм любит Фэрлайт потому, что здесь есть всегда можно найти время, чтобы обдумать свою жизнь и принять верное решение. Сэм любит эту деревню потому, что люди здесь не такие любопытные и жадные до чужих страстей, как в других местах. Сэм любит это место потому, что здесь можно перебирать бусины воспоминаний на внутренних четках, не боясь быть раскрытым, не боясь, что даже эту мелочь отнимут, потому что здесь он в безопасности от всех и всего. Сэм любит этот крошечный пятачок жизни потому, что рядом есть вечные, текучие воды, которые поглощают каждый отчаянный крик и показывают насколько ничтожно все перед этой вечной красотой. Это помогает решиться на что-то, ведь у Сэма нет вечности. Джеймс отрывается от губ Сэма и, придерживая парня за подбородок, осторожно целует в шершавую скулу: - С Рождеством, Сэм. Бэттли дышит прерывисто и хрипло в губы барабанщика: - С Рождеством. Джеймс полюбит Фэрлайт потому, что любит Сэма. А Сэм… Сэм просто хочет вернуть искру в глаза своего Джеймса.