Шесть воплощений Смауга Ужасного. Часть 2. Брачный период.

Долгие дни за дверями сокровищницы слышались громкие вопли дракона. Он бушевал день и ночь. Срывая глотку и барахтаясь в золотых оковах, он сдирал до крови запястья, рвал жилы в попытке обрести желанную свободу. Животные крики эхом разносились по коридорам замка многие часы, пока не сменялись жалобными стонами. От мучений несчастного дракона у стражников сжималось сердце, но они могли лишь закрывать острые уши, не смея нарушить приказ короля. А тем временем Трандуил попивал вино, глядя на шумно танцующих подданных, что пели и веселились в честь возвращения принца. Леголас, не успев сменить походного плаща, сидел по левую руку от отца. Подобные пиршества встречали и провожали каждый его поход. Но вернувшись в этот раз, он не ожидал застать своего вечно недовольного отца в таком приятном расположении духа. Он то и дело подпевал музыкантам и покачивал головой в такт танцующим. Его строгий нрав сегодня был на удивление приветлив. Это не могло не озадачить принца. В середине вечера к королю подошел один из стражников. Он поклонился, а затем с опаской взглянув на принца, что-то тихо прошептал. Лицо Трандуила на секунду подернулось отвращением, будто на зуб попала кость. — Не желаю ничего слышать! Передай мои слова остальным — если им не по нраву служба, то я легко могу освободить от неё, как и от их неразумной головы. Убирайся! — зло приказал он, и стражник, не поднимая головы, поплёлся прочь. Подозрения принца укрепились сильнее, когда он увидел металлический блеск в глазах отца, и притворно-широкую улыбку на его лице. Будто король хотел показаться более счастливым, чем был на самом деле. Эта тёмная перемена пугала принца. Он хмуро разглядывал отца, а затем всё же осмелился задать вопрос: — Отец, я странствовал очень долго. И, похоже, в королевстве многое изменилось. Скажи, с каких пор стражники спрашивают твоего совета? Но отец, не отвлекаясь от танцующих ответил весьма неохотно: — Негоже принцу забивать голову пустыми мыслями. Пей и веселись. Этот праздник в твою честь. А со стражей я разберусь сам в своё время. Леголас не посмел перечить отцу, ведь на них уже искоса подглядывали другие гости. В середине вечера, когда посреди залы началось театральное представление, принц ловко улизнул из-за стола и отправился прогуливаться по замку. Когда он блуждал по тёмным тоннелям нижнего этажа, его слуха коснулся странный вой. В конце коридора он увидел вход в сокровищницу и двоих стражей. Стоило ему подойти, как за дверьми наступила тишина. Эльфы отчего-то выдохнули с облегчением. Одного из них он уже видел сегодня на пиру. Поприветствовав, он спросил: — О чём ты говорил с моим отцом? — на что стражник, нервно озираясь, сказал: — Король дал приказ охранять Последнего дракона, — ответил тот. Леголас побледнел. В его синих глазах забился страх. — Смауг?! Как долго вы его тут держите? — воскликнул он. Стражники переглянулись, не ожидая, что принц будет так ошарашен новостью, о которой давно знали все в королевстве. — Уже неделю, мой принц, — чётко ответил воин. А затем его тон сменился, и в нём проступила едва заметная нотка скорби: — С этим я и пришел к Владыке. Драконы — вольные создания. Дни напролёт он пытается порвать цепи. Его муки ужасны. Мы даём ему только воду, что бы его скорее покинули силы. Подмешиваем зелье, чтобы он не мог плевать огнём. Мой принц, прошу вас, сжальтесь над этим существом. Лучше подарите лёгкую смерть, чем жизнь полную страданий. — Ты забыл, с кем говоришь?! — вдруг вспылил принц. — Держи своим мысли при себе. Твой король знает, что делает, и ни тебе судить его! — Да, Владыка, — поклонился стражник, стыдливо пряча лицо. Леголас скрыл ту боль, что прошла по его венам, когда он услышал слова стражника. Он не верил, что отец способен на такую подлость. Он не верил даже тогда, когда перед ним открылись двери сокровищницы и его глазам предстал полумёртвый дракон. Принц пытался не смотреть на то, как глубоко прорезали острые края ошейника когда-то гладкую шею дракона. Как кровь бурыми пятнами засохла на вздымающейся спине. Взмыленный от неравной борьбы, дракон вытянулся на животе, продолжая вгрызаться когтями в зыбкие бурханы золотых монет далеко впереди себя. Он словно пытался забрать ещё хоть немного свободы. Зачарованные путы опасно сдавили шею, отчего дракон тяжело хрипел, не в силах вздохнуть полной грудью. Золото отбрасывало желтое свечение на когда-то могучие крылья, что теперь были стянуты меж собой железными скобами. Длинные волосы чёрной гривой растрепались по вспотевшей спине, делая его подобием одичавшего зверя. Огненные глаза не мигая таращились на пришельца, прикрываясь от невыносимой усталости. Но упрямство и злоба не давали им закрыться полностью и провалиться в сон. Кровавая пена пузырилась во рту, скрывая клыкастый оскал. Принц сглотнул комок, что застрял в связках, при виде ужасного зрелища и, еле ворочая языком, сказал: — О, Великая Лучиэнь, что ты с собой сделал! … — принц присел напротив дракона. Тот приподнял голову, хрипло рыча на непрошеного гостя. — Скажи мне, за что отец заковал тебя в кандалы? Но дракон не отвечал, а лишь прожигал взглядом принца. Силы покидали его с каждым глотком воздуха. Леголас никогда не был похож на своего отца. Ему было жаль создание, прекрасное, даже в своём отчаянном сумасшествии. Невольно он потянулся к его лбу, пытаясь утешить, как вдруг дракон отскочил в сторону, словно от проказы. Вжавшись спиной в колону, дракон шипел, брызжа кровавой слюной. Принц проследил, куда уходила цепь, и пришел в ещё большее негодование. Возле дальней стены стояла огромная катушка с железным рычагом. Цепь с катушки тянулась до кольца в потолке и уходила через весь зал до другого, такого же кольца в колоне, под которой сидел дракон. Эльф как зачарованный смотрел на мужчину, что сидел перед ним, откинувшись на холодный камень. Рваные длиннополые одежды оголяли чешуйчатую грудь и длинные ноги. Казалось, малейший ветерок может сбить лёгкие покровы одним прикосновением, оставив его нагим. Ярко красные губы приоткрывались в такт жадным глоткам воздуха. Они притягивали взгляд наивного эльфа и затуманивали рассудок. — Я не причиню вреда. Ты можешь доверять мне, — ласково начал эльф, но дракон вдруг возразил: — Доверять?! Тебе, nyeno atahanca?!*— шипя процедил сквозь зубы он. — Не смей выражаться в стенах моего дома! — вдруг прогремел голос Трандуила. Леголас будто очнулся ото сна. Он обернулся и застал Владыку спускающимся по ступеням сокровищницы. — Отец! Ты должен объясниться! За какое преступление Смауг расплачивается свободой? — Это тебя не касается! Помни, кто ты есть. Негоже заставлять гостей ждать, когда пиршество устроено в твою честь, — спокойно ответил король. Его длиннополый камзол шуршал по золотым монетам, когда он твёрдым шагом подошел к дракону. Принц снова попытался возразить отцу, но тот дал знак молчать. — Позже, ступай! — отрезал Трандуил. Сын сердито фыркнул, но всё же ослушаться не посмел. Как только двери за принцем закрылись, Смауг сорвался с места, но цепь не позволила достать до подлого короля. Тот, глядя, как дракон гортанно рычит и дёргается, в тщетных попытках дотянуться когтями до его ног лишь хохотал, наслаждаясь. Затем он прошел к катушке. Стоило ему прокрутить рычаг, и цепи вмиг укоротили и без того короткую цепь, подняв дракона от земли, стукая крылатой спиной об колону. Смауг взвыл нечеловеческим голосом. Кандалы содрали едва наросшую кожу с запястьев, пуская новые струйки крови. Трандуил закрепил положение катушки и подошел к распростёртому телу. Повиснув на вытянутых руках, Смауг захлёбывался ненавистью, когда ладони короля принялись ласкать его торс, смахивая прилипшие монеты. Эльф гладил его, с обожанием изучая своё новое сокровище. — Такой редкой диковинки как ты самое место среди изысканных богатств, — протянул Трандуил и, не смотря на протестующие брыкания, припал губами к пылающей коже. — Ulundo!*— сквозь зубы прошипел дракон и тут же получил звонкую пощёчину. — Я же велел не произносить грязных слов в моём королевстве! — воскликнул эльф. Обычно трезвый рассудок Смауга был затуманен долгим заточением, превращая его в подобие одичавшего животного. И когда изящные пальцы мужчины отбросили рваные остатки его расписного сюртука и спустились по стройным бокам к жестким чешуйкам паха, дракон дёрнулся от неожиданно возбуждающих прикосновений. Он шипел и скалился, не желая принимать ласки короля. — Похоже, ты не понимаешь, почему ты здесь? Позволь, я объясню. С того самого дня, как я впервые увидел тебя, я понял, что этот жалкий, никчёмный полурослик не достоин быть рядом с последним драконом. И я начал размышлять, как же тебе это доказать? Тебе было нужно убедиться самому. Мои подданные следили за вами. Ты был так несчастен. Не мог быть самим собой даже с тем, кого любил. Прятался, как какой-то преступник! А ведь ты прекраснее самого чистого рубина! Я бы не позволил скрывать тебе крылья и прижимать хвост, подобно напуганной ящерице! — пылко говорил король. — Поэтому ты держишь меня на привязи, как пса?! — прорычал тот в ответ. Трандуил грустно вздохнул. Его обижало непонимание дракона. Зная, что тот не сможет причинить вреда, он мечтательно провёл пальцами по его щеке и продолжил: — О, я не первый, кто сажает тебя на цепь, верно? Как долго хоббит сомневался, прежде чем защёлкнуть золотые кандалы на своём возлюбленном? — хитро прищурился эльф. Дракон опустил голову, понимая его правоту. Но он давно простил Бильбо за своё заточение. Хоббит сделал это не из-за страха или ненависти, а лишь из благих побуждений. Не за что было его винить ни тогда, ни теперь. — Раньше эти цепи были частью моей сокровищницы. Так же как и хрустальный гроб. Гендальф пришел ко мне и попросил их взаймы. Это означало лишь одно — дракон пробудился. Но и я представить не мог, что это будет тот самый Смауг, ужас с Севера. Мои предки многие века собирали подобные реликвии по всему свету. А теперь у меня есть последний элемент коллекции, — неспешный голос эльфа ласкал ухо, а лёгкие запястья аккуратно поглаживали красно-медные мышцы чудовища, словно рельеф драгоценной статуи. —Я знаю, чего ты хочешь. Всего две вещи в этом мире съедают твой рассудок. Одна из них - полурослик, чьё место в конюшне, нежели за столом с королями. Не могу понять, чем же он так тебя привлёк? Может, своей нелепостью? Но я могу понять твоё страстное желание продолжить род. Ты можешь получить всё, что захочешь. — А взамен? — перебил дракон. — Ты станешь моим. Навсегда. Ты не будешь пытаться убежать или причинить мне вред. Станешь мне верным спутником. Хоббит будет и дальше жить в норе до самой старости, и когда он сгинет, ты всё так же будешь купаться в золоте и моей любви, пока не потухнет солнце. Король потянулся к губам, но дракон снова взбрыкнул. Такая неприступность начинала злить эльфа. Он перекинул за спину согнутую в колени ногу дракона и прижался вплотную к его торсу. — А если я пошлю тебя к Морготу? — надменно вздёрнул подбородок Смауг. От ненависти и беспомощности ему сводило зубы. Терпеть и дальше чужие прикосновения он не мог, но и мешать не было сил. Голова кружилась, а в глазах то и дело мелькали чёрные пятна. — Тогда я прикажу, и Бэггинса повесят, так же как несчастную Мэлдиль. О, ты удивлён? Вряд ли ты помнишь её. Но если бы не её помощь, ты и понятия бы не имел, что я способен на такие щедрые дары, — он втянул его запах, который теперь стал выдержанным и терпким как вино. Эльф неспеша проводил языком по впадинкам на груди. Чувствуя вкус крови, смешанной с потом, он пьянел и прижимался сильнее. Серебристые одежды короля прикрыли наготу дракона. Смауг откинулся на холодную колону, царапая её венцом рогов и подтянулся на цепях, пытаясь уйти от ласк. Слабость дала о себе знать, и после первого же удара в живот он ослабил хватку и снова повис, роняя голову. — Мы будем идеальными любовниками, только скажи да. Прими мои условия, и все останутся живы. Ты сможешь наслаждаться золотом вместе со мной целую вечность. — О нет, не вечность. Ещё одна твоя песня и я вздёрнусь на собственном хвосте! — сквозь боль ядовито выплюнул Смауг. Король рассвирепел: — Как ты смеешь снова насмехаться надо мной! Разве тебе не дорога жизнь хоббита?! — но в ответ Смауг вдруг оскалился. Новый, бешеный приступ ярости предал сил, и он вгрызся клыками в плечо короля. Фонтанчик крови брызнул на лицо, Трандуил испуганно забился на месте. Дракон сжимал челюсти всё сильнее, чувствуя крики и тёплые потоки крови. Стража подоспела вовремя. Вырвав своего короля из когтистых объятий смерти, они оттащили раненного к самым дверям. Дракон всё ещё висел, слизывая раздвоенным языком, алые пятна с губ и подбородка и едва видно довольно ухмылялся. Только сейчас король осознал, в какую опасную игру втянула его собственная неосторожность. Он недооценил чудовище, что пытался приручить, и посмел угрожать единственному существу, которого дракон беззаветно любил. Теперь ему ни когда не получить от Смауга ничего, кроме ненависти. Когда стражники ослабили цепи, дракон упал на колени и попытался встать, но голод и слабость принялись затягивать своими липкими щупальцами в скользкую пучину сна. Дверь с громким стуком закрылась. Дракон остался один. И тогда силы окончательно покинули его. Наверху слышались пляски и музыка, весёлые песни и красивые тосты. Но его не радовало чужое веселье. Зарывшись в золотые монеты с головой, и ощущая их холодную тяжесть, дракон шумно выдохнул и провалился в долгожданный сон. Тёмные пряди укрыли его спокойное лицо, ресницы мелко подрагивали от жгучей боли. Вскоре его дыхание выровнялось, превратившись в тихое мурлыканье. Он видел Ривендел, и их резной домик у водопада. В кресле у камина, забыв потушить трубку, спал его маленький хоббит. Чудесное сновидение растянуло его губы в счастливой улыбке. — Вор… *** — Дорогой Бильбо, с тобой всё в порядке? — спросил владыка Элронд, глядя на хоббита, что понуро опустил голову, неспешно качаясь на спине серогривого пони. Он не отвечал, только белые лепестки яблонь кружились и запутывались в его русых кудрях, подобно снежинкам. — Ты так и не проронил ни слова с самого Ривендела. Скажи, что тебя тревожит, и возможно я смогу развеять твои тёмные мысли? Эльф был вежлив и терпелив. И вскоре хоббит все-таки смог пересилить себя и ответил: — Не уверен, что я должен делиться подобным, Владыка. Но да, у меня действительно есть тяжкий груз на душе. Дело в том, что я ужасно боюсь. — Чего? — Что Смауг будет не рад моему визиту. — Разве у него есть для этого повод? — сказал эльф, одёргивая поводья на себя. Высокий конь Элронда фырча поравнялся с пони хоббита. Бильбо вздохнул и нехотя продолжил: — Да… думаю да. Мы расстались в ссоре. По моей вине. Я совершил ужасный проступок, с которым вряд ли смогу когда-нибудь смириться… — Я знаю тебя уже очень давно и скажу одно: вы, хоббиты, и мухи не обидите. Не могу представить, что ты способен на какие-либо ужасные вещи… — Нет… не в этот раз. Я всего лишь хотел остановить Смауга, не позволить ему впасть в вечный сон, но он и слушать ничего не хотел. Даже тогда, когда я достал из шкатулки его малыша…я… Пойми, я был в отчаянии! В какой-то момент меня охватил столь ужасный гнев, что я потерял контроль. Не знаю, как это случилось… Хоббита задушили слёзы. Он надолго замолчал. Видя, как он горюет, эльф не стал докучать расспросами. — Никогда прежде я не испытывал подобное… Я был словно сам не свой, — проговорил он, стирая дорожку слёз. Эльф не смог сразу подобрать слов, ведь то, что он услышал, стало полной неожиданностью. Бильбо никогда не отличался жестокостью. Даже в минуты отчаянья он находил в себе силы поступить благородно и ответить добром даже на самую подлую низость. Прибывая в раздумьях, эльф мысленно перенёсся в свою библиотеку, откуда его вырвала новость о найденном письме. Там, сидя у широкого окна, он долго изучал всеми забытые свитки на драконьем языке, пытаясь найти что-либо о целебных свойствах драконов. Но так ничего не нашел. После этого некоторые догадки приобрели очертания, и последний рассказ Бильбо только укрепил подозрения Владыки. Эльф по-дружески похлопал по плечу: — Не печалься. Все мы совершаем ошибки. И Смауг больше других. Он вспыльчив, но отходчив. Вот увидишь, он будет рад твоему приезду. — Ты так считаешь? — шмыгая носом спросил Бэггинс, — но я всё-таки припас для него подарок. Знаю, это невесть что, но этот медальон ему вручила сама Владычица. Думаю, он будет рад хотя бы ему. Эльф просиял улыбкой и кивнул: — Ты самый странный из всех хоббитов, каких я встречал. *** Шло время, а дракон всё упорствовал. Он не желал подпускать к себе никого. И ни голод, ни жажда, ни побои не помогали королю в его мерзком деле. Теперь Трандуил боялся подходить ближе, чем мог достать зверь. И ему лишь приходилось наблюдать за тем, как когда-то сильный и неуязвимый дракон чахнет на глазах. Он исхудал, побледнел, его острые скулы стали ещё острее, а заточенные в припадках ярости рога, теперь не задвигались, а изгибались назад, как у косули. Даже когда король сжалился и позволил принести еды, тот сбивал блюдо хвостом и растаптывал в кашу дивный ужин. Видя, как дракон медленно умирает, Трандуил не находил себе места. Он отдал приказ кормить дракона самыми вкусными яствами, поить самым душистым вином и веселить танцами и песнями. Но ничего не помогало. Смауг не находил привлекательными угощения и артистов, предпочитая зарываться в золото с головой и подолгу блуждать во снах. И каждый раз пробуждаясь, к ужасу Трандуила, на смоляных волосах проступала новая седая прядь. Что он делал не так? В чём ошибся? Неужели все его старания обернутся смертью дракона? Прибывая в тяжелых раздумьях, эльф мерил шагами свои покои, когда к нему без стука вошел сын. — Отец, нам нужно поговорить, — сказал Леголас и прикрыл за собой дверь. Трандуил был подавлен и вовсе не желал говорить с кем-либо, но принц был настойчив. — Ты готов истязать Смауга ради горстки «драконьих слёз»? Твоя сокровищница полна! Если ты не остановишься, твоя жадность станет всем нам погибелью! Владыка усмехнулся речам непутёвого сына. Он раскрыл ладонь и на свету, словно крупицы солнца, заискрились алмазы. — Что ж, дракон оказался весьма полезным, но всё же это не та причина, по которой Смауг здесь. — Если не ради камней, то зачем? — Я не мог допустить, что бы Элронд и другие имели власть над ним. Я много столетий сражался с змеями севера, мои войны истребляли их вместе с магами ценой наших бессмертных жизней. Если кто и имеет право приручить дракона, так это я. Элронд и лесная Владычица не достойны обладать им. Только я! И раз Смауг не желает принять мою любовь и верность, то мучения станут его наградой! — Отец, я не узнаю тебя… Когда ты стал таким жестоким? — Королю положено быть строгим и беспощадным к тем, кто ему не подчиняется! — Но не наслаждаться чужими страданиями! — воскликнул принц. Теперь он знал, что не ошибся. Отец был явно не в себе. Будто тьма, что скреблась на их границах, просочилось в вены эльфийского короля. Невидимая глазом чума медленно отравляла его разум и проедала душу, делая чистые помыслы грязью, а искреннюю любовь в желание обладать. Но их прервал вошедший лучник. — Мой король, Владыка Элронд со своей свитой был замечен у границы Лехолесья, — запыхавшись выдал эльф. Переведя дыхание, он продолжил: — С ним хоббит. Трандуил изменился в лице. Похоже, судьба благоволила ему. Он сложил тонкие запястья меж собой, пряча своё волнение, и приказал: — Пропустите их. Сопровождайте до самого дворца. Проследите за тем, чтобы они не узнали о драконе ни слова. Предупреди всех. Ступай! Лучник убежал, разнося указ короля в самые дальние уголки королевства. Владыка Элронд и Бильбо Бэггинс ехали по землям лесных эльфов под сине-белыми знамёнами в лучах предрассветного солнца. Серогривый пони хоббита задорно хрюкал от густой пыльцы цветов. Трандуил подошел к раскрытому окну, вдохнул аромат жаркого лета и невольно обрадовался ненавистному хоббиту. Леголас покачал головой. В этот раз он не был рад встречи со старыми друзьями, ибо он и представить боялся, на какое коварство был способен отец в лапах недуга.