The only way

Выпускной бал 1984 года, Ниган едет на голубом пикапе Chevrolet El Camino, взятым у отца по случаю окончания школы. Его путь лежит к её дому и ему не терпится добраться, три километра кажутся бесконечными. Машина тщательно вымыта, фары проверены, весь вчерашний день он потратил на подготовку, чтобы всё было идеально. Он одет в строгий костюм чёрного цвета, рубашка бела как первый снег Миннесоты, лакированные ботинки натерты до блеска. На пиджаке находится бутон белой розы, срезанный мамой всего полчаса назад и заботливо вложенный сыну в нагрудный карман. В этом костюме на свой выпускной ходил и его старший брат, который спустя два года трагически погиб во время спецоперации в Иране. Пиджак и брюки так и остались пылиться в шкафу, периодически напоминая о смерти и несбывшихся надеждах. Когда встал вопрос о костюме для выпускного, мать с отцом повели Нигана в местный и единственный магазин округа, в котором продавалась вечерняя одежда, но он вежливо отметал любые предложения родителей, да и на его неидеальную подростковую фигуру мало что подходило. Брюки висели, штанины оказывались короткими из-за высокого роста, а все пиджаки будто бы сговорились именно в этот день оттопыриваться по спине. Вся семья без покупок вышла на улицу, мама стояла и уговаривала расстроенного сына вернуться в магазин и попробовать хоть что-нибудь выбрать, а дома она возьмётся за швейную машинку и подправит недочеты, но отец, всегда чувствовавший настроение сына, заметил, что грустный взгляд не связан с переживаниями о стандартных лекалах костюмов и неподходящей под них фигуре сына. Он деликатно извинился перед женой и отвёл Нигана в сторону. — В чем дело, сынок? — заботливо спросил отец. — Ни в чем, — Ниган всегда старался скрывать от родителей внутренние переживания, особенно после смерти брата, которая почти сломила их. — Не бойся сказать, мы с мамой все поймём. Со смерти Нормана ты стал заботится о нас, а ведь был ещё ребёнком. Так что дай и нам побыть родителями, тем более, что скоро ты поедешь в колледж и станешь совсем взрослым, — он положил руку на плечо сына. — Я не хочу, чтобы мама снова плакала, — Ниган опустил голову, избегая пристального взгляда отца. — Ты же знаешь, она будет плакать в любом случае, ведь скоро ты закончишь школу и покинешь нас. — Я говорил вам, что нужно было выбрать город поближе, но вы настояли, чтобы я уехал за сотни километров. Теперь я не смогу часто навещать вас. — Этот колледж самый лучший из тех, в который тебя приняли, и мы с мамой очень гордимся тобой, — отец всеми силами старался показать Нигану, что он не должен стыдиться своих чувств и достижений. — Я так хочу, чтобы Норман был сейчас с нами. Вот он точно не дал бы нам грустить, шутил бы над моей примеркой пиджака, а мама бы хохотала, она всегда смеялась над его шутками. А я совсем не такой как он, — Ниган отвернулся, делая вид, что наблюдает за противоположной стороной улицы, но на самом деле ему невыносимо было смотреть отцу в глаза. — Сынок, нам не хватает Нормана также как и тебе, а в последнее время наша семья часто думает о нем, ведь, кажется, будто совсем недавно был и его выпускной. Я очень верю, что сейчас он наблюдает за нами с небес и улыбается, — тихий голос отца дрогнул. — Папа, я хочу пойти в его костюме, — Ниган наконец-то решился, понимая, что отец не отступит, а мучить его печальным разговором он больше не хотел. — Я мечтал об этом с того момента, как Норман его впервые надел. Он был такой красивый, мужественный, не то, что я сейчас. — Брось, сынок. Вы с ним как две капли воды, просто ты этого никогда не замечал. — Не знаю. Девчонки за ним всегда увивались, он постоянно был в центре внимания. — За тобой молодые особы не бегают, так как знают, как сильно ты любишь Люсиль. Они уже давно руки опустили, видя, что ты не смотришь больше ни на кого, кроме неё. — Я и правда очень люблю её, папа. Она — та самая и я ни за что не променяю её на другую. — Я знаю, сынок. Люсиль славная порядочная девушка, которая нам тоже очень нравится. А как она заставляет твою маму улыбаться! — отец обрадованно похлопал Нигана по плечу. — Иногда мне кажется, что она любит Люсиль больше, чем нас с тобой, — он наконец-то расслабился и улыбнулся. — Идём. Скажем маме, хорошую новость. И не волнуйся, — папа шуточно пригрозил пальцем, — Она будет счастлива. Мать Нигана обняла сына, когда услышала о его желании надеть костюм брата, всю дорогу до дома она молчала и улыбалась, слушая оживленные разговоры своих любимых мужчин. Она была безмерно счастлива и крепко держала сына за руку. Дома, пока Ниган с отцом копались в машине, ставя новые лампочки в фары, мама зашла в комнату Нормана, которую они так и оставили в прежнем виде, всегда надеясь, что их сын когда-нибудь вернётся. Она медленно подошла к шкафу, минуту не решаясь открыть дверцы, а затем в полумраке показался чёрный костюм. Руки любящей матери слегка дрожали, когда доставали одежду, которая принадлежала её погибшему сыну. Она бережно прижала пиджак к груди и глубоко вдохнула, ей показалось, что он все ещё пахнет им. На лице её была та же улыбка, которая появилась из-за новости о желании Нигана надеть костюм брата, но в какой-то момент тоска по умершему сыну взяла верх над разбитым сердцем, оголяя так и не затянувшуюся рану. Она села на кровать, сжав в руках чёрную ткань, и заплакала безутешными материнскими слезами. Все тело дрожало, горло сжималось от непрекращающихся рыданий, в груди больно давило, а слезы со стуком капали на кармашек пиджака. Им даже нечего было хоронить, только пустой гроб, накрытый национальным флагом, всё, что осталось от их сына, растерзанного взрывом снаряда. Когда сил плакать уже не осталось, мама суетливо вскочила с кровати и побежала в ванну, стараясь скрыть следы горя. Она умылась, припудрила опухшие веки и причесалась, затем посмотрела на себя в зеркало и тяжело вздохнула. Было время ужина и она быстро спустилась по лестнице на кухню, надела красный фартук и принялась греметь посудой. Ниган с отцом, перемазанные машинным маслом, вошли в дом. — Лора, мы закончили! Сейчас умоемся, а потом поможем тебе накрыть на стол. — Хорошо, Стивен, — тихо ответила она мужу, не поднимая глаз. Отец уставшей походкой стал подниматься на второй этаж, но Ниган немного задержался и медленно подошёл на пару шагов вперёд, незаметно вглядываясь в лицо матери, которая быстро ходила по кухне. «Она все-таки плакала», — подумал он и сердце его сжалось от печали. Нигану стало невыносимо больно, что слезы снова стекали по лицу матери, что душевная рана ее открылась из-за его желания надеть костюм брата. Чувство стыда охватило все тело и разум, Ниган не понимал, что Лора по своему была счастлива и мысли об утраченном сыне не только рвали ее сердце пополам, но и на какое-то мгновение возвращали ей погибшего ребенка, заставляя думать, что она его никогда не теряла. До дома Люсиль оставалось не больше пяти минут и Ниган стал давить на газ ещё сильнее. На соседнем сиденье лежала традиционная женская бутоньерка, спрятанная под кожаной курткой, которая даже летом всегда лежала у него в машине, на случай если Люсиль вдруг замёрзнет. Она не любила традиции и правила, но мама все равно вручила сыну цветочный браслет, не смотря на слова Люсиль, что это пережитки прошлого и она ни за что на свете не наденет подобную вещь. Такая она была, и Ниган любил её за эту независимость и смелость. Он еле уговорил её поехать на бал, ведь традиционное окончание школы ей тоже казалось глупым. Люсиль хотела, чтобы утром они уехали путешествовать по стране, а доехав до края штата, открыть бутылку шампанского и послать к черту прошлое, дурацкую школу и глупых одноклассников с их неинтересными вычурными мечтами. Когда Ниган, сидя на крыльце её дома, сказал причину, по которой хочет пойти на выпускной, она словно бабочка порхнула к нему на колени, обняла за плечи и сказала, нежно улыбаясь: «Тогда пошлём всё к черту завтра». Люсиль чмокнула Нигана в губы и потрепала по волосам, она знала, как важно для него это событие и пусть ей придётся хоть каждый вечер ходить на глупый школьный бал, она будет делать это ради него, так сильно она его любила. Ниган припарковался возле желтого дома с белым деревянным забором, впервые путь до сюда показался ему таким длинным. Он постучал в дверь короткими ударами, Ниган всегда так делал, не смотря на наличие звонка, который звучал пением соловья ту самую мелодию, которую после апокалипсиса он будет насвистывать ещё долгие годы, поджидая очередную жертву. Дверь открывает отец Люсиль, он быстро жмёт руку Нигану и, что-то бормоча, уходит на кухню. Со смерти жены три года назад Роберт Николсон замкнулся в себе и старался избегать людей. Он никогда этого не говорил вслух, но Ниган ему нравился, поэтому он целиком и полностью доверял ему единственную дочь, зная, что тот всегда приведёт Люсиль домой вовремя и никогда не даст её в обиду. Ниган присел в небольшой гостиной, дом Николсонов был раза в три меньше дома, который принадлежал его семье. Раньше Люсиль со своим отцом жили по соседству, но после смерти Элли переехали на окраину в дом поменьше. Роберт, который влез в долги из-за дорогостоящего лечения жены от рака, продал свой семейный дом, роняя слезы на документы, которые лишали его бесценных воспоминаний о любимой Элли. На лестнице послышались тихие шаги, которые превратились в легкое постукивание по ступенькам. Иногда Нигану казалось, что она летела, что еле дотрагивалась своим маленькими ножками до поверхности, словно крошечная птичка отталкивалась от земли, чтобы на мгновение подняться в воздух. Он резко встал с кресла и направился встречать Люсиль, свою первую и единственную любовь. На предпоследней ступеньке стояла среднего роста стройная фигурка, одетая в чёрное атласное платье на тонких бретельках, короткие каштановые волосы были распущены и еле касались острых плеч. Ее образ намного опережал время, в котором они жили и в этом была вся Люсиль. Игнорируя традиции пышных нарядов выпускного бала, она отрезала нижнюю часть платья, которое теперь чуть прикрывало колени, о прическе, макияже и украшениях она даже не думала, предпочитая естественную красоту, а не образ размалеванной провинциалки. — Я надела мамины туфли, теперь с нами будет не только Норман, — улыбаясь, певчим голосом произнесла она и положила руки на плечи Нигана. — Ты великолепна, Люсиль, — он смотрел в её красивые глаза зеленого цвета и не мог понять, как ему могло так повезти. — Я люблю тебя, Ниган. Но больше никаких комплиментов, — сказала она и одарила его коротким поцелуем в губы. Он взял ее за руку и, попрощавшись с мистером Николсоном, пара выпускников вышла на улицу. Ниган завёл машину и они молча, наслаждаясь моментом, поехали в сторону школы. На дороге было свободно и Ниган тайно посматривал на Люсиль, которая глядела в боковое окно. Он знал, что сейчас вместо знакомых улиц она представляет совсем другие места, ей всегда нравилось фантазировать, будто они едут по Бродвею или бульвару Сансет в Лос-Анджелесе, что маленький дом старой миссис Кроули — это 103-х этажный Эмпайр-стейт-билдинг, а магазинчик сладостей мистера Грея в ее мыслях превращался в Капитолий. Люсиль мечтала, что после окончания колледжа, они переедут в Вашингтон или в крайнем случае в соседню Вирджинию и купят там скромный домик в пригороде. «Я буду учить детей английской литературе, а ты станешь школьным тренером», — говорила она Нигану, когда им пришли письма о зачислении в колледж. Пожалуй, эта мечта была единственной традиционной идеей в голове Люсиль. И Нигану на тот момент нравилась перспектива прожить с одной и той же женщиной остаток жизни где-то за голубым забором в пригороде округа Колумбия. И даже спустя 5 лет, после вручения дипломов, когда их уже приняли на работу в местную школу, а Люсиль подарила ему редкую бейсбольную биту как символ их будущего, к которому она так стремилась, даже тогда Ниган верил, что не променяет Люсиль ни на какую другую женщину. Солнце садилось, последние лучи ласково играли на переливающемся атласе чёрного платья Люсиль. Ниган украдкой любовался ею и хотел бесконечно говорить, как она прекрасна, но Люсиль не нравились комплименты, а он любил такие ее маленькие странности. И только однажды, много лет спустя, она попросит его произнести что-нибудь приятное в свой адрес и именно в тот момент Ниган поймёт, что это конец. Их жизнь стала рушится с тех самых пор, когда он переступил порог дома другой женщины, полной противоположности Люсиль, но осознание момента конца, ставшего апогеем краха их жизни, наступило для него слишком поздно. Она лежала на больничной койке и медленно умирала, а Ниган сидел возле и держал её бледную почти безжизненную руку. Её речь была еле разборчива, да и говорила она в последне время мало, потому что сил уже не осталось. Люсиль чуть слышно позвала Нигана и он тут же наклонился поближе, чтобы попытаться разобрать слова, звук которых перекрывался шумом дождя за окном. — Что, милая? — ласково спросил он. — Помнишь, перед выпускным, у меня дома? — она замолчала почти на минуту, силясь продолжить. — Помнишь, что ты сказал мне? — Да, я помню, Люсиль, — он погладил её по голове, на которой была повязана голубая косынка, прикрывающая отсутствие волос после химиотерапии. — Я хочу, чтобы ты повторил. — Конечно, милая. В этот момент его настигло осознание конца, его любимая, его смелая и независимая Люсиль скоро умрет. — Ты великолепна, — сказал Ниган, смахивая слезу, скатившуюся словно капля дождя по окну. Глаза Люсиль были закрыты, но по интонации голоса она поняла, что Ниган плакал. — Прости меня. Прости за всю боль, что я тебе причинил, — он в отчаянии обхватил свою голову руками, сокрушаясь над ошибками, которые совершил и которые он теперь не в силах исправить. Люсиль что-то прошептала, но разобрать было уже невозможно, она снова впала в беспамятство и Ниган боялся, что навсегда. Он посмотрел на истощенную болезнью жену и увидел, как тени смерти медленно покрывают ее бледное тело. Ожидание конца медленно убивало в нем душу, разрывало все связи с реальностью, заставляя сердце вновь и вновь переживать невыносимую боль. Неделю назад, когда врач сказал, что ещё одну операцию Люсиль не переживет и что им нужно решить, где она хочет провести остаток отведённого ей времени, Ниган, оглушенный этой новостью, колотил кулаками стену больничного туалета, разбивая руки до крови. Когда он вернулся в палату, Люсиль грустно посмотрела на кроваво-синие костяшки пальцев и сказала, что хочет поехать домой. Ниган не стал спорить, понимая, что жена уже смирилась со скорой смертью. Он собрал в сумку вещи и, получив рекомендации врача по уходу, в инвалидном кресле отвёз ее к машине. Они, как всегда молча, ехали домой, Люсиль уже не могла смотреть в боковое окно и фантазировать, что они едут по знаменитым улицам Штатов, яркий дневной свет больно резал глаза и она мучительно зажмурилась. Ниган открыл бардачок и достал солнцезащитные очки, затем аккуратно надел их на жену. Люсиль легонько улыбнулась, открыла глаза, но в её мыслях улицы так и оставались обычными улицами. — Нужно найти мое выпускное платье, — слабым голосом сказала она. — Зачем, милая? — Доктор сказал, что мы должны подготовиться. — Я помню, но, а при чем тут оно? — Я хочу, чтобы ты похоронил меня в этом платье. Ниган резко нажал на педаль тормоза, ему вслед стали сигналить возмущённые водители, поэтому он съехал на обочину и заглушил мотор. — Теперь оно снова мне как раз, я будто опять в теле семнадцатилетней выпускницы. Нигана возмутило с каким равнодушием произнесла она эти слова, словно Люсиль решала, что они будут есть на ужин, а не выбирала одежду для своих похорон. — Да как ты можешь! — закричал он и выскочил из машины, со всей силы хлопнув дверью. Ниган стал пинать песок, затем хватать камни и с яростью швырять их вдаль. Движения его были такими резкими, беспорядочными, что в какой-то момент, истошно закричав будто раненое животное, он споткнулся и упал на землю. Ниган сидел, поджав под себя ногу, и бесцельно смотрел в одну точку. Из оцепенения его вывело тихое прикосновение руки Люсиль, которая дотронулась до его плеча. Он положил свою ладонь сверху её холодных пальцев и грустно сказал: — Хорошо. Я похороню тебя так, как ты захочешь. Они приехали домой, Ниган отнёс Люсиль в спальню и дал ей таблетки, чтобы она смогла заснуть. Страшные боли, которые она испытывала из-за рака, лишили её естественного отдыха, поэтому лекарства, выписанные доктором, были единственным способом хоть немного отдохнуть. Ниган спустился на кухню и налил себе стакан воды, затем уставшими глазами посмотрел на бутылку любимого виски, стоящую за стеклом барного шкафа. Он не пил алкоголь уже три месяца, с тех самых пор, как у Люсиль случился рецидив. Рука его открыла дверцу и достала почти полную бутылку. Он открутил крышку и вылил воду из стакана, затем налил жидкость красивого янтарного цвета, поднёс ее к лицу, вдохнул аромат, но так и не смог решиться выпить. Ниган поставил стакан на стол и направился в кладовую, которая находилась на первом этаже их дома. Он медленно подошел к шкафу, минуту не решаясь открыть дверцы, точно также как много лет назад его уже покойная мать боялась увидеть костюм погибшего сына. В полумраке стала показываться одежда, висящая на деревянных вешалках. Руки его слегка дрожали, когда перебирали вещи, а пальцы, нащупавшие ту самую гладкую ткань, пронзило словно током. Ниган нерешительно достал вешалку, на которой висело чёрное платье, принадлежавшее его умирающей жене. Он бережно прижал ткань к груди и глубоко вдохнул, запах напомнил об их беззаботной юности и больших надеждах. От тёплых воспоминаний на лице его мелькнула улыбка, но лишь на мгновение, а затем тоска по умирающей жене взяла верх над разбитым сердцем, оголяя свежую рану. Спустя неделю, ночью с субботы на воскресенье, Люсиль охватила страшная боль, сковавшая ее тело с такой силой, что ей стало трудно дышать. Ниган трясущимися руками вызвал скорую и безрезультатно пытался успокоить жену, но она в панике страшно кричала от боли и судорожно хватала ртом воздух, из последних сил цепляясь за жизнь. И теперь они снова были в палате больницы, Ниган, Люсиль и смерть, которая постепенно окутывала своей ужасающей тенью тело увядающей от рака женщины. Ниган смотрел в окно и вслушивался в каждый хрипящий, но тихий, вдох жены. Доктор зашёл в палату и подошёл посмотреть показатели больной. — Пульс начинает падать, — деликатно сказал он. — Несколько минут назад она со мной разговаривала, затем впала в беспамятство, — сказал Ниган, когда подошёл к жене и взял её за руку. — Вероятно, она больше не придёт в себя. Ниган, вы готовились к этому моменту. Ее время идёт на минуты, мне очень жаль, — сочувственно сказал доктор, который наблюдал болезнь Люсиль с самого начала, смерть её и для него была личной трагедией. — Она готовилась… — голос его дрогнул, — Но не я. — Если вам что-нибудь понадобится, позовите медсестру, она меня вызовет. Сегодня слишком много больных, в городе какая-то эпидемия вируса, с минуту на минуту ждём специалистов. Но я позаботился, чтобы вашу палату не трогали, вас никто не побеспокоит. Ниган, не отрываясь, смотрел на жену, он не хотел говорить ни с кем, кроме неё, поэтому лишь кивнул доктору, оказавшемуся бессильным в борьбе против агрессивной болезни Люсиль. — Если что, сразу вызывайте, — доктор легонько улыбнулся и медленно вышел. Ниган сел на стул возле койки и стал смотреть на Люсиль. Даже сейчас, не смотря на впалые щеки, бледную кожу, сквозь которую просвечивались кости, она казалась ему самой красивой женщиной на свете. Таких смелых, таких независимых людей как она, он никогда не встречал. И даже когда он менял Люсиль на других женщин, они казались ему посредственностью, серой массой, спрятавшейся под стильной одеждой и вечерним макияжем. Для Люсиль измены мужа не были тайнами и Ниган это знал, но для него главной загадкой была причина, по которой жена от него не уходит. Она ждала его каждую ночь и мысленно повторяла про себя слова Нигана «Я никогда не променяю тебя на другую женщину». Люсиль раздражало всё обычное, и она не устраивала сцен ревности, не закатывала истерик, как это делалось у всех знакомых им семейных пар. Её упреком было молчание. «Да лучше бы она кричала, ругала меня после каждого ночного опоздания», — думал Ниган, когда они ещё не знали о болезни Люсиль. Она терпела, она ждала и надеялась, она любила его больше жизни. Ниган знал, что Люсиль выше предрассудков и что она боролась за любимого всеми силами, только сил на противостояние болезни у неё к тому времени уже не осталось. — Я… — послышался слабый хрип. — Что, милая? — он придвинулся поближе к жене. Сухие губы Люсиль пытались произнести слова, но ей это никак не удавалось, пока Ниган не приложил к ним салфетку, смоченную водой. Она приоткрыла глаза и увидела лицо мужа, который будто постарел на целых десять лет. Люсиль хотела заплакать, но обезвоженный болезнью организм не смог позволить ей слезу в последние минуты жизни. — П-п-про... — начала говорить она, но душа покинула бездыханное тело, Люсиль обрела покой. В палате раздалось длинное непрерывающееся пищание монитора, подтверждающее наступление смерти. — Милая, останься со мной ещё ненадолго, — Ниган стал несильно сжимать холодную руку жены. — Любимая, прошу! Побудь ещё минутку. Он стал целовать её щеки, лоб, потом стал делать искусственное дыхание, пытаясь вдохнуть в неё хоть каплю жизни. — Кто-нибудь! Мне нужна помощь! Она умирает! Сестра, нужен доктор! — кричал Ниган, но никто не шёл на его зов. Он в панике выбежал в коридор, но в холле больницы было пусто, ни больных, ни вечно бегающих интернов, ни одного врача, полнейшая пустота, словно с уходом Люсиль умер и весь мир. — Эй! Кто-нибудь! — он постоял ещё несколько секунд в ожидании помощи, а потом забежал обратно в палату. Ниган подошел к жене и начал делать массаж сердца, но, услышав хруст рёбер, тут же остановился. Он на минуту оцепенел, затем подошел к розетке и выдернул шнур кардиомонитора, в палате воцарилась гробовая тишина. Ниган медленно обошёл койку, посмотрел в стеклянные глаза Люсиль, затем рукой аккуратно закрыл её веки. Он приподнял тело жены и сдвинул его вбок, потом сам лёг на койку и обнял Люсиль, прижав её к себе, тихонько покачивая. Ниган стиснул зубы, губы напряжённо сжались, а сердце замедлилось до опасных для жизни ритмов. Только сейчас он понял, как сильно любил Люсиль.