Так много, и всё - моё!

Никогда еще урок зельеварения настолько не напоминал общий сбор у Волдеморта, только вместо «Круцио» и «Авада» то и дело раздавалось «… баллов с Гриффиндора!» Снейп, старательно держа презрительное выражение лица, в душе рвал и метал при каждом взгляде то на бледного, непривычно растрепанного, еле двигающегося Драко, который едва справлялся даже с нарезкой ингредиентов, то на мрачного Поттера, который тоже – тупица косорукая! – еле справлялся даже с нарезкой ингредиентов, то на Сашку, который сохранял видимое бесстрастие, но поглядывал на Снейпа настороженно и однозначно ожидал крупных неприятностей. Что, тоже «пророк», Мордредова тварь? Гриффиндорцы, как пришибленные, прятались за партами и котлами, и даже выскочка Грейнджер не поднимала глаз и держала язык за зубами. Но всему на свете приходит конец, и тянущийся беспробудным кошмаром урок потихонечку добрался до логического завершения, а именно до приемки и оценки кое-как все же сделанного гриффиндорцами зелья. Подойдя к котлу с непонятного цвета варевом, которое сотворил Герой-недоучка, зельевар брезгливо скривил губы. - Поттер, даже такой тупой рогатый скот, как твой отец, и то больше смыслил в зельях! – ядовито высказался Снейп. Гарри побледнел. - Не смейте так оскорблять моих родителей! – гневно выкрикнул он. - Всем известно, что Патронусом твоего отца был олень, - пожал плечами Снейп. – С большими развесистыми рогами. И тридцать баллов с Гриффиндора за то, что Вы повысили голос на преподавателя, Поттер. - Всем известно, что вы когда-то были Пожирателем Смерти, профессор, - раздался сбоку тягучий голос Сашки. Снейп, вспыхнув, резко развернулся на каблуках, выхватывая палочку. Сашка безмятежно продолжил: - Давайте я вас из-за этого гнусно пооскорбляю, сэр. Ваш только что преподанный пример весьма вдохновляет меня, как, впрочем, и всех здесь присутствующих. Невольно присутствующие прижухли за партами, стараясь не дышать и не поднимать глаз. - Пятьдесят баллов с Гриффиндора, мистер Саша! – угрожающе прошипел Снейп. - Угу,- кивнул Сашка. - Хоть двести пятьдесят, только отцепитесь же наконец от Гарри. По крайней мере, не намекайте на супружескую неверность его матери. Это поганая ложь, и, честно говоря, я не ожидал услышать нечто подобное именно от вас. Не стыдно, профессор Снейп? Краска залила лицо Снейпа, потом резко схлынула, оставив мертвенную бледность. - Что ж, двести пятьдесят баллов с Гриффиндора за Вашу безмерную наглость, мистер Саша! Сашка неожиданно засмеялся. - И что самое милое во всей этой ситуации, - невозмутимо сказал он, - плевал я на эти ваши хогвардские баллы – с Астрономической башни жеваной морковкой. То же мне, придумали – честь факультета измерять в баллах. Учите с малолетства честью торговать? - Ой! – кто-то из слизеринцев явно вознамерился упасть в обморок. - Поскольку вы учитесь в Хогвардсе, мистер Саша, - яростно впился в него глазами Снейп, - то вы обязаны подчиняться всем правилам этого учебного заведения. А если вам, как вы изящно выразились, «плевать с Астрономической башни жеваной морковкой» на эти правила, то завтра же будете отчислены. - Да неуже-е-ели, - издевательски протянул Сашка и быстрым пассом наложил на себя и Снейпа практически идеальные Заглушающие чары. – Что ж, в свете недавней столь трогательной конференции это будет о-очень красиво: вышвырнуть меня из Хогвардса за то, что я посмел заступиться за Гарри Поттера перед Пожирателем Смерти! У Снейпа потемнело в глазах, пальцы побелели, сжавшись на палочке, на онемевших, судорожно искривленных губах льдинкой застыли вот-вот готовые упасть слова проклятья. - Ты будешь отчислен по совершенно другой причине, - наконец смог выговорить декан. - Но именно эта, и никакая другая, причина будет мною озвучена репортерам, - с легкой снисходительной улыбкой вскинул голову Сашка. – Под Веритасерумом. И отмывайтесь потом всем Хогвардсом, как хотите. Как сможете. – Голос Сашки вдруг зазвучал тихо и устало. – Профессор, «…любите Вы всех в шуты рядить – извольте ж на себя примерить…» * Прежде чем Снейп сумел придумать хоть мало-мальски достойный ответ, Сашка снял Заглушающие чары и направился к Гарри. - Все в порядке, Гарри, - жизнерадостно заявил он. – Профессор Снейп мужественно признал, что вышел за рамки дозволенного. Он больше не будет грубо, грязно и недостойно оскорблять твою маму. Правда, не поручусь, что он не попытается оскорбить всех Поттеров тонко, благородно и подобающе… Слизеринцы закашлялись, на гриффиндорцев напала нервная икота. - Зря ты за меня заступаешься, Сашка, - Гарри отвернулся, бесцельно перекладывая учебник и пергаменты. – Профессор не Драко, его парой слов не запугаешь. Мне только хуже будет. Зачем ты вообще во все это дерьмо лезешь? - Но ведь кто-то же должен, - Сашка осторожно взял Гарри за руку. – Я не люблю, когда бьют беззащитных детей, Гарри. – Сашка, не разжимая руки, пристально взглянул в пылающие яростью глаза Снейпа. – Когда связанных детей бьют ногами. - Вон отсюда! – сорвался на крик Снейп. – Все! Вон! Немедленно! Вон отсюда! Похватав сумки, оба факультета устроили форменную свалку в дверях, даже Драко начал шевелиться побыстрее. Упершись обеими руками в кафедру и стараясь протолкнуть воздух через перехваченное спазмом горло, Снейп сквозь темную пелену, застилавшую взгляд, рассмотрел, как Сашка придержал Гарри в сторонке, привычно обняв, – а щенок-недотепа прильнул чуть ли не всем телом! – шепнул что-то на ухо, такое, что на скулах Поттеровского отродья проступил легкий румянец; Гарри помедлил, отводя глаза, но все же нерешительно кивнул. Что, мало тискаться прилюдно? Договорились пойти утешиться, гнусные распущенные сопляки?! Отдышавшись, поуспокоившись и наколдовав себе стакан ледяной воды, зельевар старательно наложил на себя чары невидимости и пошел по прицепленному к Поттеру «маячку» (а как еще прикажете отслеживать по лабиринтам Хогвардса наглого хулигана, у которого любимая игрушка – мантия-невидимка?). «Маячок» привел в какой-то заброшенный класс на четвертом этаже. Вопреки ожиданиям Снейпа, одежда мальчишек была в полном порядке, они просто стояли рядом друг с другом и негромко разговаривали. - …Значит, тебе все-таки важно, какого о тебе Снейп мнения? – задумался Сашка. – А почему? - Да не знаю я, почему, - Гарри нервным жестом взъерошил свои лохмы еще больше. – Обидно, больно, несправедливо. И ведь я понимаю, что ему нельзя иначе, но, если бы он просто по обязанности на меня вызверился… легче было бы. А он ведь… прямо вот душу вкладывает, чтобы побольнее было! Чтобы в самое уязвимое место попасть. И все мне отца поминает. Типа я – вылитый отец. А отца моего он до сих пор ненавидит люто, да там и есть за что. - Та-ак, а вот с этого места поподробнее, - заинтересовался Сашка. (Снейп похолодел. Если сейчас эта наивная гриффиндорская дрянь выложит Сашке позорную сцену, подсмотренную в думосбросе…). - Я не могу, - угрюмо сказал Гарри. – Это не моя тайна. - Я не требую открывать тайны, - пожал плечами Сашка. – А уж отношения профессора с твоим отцом наверняка были известны всему Хогвардсу. То есть, затратив некоторое время и усилия, я все равно все узнаю. Но мне очень важно узнать, как все это выглядит с твоей стороны. Так что расскажи мне в самых общих чертах, без тайн. То, что могут знать все. - Ну… Там их было четверо. Они называли себя Мародерами. Мой отец и трое его друзей. И профессор… то есть тогда еще не профессор… он враждовал с ними. Но что он им сделал, я не знаю, а вот что они с ним делали… - Гарри передернулся. – Они его просто затравили. Как он меня сейчас, только еще хуже, потому что их было четверо, а он один. - Вчетвером на одного… всегда знал, что не все ладно с этим доблестным и благородным Гриффиндором! – насмешливо хмыкнул Сашка. Гарри густо покраснел. - Да ты-то чего стыдишься? – приобнял его за плечи Сашка. – «Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой» **… Тебя же еще и в проекте не было. - Ну вот… - Гарри, опустив глаза, изо всех сил старался не мямлить. – А моя мама… Лили… она дружила и с этой компанией, и со Снейпом, пыталась их примирить. - Что этой компании однозначно было не по нутру, - поджал губы Сашка. - Ну да… и ничем хорошим это не закончилось. Я не могу сказать, чем, только гады они. И отец мой - самый главный гад. А Лили за Снейпа не заступилась, и они тогда рассорились. И еще я слышал, что Мародеры дошли до того, что попытались его убить. Подстроили ему ловушку, чтобы он умер. Только, то ли он сумел выбраться, то ли кто-то из них испугался и помог ему, в общем, он остался жив. Вот и все. Потом моя мама, Лили, вышла замуж за моего отца, Джеймса. А Снейп пошел к Волдеморту и получил его черную метку. - Хорошо рассказываешь… - Сашка, прищурившись, сосредоточенно что-то обдумывал. – Вот что я тебе скажу, Гарри… Во-первых, хорошую компанию «мародерами» не назовут, почитай как-нибудь, кто такой был капитан Мародер и почему его имя стало нарицательным. Во-вторых, более-менее все ясно, только учти – то, что я скажу, тебе наверняка не понравится, и еще меньше понравится Снейпу, так что смотри, язык не распускай. Убьет не задумываясь. (Снейп скрестил руки на груди, саркастически ухмыляясь. Разговор становился все более интересным). Глаза Гарри удивленно округлились, но он решительно кивнул: - Мне надо знать, Саш. Иначе я либо с ума сойду, либо Снейп меня доведет-таки до Астрономической башни. Кто ж тогда Волдеморта убивать будет? Сашка беззвучно рассмеялся. - Пока ты об этом думаешь, ничего с тобой не случится. Ладно. Начнем с того, что Снейп любил твою маму. Гарри сглотнул, подавился и закашлялся. Сашка по-дружески треснул его по спине. - Слушай, может мне все же промолчать, а? – спросил он. – Ты вон уже чуть не помер. - Говори-говори, - продышавшись, пихнул его Гарри. – Я сильный, я выдержу. - Ну так вот, Снейп любил твою маму и, скорее всего, до сих пор ее любит… - Неправда, - перебил его Гарри. – Не может так быть. Он же мне все отцом пеняет. Если бы он любил мою маму, он бы хоть иногда вспоминал, что я не только сын своего отца. Что я еще и сын мамы. И хоть немножечко… чуть-чуть… тоже меня бы любил… ну, не меня, а ее – во мне… (Снейп тяжело оперся о стену. Тугой ком подкатил к горлу, глаза нестерпимо защипало. Снейп вспомнил совсем недавно взорванный Лонгботтомом котел. Надышался, точно надышался… зелье не ядовитое, но пара компонентов не очень полезны для слизистых…) - Ох, Гарри, - тихо вздохнул Сашка. – В том-то все и дело. Поглядим сначала с твоей стороны. Ты уважаешь и защищаешь Снейпа. Ты признаешь его заслуги. Ты очень хочешь, чтобы Снейп был справедлив к тебе, хвалил тебя, когда ты заслуживаешь похвалы, чтобы был строг, но не жесток, но при этом ты так хочешь его внимания, что согласен терпеть любую брань и оскорбления, любую жестокость – пока они обращены именно на тебя… Тебе это ничего не напоминает, Гарри? Прости, но… сам напросился. Сейчас ты воспринимаешь Снейпа как своего отца. - Нет! – болезненный вскрик Гарри эхом отозвался в пустом классе (эхом отозвался сквозь на миг остановившееся сердце Снейпа). – Нет-нет-нет!!! – Гарри отшатнулся от Сашки и зажал уши, яростно мотая головой. – Врешь! Нет! – Гарри наткнулся спиной на парту и сполз на пол, все так же зажимая уши, слезы потекли из его зажмуренных глаз. – Не смей! Так! Говорить! – слова прерывались всхлипами. - Я же сказал, что тебе это не понравится, - Сашка опустился на колени рядом с Гарри, обнял его, прижимая к себе, и не отстранился, когда Гарри со злостью ударил его кулаком в плечо. – Пусть будет «нет». Я не претендую на истину в последней инстанции. Вот только... Если точно «нет», то чего ты бесишься? («Не слишком ли сильно леди протестует?..» - призвал на помощь привычный яд Снейп.) Гарри снова ударил Сашку в плечо, в грудь, выгнулся, вырываясь. Сашка удержал его, перехватил, плотно зафиксировав руки, и поморщился, когда Гарри впился зубами ему в плечо. - Ничего, выплесни эту боль… - прерывисто дыша, Сашка гладил Гарри по голове. – Пусть будет «нет», если ты этого хочешь. Я ничего больше не скажу. Гарри замер, всхлипывая, и с усилием разжал зубы. - Мерлин, что я творю…- он беспомощно и испуганно поднял полные слез глаза на Сашку. – Прости… Прости, пожалуйста. Тебе очень больно? Прости… - Ш-ш-ш, все нормально, - Сашка аккуратно поправил ему повисшие на одном ухе очки. – Я ожидал, что ты беспалочковой магией воспользуешься. Или стихийный выброс. А ты всего-навсего куснул. Зато теперь ты и сам поймешь, почему Снейп на всех бросается. Когда человеку больно, он порой старается сделать больно всем вокруг. - Больно… - Гарри тяжело дышал, цепляясь за Сашку. – Говори! Сашка медленно покачал головой. - Хватит. Я могу ошибаться, а тебе слишком больно. - Говори! – Гарри снял очки, вытер слезы. – Я не хочу – «нет». Я хочу – правды. Какая бы она ни была. А ты говоришь – правду. Я чувствую. Я… я больше не буду кусаться. И плакать не буду. Сашка по-снейповски выразительно изогнул бровь и вздохнул. Гарри осторожно уперся руками ему в грудь, высвободился, но остался сидеть рядом на полу, охватив руками колени и слепо глядя прямо перед собой. - Тогда сначала скажу я. Просто… слишком сильно. Слишком быстро. А ведь – правда. Только… стыдно. Так стыдно… - Да что в этом стыдного-то,- снова вздохнул Сашка, положив руку ему на плечо. – Ты бы знал, как я о своем отце фантазировал… Какие сказки придумывал. Он у меня и драконом был, и Мерлином, и капитаном дальнего плавания… А на деле оказалось! – Сашка безнадежно махнул рукой. – Лучше б мне его и не знать вовсе. По гроб жизни от такого папани не отмоешься. Как я три года назад узнал, что у меня за наследственность, так до сих пор надеюсь, что он вовсе и не мой отец. - Пусть будет правда, - короткая дрожь передернула плечи Гарри. – Я… я думал о том, что Снейп может быть моим отцом. Я… надеялся на это! Я… предал своего отца. Джеймса Поттера. Я оскорбил свою мать. Я… недостоин их. - Ну и каша у тебя в голове! – Сашка снова ласково взъерошил волосы Гарри. – Гриффиндор – это диагноз. С чего ты взял, что ты их как-то предал и оскорбил? Ты прекрасно знаешь, что твоя мать не изменяла твоему отцу. Но их нет. А ты по ним тоскуешь. Тебе очень-очень их не хватает. И, между прочим, ты здорово на них обижен. - За что? – удивленно покосился на него Гарри. - За то, что они тебя бросили, - грустно улыбнулся Сашка. – За то, что это они тебя предали, оставив совершенно одного в этом страшном мире. Игры подсознания. Ты знаешь, что такое смерть, ты знаешь, что они никогда сознательно бы тебя не оставили. Но внутри тебя до сих пор плачет маленький одинокий годовасик, который никак не поймет, куда делись мама и папа. И это он ищет того, кто не бросит. Кто не предаст. Кто всегда будет рядом, спасет, защитит… - Саш… - Гарри зябко поежился. – Значит, все безнадежно?.. - То есть? - Если я пытаюсь считать Снейпа отцом… нет! – снова вскрикнул Гарри, запрокинув голову, и зашипел, стукнувшись затылком о парту. - Ну-ну, не калечься, - Сашка легким взмахом палочки наложил на ушиб Исцеляющее. - Назови «отчимом». Или «опекуном». Так лучше? - Лучше, хотя и… не совсем правда. Так вот, если я пытаюсь найти в Снейпе «отчима», а Снейп меня ненавидит, то все равно все безнадежно? - Вот мы и зашли с другой стороны. – теперь уже Сашка опустил голову и охватил себя руками. – Нет у него к тебе ненависти, Гарри. Иначе он бы так тебя не берег. По приказу так не защищают, не спасают жизнь, не обращая внимания на собственную. Даже злости у него нет – на тебя. У него злость – на обстоятельства. На ситуацию. Боль. Ревность. Зависть. Он бешено ревнует, Гарри. Тебя – к твоему отцу. Ведь ты на самом деле замечательный. Честно. Тебя так легко полюбить и тобой можно по-настоящему гордиться. Вот Снейп и завидует, дико, по-черному, до сих пор – Джеймсу Поттеру. Который получил и Лили, и – тебя. Снейп никогда никому в этом не признается, он не признается в этом даже самому себе, но больше всего на свете он хочет, чтобы ты был его сыном. «Чтобы ты был его сыном». Ты думал, Северус Тобиас Снейп, что нет на свете страшнее и сильнее боли, чем от Круцио? Маловато у тебя воображения. Вокруг – блеклыми расплывающимися пятнами – коридоры Хогвардса. Как вышел из класса, когда и как слетели Дезиллюминационные чары… он хотел бы помнить именно это, но Хогвардс пошатывается вокруг, темнеет, вязкий воздух никак не хочет заполнить страшную пустоту в груди, а попадающиеся навстречу безликие фигуры вдруг шарахаются к стенам, влипают в них, словно пытаясь влезть внутрь камня, и только одна из фигур странно медленно движется навстречу, бьется в уши (знакомое) навязчивое мяуканье «Северус, что с тобой? Северус, очнись! Северус, что случилось, что с тобой? Северус… Северус…» Рука сама собой отстраняет надоедливую старую кошку; нестерпимо, просто нестерпимо чужое внимание, как будто не просто стоишь в коридоре… нет, это не ощущение обнаженности, ты даже не чувствуешь себя человеком, а ощущаешь себя распластанной на столе для подготовки ингредиентов лягушкой, холодной и склизкой, которая жалобно сучит лапками, не в силах даже квакнуть. «Никогда никому в этом не признается…» Старая кошка шарахается так же безлико и испуганно, как все остальные, пытается слиться со стеной, потом вдруг уносится прочь. «Не признается в этом даже самому себе…» Конечно, нет. Разве может лягушка сама себя выпотрошить? Даже ради ценнейшего из ингредиентов? Холодное острое лезвие Сашкиного голоса глубоко вонзается в беззащитно распростертую тушку, и медленно движется, оставляя длинный кровоточащий разрез. «Но больше всего на свете он хочет…» Так вот что чувствует препарируемая лягушка. Ей больно, ей так больно, когда из рассеченной безжалостным ножом живой плоти выползает, вываливается наружу то, что никогда не должно было попасть во внешний мир. То, что никто никогда не должен был увидеть. Тайное, скрытое, беспомощное, уязвимое… то, без чего невозможно жить. «Чтобы ты был его сыном». Исподволь нарастающая слабость охватила, бросила на колени, тьма налетела головокружением, отдалась звоном в ушах, и сознание растворилось в этой блаженно-бездумной тьме, напрочь отказываясь воспринимать реальность. Снейп пришел в себя по-странному мгновенно; беспамятство исчезло, как вспорхнувшая птица. Он повернулся на бок и приподнялся на локте, не понимая, где находится. Мягкий матрас, запах свежего белья, несколько подушек, жаркое одеяло, одежда – пижама? – неприятно липнущая к вспотевшему телу. Вокруг – тьма и тишина. Различив в этой тьме белую ширму и в щель сбоку от ширмы еще одну койку, аккуратно заправленную, снова лег на спину, успокоившись: больничное крыло, что могло бы быть для него привычнее? Попытался сообразить, что его разбудило. Что-то неожиданное и непонятное вырвало его из глубин то ли обморока, то ли крепкого сна, но что бы это ни было, оно пропало неосознанно и бесследно. Необычная истома переполняла и убаюкивала его, он не хотел шевелиться, оцепеневшее тело налилось свинцовой тяжестью, он даже не чувствовал уже койки под собой, словно не лежал, а парил над ней. Если бы не эта странная усталость, сковавшая не только тело, но и разум, он бы удивился: он изнемог каждой частичкой плоти, каждым нервом своего тела, но в то же время ему было на редкость хорошо. В какой-то миг ему пришло в голову, что он и не просыпался – лежит и видит сон. В этом сне он уловил какое-то легкое движение рядом. Ни шороха, ни шелеста, ни дуновения, но будто какое-то особое чувство подсказало ему, что он не один. Открыв глаза, прямо над собой он увидел затуманенное мраком большеглазое лицо подростка; он не испугался – в этом знакомом лице не было опасности, - хотя тягостное забытье лишило его воспоминаний. Подросток сел на край постели, взяв безвольно лежащую руку Снейпа. Тяжелая волна толкнулась от кисти по телу, протягиваясь по мышцам медленной судорогой, но без малейшей боли, заполняя теплой силой и неспешно убывая; еще и еще раз. Глаза Снейпа закрывались неудержимо, он соскальзывал в бездонные глубины сна, чужая, но такая сладкая и – ласковая? – магия наполнила даже не тело, но саму его опустошенную душу, охватила и затопила; он знал, что должен бороться, но чуть ли не впервые в жизни его покинули холод и одиночество, и он вовсе не желал этому противиться. Сна как ни бывало. Снейп рывком приподнялся на локтях. Безмерное удивление охватило его: разум его был ясен, память и силы вернулись к нему. Легкий холодный свет раннего утра наполнял палату больничного крыла, гулял еле заметный свежий сквознячок – открыто окно? – а на койке в ногах у Снейпа все так же сидел Сашка. - Доброе утро, профессор Снейп, - голос Сашки был ровен и все так же доброжелателен, как и каждое утро. – Директор Дамблдор настаивает, чтобы я извинился перед вами. - То есть вы приперлись к бессознательному пациенту в больничное крыло посреди ночи извиняться? – язвительно осведомился Снейп. - Нет, - Сашка с мимолетной полуулыбкой покачал головой. – Извиняться я не буду. Не за что. Этот гнойник давно нужно было вскрыть, пока он не убил вас обоих. «Мне чуть ли не на каждом уроке Зелий прилетает так, что жить не хочется. …Либо я с ума сойду, либо Снейп доведет-таки меня до Астрономической башни», - вспомнил зельевар. Он открыл рот, чтобы высказать Сашке все, что он думает о методах некоторых малолетних придурков, лезущих в дела, в которых ничего не понимают, - но только вздохнул. Да, он и в самом деле чувствовал себя так, словно огромный назревший гнойник прорвался наконец и освободил его от боли и грязи. «Катарсис»***, - пришло в голову подходящее слово. - Я не собираюсь играть роль отца для этого гриффиндорского Героя, - сухо сказал Снейп. - Никто и не требует. Гарри прекрасно понимает, как вы должны себя вести. Просто приглядитесь к нему. Постарайтесь увидеть в нем его самого, а не ваше представление о его отце. И не осложняйте ему жизнь сверх необходимого, иначе все вы рискуете остаться без Избранного. Будете тогда справляться с моим папаней сами, как сможете. Сашка встал, потянулся (Снейп, сделав вид, что утомился, откинулся на подушки, прикрывая глаза, ибо вид гибко выгнувшегося тела, мелькнувшая между краем футболки и поясом брюк полоска нежной кожи вдруг взволновали его вполне определенным, но крайне нежелательным образом) и направился к двери. У самой двери Сашка оглянулся, лукаво щурясь, и негромкий голос так отчетливо прозвучал в больничной тишине, отвечая на вопрос, который Снейп никогда в жизни не решился бы задать: - Профессор, Гарри выбрал меня в родственники, а не в любовники.