Смерть в зимнюю ночь.

Карие глаза внимательно смотрели на собеседника. Врач никогда не спешил читать людей, да и в принципе не спешил никогда. Каждое движение должно быть продумано, каждый жест оправдан и слово, сказанное вслух, как разрез, должно было точно передавать мысль. Внезапно кабинет огласил телефонный звонок, резкий, как звук пилы в тихом цеху старой лесопилки. Неповторимое чувство сладкого страха и удивления пронеслось по всему телу, оставляя легкую пульсацию в кончиках пальцев. Телефон зазвонил так резко, что руки профайлера вздрогнули, а чашка выскользнула и отправилась в полет. Кофе с молоком завис, рассыпая себя на множество крупных капель, которые поворачивались, словно множество внезапно сошедших со своих орбит планет, крутясь в пространстве хаоса и не зная, что же им делать дальше, сталкиваясь, разбиваясь, сливаясь и наконец, рухнули вниз, превращаясь в одну большую лужу на полу. Для хозяина же гостиной все выглядело чуть иначе: в его планах не числилось собирать осколки данного предмета сервиза в данный момент времени, миг — и в его правой руке оказалось блюдце, а в левой-ободок чашки. Пальцы обожгла горячая кофейная жидкость, оставляя круглые капли на руках доктора Лектора. Изящные пальцы поймали чашку у самой поверхности мраморных плит, которыми был выложен пол в гостиной, и она осталась цела. -Ч-черт! — часть кофе попала профайлеру на джинсы и ощутимо обожгла, да и вся ситуация была не слишком удобной. Уилл чуть растерянно похлопал глазами, удивляясь тому, каким чудом доктору удалось спасти чашку, и на мгновение забыв даже о том, что собственно послужило причиной этой мини-катастрофы. Звонок. Телефон запиликал вновь, и профайлер захлопал себя по карманам, силясь определить источник звука. Все же нужно ставить мобильник на вибрацию. -Прощу прощения, доктор Лектер, — хотя чашка и выжила после общения с Уиллом, ковру в гостиной был нанесен ощутимый урон. В следующий раз доктор, наверное, десять раз подумает, прежде чем предлагать своим неуравновешенным гостям кофе. Сам кофе Грэму было безумно жаль: кофе с молоком у Ганнибала был невероятный. Телефон все звонил, и этот звук ударял по каким-то струнам в позвоночнике, так что Уиллу хотелось швырнуть надоедливый гаджет об стенку, но вот незадача — чтобы швырнуть, его нужно сначала найти. -Вот зараза, — он выудил, наконец, телефон из внутреннего кармана жилетки, он же смотрел там? или, выходит, не смотрел? Джек. Ну кому он еще нужен в такую погоду, как не своей любимой работе? -Уилл, — голос Кроуфорда был тяжел и имел тот особенный прогорклый привкус, который свидетельствовал о том, что где-то случилось какое-то дерьмо. И он, Уилл Грэм, непременно должен на это дерьмо взглянуть, — Совершенно массовое убийство. На старой заправке вблизи Трэйт-таунс обнаружен школьный автобус... В общем, нам нужно, чтобы ты приехал. Ты где сейчас? - Я у доктора Лектера, — Грэм устало потер переносицу, сдвинув очки так, что они едва не брякнулись с него, — мне часа полтора, наверно, ехать. — Если у него есть время, попроси его тоже приехать, — попросил Джек со странной интонацией, которую Уилл определил как «здесь дерьмо невъебенных размеров», — возможно, его знания будут нам полезны. И оденьтесь потеплее, дубак тот еще. -Конечно, «мамочка», — беззлобно огрызнулся Грэм, кладя трубку. Тактично удалившись на кухню, Ганнибал взглянул на спасенный фарфор и пригубил в том месте, где Уилл касался чашки губами. Говорят, что если выпить из следа на чашке другого человека, то сумеешь проникнуть в его мысли и душу. Мысли Уилла были полны смятения… Впрочем, Ганнибал и так это знал. Как и то, что телефонный разговор подходит к концу. Чистая чашка отправилась на свое место, лишь после этого врач вернулся к другу в кабинет, останавливаясь у окна. -Массовое жестокое убийство у Трэйт-таун, — сообщил профайлер в ответ на вопросительный взгляд Лектера, — если у вас сейчас нет пациентов, Джек хотел бы, что бы вы взглянули на это вместе со мной. Судя по всему, там нечто из ряда вон. Слишком заманчиво и желанно, чтобы отказаться. -Любопытно, что Вы говорите «из ряда вон выходящее» и я готов последовать на место преступление незамедлительно, — Лектер поднял с плечиков свой пиджак, чтобы отправится к сцене массового убийства, оставалось надеяться, что она впечатлит доктора. Что из их расследований было не из ряда вон? Грибы, растущие из людей? Бедняга Джек каждый раз искренне охуевал от происходящего, но Уилл в какой-то момент поймал себя на мысли, что его эти шедевры хищников человечества не только ужасают. Но и... притягивают? -Почему вид смерти так притягивает человеческий взгляд? — Грэм вздрогнул от звука собственного голоса, не сразу поняв, что произнес свою мысль вслух. -Смерть самое запретное и таинственное из всего, что могла создать природа. Самый странный и непостижимый символ — череп на полотнах великих живописцев и портретистов. Жизнь останавливается слишком внезапно, чтобы до конца понять, как это происходит… Ты знаешь притчу про Иисуса и учеников, Уилл? Господь шел со своими последователями по пыльной дороге и увидели труп собаки. Все, как один брезгливо поморщились, а Петр заметил, что ничего отвратительнее не видел в своей жизни. И лишь Иисус тихо произнес:«а зубы ее, как жемчуга». Мы хотим видеть что-то красивое в кровавом месиве, хотим рассмотреть — что же по ту сторону смерти. Поэтому религия придумала душу и обряд прощения с ней. Мы же с тобой видим правду - людей притягивает страх и желание побороть его. Боюсь, Джек скоро начнет есть свою шляпу, мучаясь от ожидания, - тонкие губы тронула легкая улыбка. Впрочем, им действительно пора было выходить. Спускаясь по лестнице, Ганнибал все же решил спросить: -Ты думал о том, чтобы сменить род деятельности? -Думал. Конечно думал, — бессознательно желая возобновить зрительный контакт с собеседником, Уилл обернулся на спускавшегося позади него мужчину, и едва не шагнул мимо ступеньки, — И все же, пока я могу приносить пользу там где я есть, я не уйду. Ганнибал слегка повернул лицо в сторону Уилла, надевая на голову шапку и успевая придержать друга за локоть, когда тот едва не оступился. -Проблема в том, что ты не просто смотришь на ситуацию, как преступник, ты срастаешься с ним, заглушая самое себя… Помогая другим, ты вредишь себе. Мне кажется, -врач на секунду замедлил шаг, окидывая взглядом Уилла, -я бы боялся потеряться среди трупов, -и, моргнув, добавил, -истинная смелость проступает, как на лакмусовой бумажке, в Аду. Не дай ему сжечь душу… Он распахнул тяжелые двери, и они оказались на крыльце. Циклон, обрушившийся на Балтимор, принес невероятное количество снега и лютый мороз. Коммунальщики не справлялись со снегопадом, центральные улицы были более-менее расчищены, но в частном секторе люди уже выходили с лопатами и разгребали подъезды к своим жилищам вручную. -Я всегда полагал, что когда идет такой снег, воздух должен становиться теплее, — мороз тут же цапнул намокшие от кофе джинсы, — но, кажется, сегодня явно не тот случай. -В том случае, когда нет ветра, -мягко ответил Ганнибал. Ветер и правда многое значил: переменчивая стихия и капризная, словно девица, -вскоре согреемся, у Джека еще никто не замерзал. Изо рта вырвалось облачко белесоватого пара, но в голове удивительным образом слегка прояснилось. Несколько дней Грэм боролся с вновь навалившейся на него лихорадкой, и сейчас низкая температура окружающей среды послужила ему добрую службу, понизив его собственную почти до нормальной. -Когда я ехал сюда, было не так холодно, — пожаловался Уилл, поглубже натягивая шапку и утыкаясь носом в шарф. Выдыхаемый им воздух тут же нагрелся и очки мгновенно запотели. Вновь путаясь в карманах, он нащупал ключи и открыл машину. Лектер смотрелся в своей шапке величественно, словно какой-нибудь русский боярин, но на мелких темных ворсинках тоже начал намерзать иней, равно как и на ресницах, обрамлявших его глаза. Ганнибала всегда восхищала зима: эта белоснежно-хрусткая поляна, с порывами ветра, снегом, летящим в лица, ледяным дыханием… Он видел, как чистое покрывало смешивается с кровью, как горячие капли проникают до самой земли сквозь сугробы, как человек живет долгие секунды в холоде, прежде, чем окончательно умереть. Снег становится симфонией для таких, как он. Чистый холст, на котором можно рисовать портреты или выставлять натюрморт. Уилл плюхнулся на водительское сидение, ощущая, как зад незамедлительно превращается в ледышку: — Кому вздумалось убивать в такой холод! Оставляя следы на дорожке, Ганнибал неторопливо занял пассажирское сидение, едва заметно улыбаясь зиме, ледяному ветру и своим мыслям. В машине было довольно промозгло, она насквозь промерзла и тряслась от холода, когда профайлер пытался её завести, лишь с третьей попытки двигатель наконец ободряюще загудел, а старенькая тойота профайлера задрожала знакомой вибрацией. -Возможно тому, кто находит в холоде очарование и заставляет полюбить его остальных… Однако, не вижу смысла гадать, мы все увидим… - заметив, что водитель дрожит, Ганнибал легким движением включил подогрев сидений, справедливо полагая, что Уилл позабыл от холода о такой функции. В машине пахло остро… И пахло самим Уиллом: любовью к животным, безином, машинным маслом, промерзшим железом, легкой неопрятностью и средоточием на вещах более важных, чем уборка салона. От машины пахло человеком. Взгляд Ганнибал задержался на лице друга, когда оно приблизилось настолько, что были видны капельки конденсата на очках. Бледное, воспаленные муками глаза, его губы очерчивала тревога, прорезая тонкие складки у уголков рта. Ни один скальпель бы не смог сделать более тонкий и точный разрез. Люди сами роют себе могилы. Уилл мог жить счастливее, спокойнее и стать совершенно простым человеком, но он не может быть обычным. Как и дорогое коллекционное вино, этот человек не может растрачивать себя на пьянчуг у мусорных баков, ему нужен эстет, чтобы он понял его, распробовал, медленно смаковал капли на кончике языка. Они сидели, ожидая, пока машина нагреется, и Грэм поймал себя на ощущении дежавю. Они уже сидели вот так, в промерзшем автомобиле, глядя на лобовое стекло, залепленное снегом, и собираясь поехать на место очередной кровавой расправы. Однако, при всем при этом, до этого года он не знал Ганнибала, да и это был первый крупный снегопад нынешней зимой. -Расчищу стекло, — буркнул он, обернувшись и пытаясь выудить с заднего сиденья валяющуюся там щетку. В машине было немало собачьей шерсти, да и попахивало псиной, но оказавшись на мгновение носом слишком близко к Ганнибалу, он ощутил запах его дорогого парфюма. Что-то глубокое. И тревожное. Странный выбор для психиатра. Впрочем, скорее всего, это он, Уилл Грэм, странный, а запах и психиатр самые обычные. Бывают ли психиатры обычными? Что означает «обычный» для психиатра? Он выудил щетку, завалившуюся под коврик, и вылез из машины под снегопад. «Убираться в доме, где живут дети — все-равно что расчищать снег в снегопад», — такая веселая табличка висела дома у Джека. У Джека не было детей, и Грэм никогда не понимал, зачем она висит там. Снегопад снегопадом, но чтобы поехать хоть куда-нибудь, нужно как минимум раскопать на лобовом стекле окно обозрения. Его щетка отправляла в полет целые лавины снега, а на освободившееся место тотчас опускались жирные белые мухи. В расчищенном окошке ему видно было лицо Лектера, как всегда спокойное, невозмутимое. И словно ожидающее чего-то. Холод пробрал его до костей, и когда профайлер вновь сел в машину, закинув мокрую от снега щетку обратно, его зубы выбивали звонкую дробь. В машине было уже тепло, и можно было ехать, но Грэм все никак не мог согреться. — По крайней мере у нас есть один плюс - трупы точно не успеют разложиться, — внезапно метроном в его голове качнулся вправо, затем влево, и голос Джека прозвучал прямо над левым ухом «обнаружен школьный автобус». Школьный автобус имеет обыкновение перевозить школьников, вот такой парадокс, — Охх, дьявол. Там убили детей, — Вот почему у Кроуфорда был такой голос. В глазах задвоилось, и Уилл прищурился, глядя на панель приборов. -Сомнительный плюс, -тонкие губы сложились в легкую полутень улыбки и тут же померкли. Кто-то решил привлечь внимание к себе убийством детей. Слишком смелый поступок даже для психопата, - Позволь я поведу машину? Эмпатия слишком сильный дар, ломающий судьбы. У одних людей он на уровне эмоций, у других на уровне физики, третьи могут чувствовать и то и другое. Практически насильно Лектор пересадил своего пациента на пассажирское сидение, попутно смазывая налипший снег с лобового стекла ладонью, паучьи пальцы содрали тонкий пласт со стекла без всякой жалости. Хлопнув дверью, психиатр повел машину по снежному накатанному полю. Он вел уверенно, осторожно, не торопясь, впрочем, как и всегда. Куда могут деться трупы? Захватят автобус и уедут? - С детьми всегда тяжелее работать. Я могу посоветовать тебе отказаться от задания, но, узнавая тебя, понимаю, что ты скорее высадишь меня из машины, чем пропустишь убийцу. Да и Джеку придется не сладко, стоит освободить для него окно, - последнее он сказал скорее себе, нежели Уиллу. Жена Джека больна. Онкология, последняя стадия, на такое могут только посмотреть и зашить обратно. Любопытно наблюдать за теми, кто впервые сталкивается с массовым убийством детей. Они все потеряны. -Кроме места и того, что это школьный автобус, Джек больше не упомянул ничего важного? Голова профайлера гудела не хуже, чем двигатель под капотом, а от резких перепадов — то обжигающий холод на улице, то душное тепло салона, — на Грэма внезапно навалилась такая сонливость, что казалось — в глаза ему кто-то сыплет песок. Мелкий и тёплый песок. Дома на комоде стояла картинка, привезенная им из Египта: между несколькими слоями стекла насыпан песок разного цвета и разной структуры. Светлый и мелкий, как пыль, тёмный и крупный, ржаво-красный, будто впитавший в себя чью-то кровь, и чёрный, мягкий как могильная земля. В зависимости от поворота все они пересыпались каждый в своей стеклянной камере, образуя причудливые сочетания барханов. Между передними стеклами тушью был нарисован караван верблюдов, идущий своей вечной дорогой, нескончаемый путь между разноцветных холмов, путь в никуда, который невозможно закончить. Уилл встряхивал картинку и мир вокруг каравана менялся, хотя по-прежнему состоял все из того же песка. Верблюды оглядывались в недоумении: все изменилось, стало вдруг незнакомым, куда же идти? Но выбраться из узкого пространства между двумя стеклами было невозможно, и они, покорившись его воле шли дальше. Он ощущал себя так же, как эти верблюды. Чья-то воля встряхивала мир вокруг Уилла Грэма и он вдруг оказывался совсем не там, где был только что, и ему оставалось лишь растерянно оглянуться. и следовать дальше. Он не помнил, как оказался на пассажирском сиденье и почему Лектер за рулём его машины, и он не знал, где же стекло, за которым тот, кто встряхивает его мир. Болезнь не может делать человека сильнее, она туманит разум и ломает тело. Весь вид Уилла говорил о том, что поездка станет для него испытанием, которое тот готов преодолеть, чтобы найти преступника. Признаться, друг так и оставался для психиатра загадкой, которую хотелось решить. Способов было много: раздробить, приумножить, выставить на пути скобы или исказить путь, добавив логарифм. Каждый эксперимент проявлялся по-новому, лишь возбуждая любопытство и желание попробовать нечто новое, еще и еще. Довести до края ямы, чтобы Уилл в нее шагнул и лишь тогда, схватить друга за руку и оттащить подальше от нее - так далеко, насколько это уместно. Профайлер не спал и не бодрствовал, Ганнибал уже научился отличать это состояние и называл его про себя сумеречным: когда сознание пациента отделяется от мира, погружаясь в свою реальность. Эмпатия может перерасти в шизофрению, если дать ей волю, поскольку мир в голове раскалывается надвое и зрение мечется между воображением и действительностью. Впрочем, возможно здесь играет роль кофе доктора, в особенности легкий приятный цветочный запах фиалок. Доктор Лектор считал, что одна-две капли стимулятора Уиллу не повредят, наоборот слегка сумеют раскрепостить и взглянуть на ситуацию лучше. Кажется, в этот раз он не успел пригубить кофе. Машина шла не слишком быстро, но уверенно. Метель стала ещё сильнее, казалось, будто они летят по снежному тоннелю. Дворники едва успевали смахивать белые хлопья, а обочину не было видно вовсе, однако, лицо Ганнибала было таким же спокойным и невозмутимым, как и всегда, даже. расслабленным. Профайлер не знал, уснул ли он, или же вновь «потерял время», но это было таким облегчением — просто ехать… Не быть за рулём, не заставлять измученный мозг фиксироваться на тяжёлой зимней дороге. положиться на кого-то. Даже если этим кто-то был Ганнибал Лектер. Особенно, если этим кто-то был Ганнибал Лектер. Уилл на мгновение прикрыл глаза и на сей раз действительно чуть не уснул, однако теплое дыхание величественного животного в короне из ветвистых рогов обожгло его губы, вырывая в действительность. «Джек не упомянул ничего важного?» — спросил Зверь голосом Ганнибала и профайлер, вздрогнув, испуганно распахнул синие глаза. «Я Уилл Грэм. Сейчас 17:30, я еду вместе с Ганнибалом Лектером в Трэйт-таунс». Дорога и метель по-прежнему неслись им навстречу, и чуть переведя дыхание и вновь обретя связь с реальностью, профайлер ответил:  — Нет. Сказал, это нужно видеть. Он всегда так говорит, — губы Уилла искривила легкая усмешка. Машину чуть повело вбок по обледеневшей колее, но руки Лектера уверенно вывернули руль и вернули автомобилю устойчивое положение. Мастер контроля. Грэм молча смотрел на дорогу, боясь даже моргнуть, чтобы вновь не потеряться в пространстве. Кто удержит его самого в нужной колее? Кто не даст ему вылететь на обочину, кувыркаясь по склону и теряя ощущение верха и низа, прошлого и настоящего? -Совершенно неуместная интрига с его стороны, -недовольно ответил врач, чувствуя, что машина вильнула. Благо, скорость была невысокой, иначе Джеку пришлось выезжать за своими людьми, забывая про школьный автобус с несчастными. Только машина вышла из заданного ритма, как профайлера выбросило из собственного разума, в глубины космических таинств. Довольно сложная система мышления, редкая, и Ганнибал решил не возвращать друга в этот мир, а просто следовать за ним в совершенно иной мир: мир преступника. Следовать и наблюдать, ненавязчиво направляя и изучая, освобождая и подчиняя себе.