«У тех кто повторяет ошибки прошлого будущего нет» Эпиграф фанфика «Стальные Крылья»
Друзья… Соратники… Товарищи… В этот темный час я, Поншейд, не буду объяснять политических раскладов. Не буду говорить об изменениях городских карт… Я просто передам эту ужасающую новость. Сегодня, спустя почти три года после окончания Великой Войны, после тридцати двух лет кровопролитных боев с зебрами, после всех этих проявлений героизма, трусости или откровенного предательства… После всех потерянных жизней… После конца света… После первой этернитиевой войны… Мы вновь начинаем воевать. Да, вы не ослышались. Война вновь стучится в наш общий дом. С улицы доносится рев уцелевших систем оповещения о воздушном налете Сегодня, в четыре часа утра, отряды Черных Подков начали наступление на позиции Совета Безопасности Сталлионграда…. На радио просыпалась пыль, приземлилось несколько камушков с ненадежного потолка временного бункера, лежащую на соседнем столе штурмовую винтовку присыпало пылью, мимо обшарпанной стены с плакатом министерства военных технологий пробежал один из солдат. — Идут, — коротко бросил бурый, аки практически вымерший нынче медведь, земнопони, нахлобучивая шлем и устремляясь в сторону оружейной. — Слышали, парни! — рыкнул в ответ… пегас. Самый обычный пегас, родом даже не из Сталлионграда, приехавший в город перед самым концом света и волею случая укрывшийся от него на одной из станций. Быстренько подхватив шлем, лежащий тут же, рядом с радиоприемником, и загерметизировав бронескафандр, окрашенный в городской камуфляж с редкими желтыми и зелеными вкраплениями, крылатый боец закрепил на штурмовом седле второй «Копытников», под завязку забитый бронебойными и взял в копыто неприметную фотографию. Тяжко вздохнув при взгляде на эти довольные мордочки, среди которых всего двадцать лет назад был и он сам, офицер гаркнул: — Кабан, север, Сэм, юг! Открылся в аварийном режиме шлюз, пропуская бегущих солдат Коммисариата и впуская в по-своему уютное помещение пропитанный радиацией, пыльный городской воздух, прямиком с обстреливаемой чернышами барикады, этакой, импровизированной стены из обломков, неподалеку от одного из многочисленных перекрестков, готовясь сдерживать явно превосходящие силы противника… Хотя им не впервой. С тоской вспомнились старые деньки. Но пегас, махнув головой с коротким, практически срезанным продольным красным гребнем на шлеме и прилепив последнюю безделушку, в виде крылатого солнца с силуэтом полумесяца, на броню, рванулся наружу, под свист пуль и грохот снарядов противотанковых орудий, отшатнувшись от взрыва попавшего по барьеру снаряда. Мало нам было потерь — мало смертей, мало пролитой крови. Не-ет, нам как и тогда надо доказать что мы воюем за правое, мать его дело! — в эфире послышался тихий всхлип. — Одумайтесь пони! Мы уже прошли этой дорожкой. К чему это привело? Я спрашиваю вас кобылки, я требую ответа жеребцы, я вопрошаю вас жеребята, населяющие эту отравленную и зараженную землю. К. Чему. Это. При… Шшш. Приемник внезапно зашуршал и замолчал — внешняя его часть выгнулась, но не пропустила осколок, что должен был убить незадачливого связиста — с удвоенной яростью схватившегося за копытоять закрепленного в шаровой установке пулемета — поливая занятую противником позицию. Сверху глухо, но громко бахнуло, сзади послышался шелест выскочившей из казенника гильзы и тихий матерок заряжающего — подавшего новый снаряд. Слева — рык механика-водителя, резко дернувшего рычаги в разные стороны — разворачивая боевую машину на выруливший с борта черно-красный танк. Все мы потеряли многое на той большой войне. Еще больше мы потеряли в нашей небольшой подземной войнушке. Так зачем снова лезть в тот же капкан? Зачем снова и снова сбрасывать наших братьев и наших детей в и без того отлично смазанные кровью миллионов жертв жернова войны? Неужели мы все так глупы что не усвоили главного урока из прошедшего? — Пошел-пошел-пошел-пошел! — перебил голос диктора приказ, донесшийся прямо из динамика, автоматически переключившегося на отрядную частоту, заставляя солдата выпрыгивать из кресла — и нестись к люку бронетранспортера, вываливаясь из черно-красной машины, поливающей из автоматического гранатомета здание с бело-желтым флагом. — Здесь сержант Тейл, нужна поддержка! — вновь раздается в динамике — Гранатометчик! — и белая стрела с дымным хвостом влетает в доставивший бойцов транспорт. Боец в черно-красной же броне падает рядом. Слева — такой же солдат, отброшенный ударной волной взрыва насаживается на друзу зеленого кристалла, пульсирующего как никогда ярким, зловещим, очень довольным сиянием. На жертве постепенно прорастают черные кристаллы. Злоба порождает лишь злобу. Ненависть отражается ненавистью. Насилие — насилием. Убийство — убийством. Неужели мы, пони, не способны разорвать этот порочный круг? Неужели мы так и будем дальше потакать этому ненасытному зверю, которого однажды отринули? Неужели мы вновь вернулись к тому, с чего начинали наши далекие предки? Здания сотрясаются от тяжелого грохота. Громкий лязг гусеничных траков перекрывает шум недалекой перестрелки. Тихое жужжание приводов знаменует поворот тяжеленной башни… Над зданиями разносится гулкий стрекот поднявшихся в небо боевых машин. Из-за покосившейся высотки вылетают два хвостатых треугольника с круглым отверстием посередине, где-то и дело мелькают быстро вращающиеся полоски — источник непонятного шума, и дитя одной из разработок пегасов. Четырех-гусеничный монстр уже нашел свою цель — наведение бело-желтой двухорудийной башни с двумя странными пеналами в задней её части было завершено раньше, чем потомки ховерлетов зашли на цель. В небо устремляются многочисленные огненные копья — машин пытаются увернуться, но внезапно такие привычные неуправляемые ракеты меняют курс — и вонзаются прямо в брюхо одного из небоходов. Второй отвечает шквалом дымных трасс. Мы не зебры с их чуждыми нам идеями о злобных звездах, мы не минотавры что везде вершат свой культ силы и превосходства, мы не грифоны что продают свои услуги ради выгоды и какого-то там договора. Мы пони. Единая нация, единый народ, в котором не может быть каких-либо делений на низших и высших. Мы все равны пред ликом Богинь. Огненная смерть проходит в считанных метрах от старого здания, где вещал один из уцелевших и на удивление рабочих передатчиков. Рядом тихо догорало три остова тяжелых боевых машин, злобно смотрящих стволами на огромную черную башню с красным кристаллом в вершине. Несколько выбоин на обшивке говорили — они успели немного потрепать своего убийцу — но это не помешало ему исполнить смертный приговор. Мелькнул темный силуэт — рядом со столом привалился спиной к стене тяжело дышащий обладатель бело-желтой брони. Как же ему хотелось сдернуть свой шлем и просто продышаться — но нельзя, нельзя! Этот город наполнен невидимой смертью — потому все что ему остается — лишь раз за разом звать на помощь. — Повторяю, Спаркл-три-девять, наткнулись на «Обелиск». Я остался один! Требуется поддержка на направлении… Зловещую черную башню накрыл шквал снарядов. Не пожалел он и старого магазина радиотехники. Так покажите что мы, мать его, пони! Прекратите это безумие! Пусть это произойдет не сразу, может это займет годы, возможно десятилетия. Но нам нужно порвать этот порочный круг, остановить убийства. Ведь только протянув помощь ближнему свою сколь бы он не был чужд нам, мы доказываем… — Прости, парень. — тихо прошептал отпустивший гашетку оператор, другим копытом переключая вновь заглушивший многочисленные панические вопли канал радиоведущего на общевойсковую частоту, выключая ставшую ненужной рацию и хватаясь за джойстики управления движением своей шагающей четырехэтажки, снабженной тремя морскими орудиями. — Батарея, меняем позиции! Точка девять, обстрел сектора шесть-десять-тринадцать! …что война не поглотила нас! Не сделала нас чудовищами в шкуре пони, что мы все еще верим. Да, Соратники, верим! Мимо приемника пробежало две размытые тени. Быстрые, проворные — они с легкостью прошли мимо бело-желтых солдат, и успели закинуть по какому-то пакету на высокие, бронированные ноги одного из перемещающихся многоствольных артиллерийских орудий, тут же нырнув в ближайшее не зараженное этернитием здание. Спустя несколько секунд произошел взрыв — и страшная машина, стеная металлом, рухнула на дорогу. К сожалению — она была в процессе перезарядки — потому три тяжелых снаряда сдетонировали, подрывая весь боекомплект. В квартале не устояло ни одного дома. Мы можем отстроить города, мы можем очистить озера и реки… Да что там — мы можем восстановить нашу необъятную страну! Восстать как феникс из пепла! Преумножить наше величие! Исправить можно все!.. В окно полуразрушенного здания пробивалось холодное фиолетовое сияние опустившегося в какой-то сотне метров городского щита, отгородившего своей непробиваемой стеной пару кварталов. Приемник тихо потрескивал в такт проходящим по барьеру волнам белого сияния — и легким искажениям воздуха притаившегося в его удивительно яркой тени невидимого создания. Раздался тихий скрежет — старая дверь открылась пуская в проход фигурку в потрепанном, но все таком же вычурном золотистом доспехе дневной стражи — переделанная под местные реалии броня была по прежнему крепка — а благодаря пролегшим на поверхности дорожкам странных символов — еще и способна удержать пару-тройку пуль. Единорог огляделся, выпустил практически невидимую волну — и с усмешкой пошел в сторону Тени. Дернувшееся существо попыталось сбежать — но сильное копыто обхваило его шею и хорошенько приложило об стол — с концами поломав и без того дышавший на ладан динамик. … Кроме смерти. Исправить её уже нельзя. В этом светлом будущем не будет тех, кто погибнет в эти дни. Они не смогут помочь нам в нашем пути в былые, светлые времена. Любой погибший делает груз на наших спинах тяжелее, путь тернистее и длиннее. И если мы так и не сможем одуматся, — рано или поздно этот груз скинет нас к пропасти. И имя этой пропасти — забвение. Тяжко вздохнув, связист переключил станцию — засада не предполагала каких-либо активных действий, вот и оставалось экипажу резать загустевший от напряжения воздух да слушать одного из немногих уцелевших радиоведущих, иногда делающих музыкальные вставки. Командир, достав из-за пазухи накинутой поверх противорадиационного костюма «навесной» брони, сделанной из старого жилета и многочисленных стальных блях медальон, щелкнув бронированными копытами по оправе, погладил фотографию спрятанную внутри примитивного механизма. Вновь тяжело вздохнув, пони поправил одетую поверх шлема фуражку — и посмотрел на другую сторону подвески — на старинные часы с тремя циферблатами — и, дождавшись, когда все три стрелки совпадут, сам дернул спусковой рычаг. Гулко рявкнув казенником, снаряд устремился вдаль. Я призываю вас кобылки и жеребцы, я взываю к вам пони: вы должны отложить в сторону оружие встать головами к восходу и дружно в едином порыве воскликнуть «Довольно смертоубийств!» И вновь радио спасло своего владельца от порции шрапнели. Разорвавшийся неподалеку фугас был полной неожиданностью — порешив практически половину пробиравшегося через руины отряда в разномастых, явно самодельных защитных комплектах. Именно доброта и отзывчивость делают нас пони! Не ненависть злоба и разобщенность! Так почему мы все отвернулись от столь гордого, прошедшего многие века имени, пони? В небе мелькнули четыре хищные тени — добавившие к и без того гудящей какофонии взрывов и выстрелов свой стрекочущий гул. Бело-желтые машины были быстры, стремительны и грациозны — не портили вид сильно модернизированных вертибаков и спрятавшиеся под новенькими крылышками цилиндрические пеналы, грозящиеся обрушить на любого врага ракетный шквал. — Нужна поддержка, сектор два-шесть-семнадцать! — автоматически переключила частоты рация, выбивая бойца из накатившей вместе с речью ведущего аппатии — и тут же переключившего режим обзора. Вдалеке были замеченны утюжившие его сослуживцев летуны врага. Губы пересекла жестокая усмешка. Пилот знал что нужно делать. Так вспомните что такое быть пони! Друзья… Соратники… В наших и только в наших силах остановить это кровопролитие! Далеко не все ракеты попали в цель. Несколько, изрядно перелетев, угодили ровно в укрытие штурмовавших укрепления Комиссариата Черных Подков — выкинув из-за него остатки различных матриц, когда-то составлявших радиоприемник. Не обошла беда и их противников — кустарная защита для тела куда хуже спасала от осколков — да и сама изнашивалась много быстрее заводских поделок. Вот поднялся один из черно-красных, и увидев, что же творится вокруг рванул к ближайшему сородичу, заклеивая дыры на его самодельной броне. Только вместе мы сильны, вместе мы когда-то построили эту великую страну. И лишь единым фронтом сможем её восстановить! Это был Поншейд. Спасибо что выслушали. Белое копыто щелкнуло переключатель питания приемника, заставив погаснуть несуразную конструкцию, собранную из лома, дерьма и палочек. — И это еще меня называют идеалистом… — цыкнул сквозь зубы бронированный жеребец. — Но признай. Он прав. — вздохнула кобылка, погладив собственную гриву. Пламя улеглось, больше не думало метаться разъяренным драконом, опустившись огненными волосами — не способными даже обжечь, но все никак не могло исчезнуть — как не могла вернуть прежний фиолетовый оттенок шерсть аликорночки. — Пусть мы и различаемся… Но… Это не повод устраивать резню. — Я и не говорил что она не права. Просто ее мечты неосуществимы. — Временно неосуществимы. Я ведь тоже мечтаю вернуть старые времена. — вздохнув, прижалась к груди мужа бывшая министр. — А жизнь у нас куда дольше чем у простых пони. Быть может, когда-нибудь над этим миром снова встанет доброе солнце, вновь будут цвести цветы и петь птицы. Снова будут журчать ручьи — а наши жеребята носится по зеленой полянке под голубым небом… Если не Шарли с Нейтом — то наши будущие жеребята… Пони едва заметно пожал плечами. До этого весьма далекого светлого момента еще сначала дожить надо. А Пустошь чрезмерно опасное место. И очень подлое. Одна попытка похищения их жеребят чего стоит… — Странно, при твоём проклятии виновники происшествия до сих пор живы, с залетными зебрами ты так не церемонилась. — Я… Я все же пони. — тряхнув головой, выкидывая ну очень соблазнительные картины скорой расправы над посмевшими покуситься на её семью существами Твайлайт. — Я пони, а не монстр. И потом… Я собиралась отдать их Скраппи, когда та поправится. Всю нужную информацию мы и так достали. Помнишь? — Уж лучше бы забыл. — буркнул он, крепче обнимая первую жену. Воспоминания этих пони были довольно… интересны. И пусть они покусились на их семью… Даже у него не поднялось бы копыто лишать их жизни. Даже учитывая всю нелюбовь пары индивидов к крылато-рогатому племени. Не в таких условиях. В конце концов — эти пони не были ни Стальными Рейнджерами, ни Анклавовцами, ни простыми выживальщиками, ни, тем более, Рейдерами. Даже сражались они не за себя — а за тех, кто стоит за их спинами. За Своих кобылок и жеребят. Именно поэтому их прекрасно понимал любой аликорн. В особенности — выросший на Пустошах. — Я тоже предпочла бы не видеть… этого. И знаешь что самое страшное? — прижалась Твайлайт, дрогнув всем телом. — На их месте мы поступили бы точно так же… Если не хуже — Закончил мысль за жену пони. — Но и простить… Простить я тоже не могу. Что мне делать, Грей? — умоляюще посмотрели на него слегка отливающие золотом красные глаза. — Что хочешь, они же военнопленные… — Вот поэтому я и спрашиваю. Что нам делать с этим десятком пони? — с какой-то затаенной болью посмотрела на него кобылка. — Эквестрии нет. Старых законов нет… Да что там — я и сама убивала не раз, даже не наших врагов. За это меня бы давно сослали на луну! Но… В то же время… Для чего все это? Почему мы просто не можем собраться восстановить тот, старый мир? Почему… — Если бы я знал, Твайлайт, если бы я знал… — приобняв крылом, потерся он щекой о щеку кобылки, хоть так пытаясь бороться с её темным, беспросветным отчаянием. Похоже, кого-то все же накрыло осознанием и раздавило теплившуюся где-то внутри пони надежду — что это все лишь страшный сон. Смело чисто жеребячьи оправдания, раздавило подростковую самоуверенность и готовность вершить судьбы хоть всего мира! И отправило второй раз повзрослевшую кобылку прямиком в жестокий постядерный мир. — Я слишком далек от вашего времени, чтобы ответить на этот вопрос. — Чем… Чем мы прогневили наших богинь? За что нам такие испытания? — с каждым словом, каждой паузой кобылка все глубже зарывалась в пахнущую пеплом, густую, серую шерсть и вскоре жеребец почувствовал влагу на собственной коже. — Почему мы должны растить наших детей вот так? В этом отравленном… разрушенном мире? — Иного у нас пока нет, придется штурмовать гору одинокого… — фиолетовое копытце прикрыло серый рот. — Знаешь… А ведь моя мечта… — печально вырвалось у Твайлайт. — Я ведь поняла, что мир не будет прежним уже давно. Еще тогда, когда ты не дал мне нанести удар по Роаму. Но осознала… По настоящему осознала только сейчас. Вспоминаю себя в те времена и понимаю — что была сущим жеребенком! Не терпящим компромиссов, делающим лишь то что хочется, думающим лишь о себе, не считаясь ни с чьим больше мнением. Даа… Даже тебя поломала немного, милый. — Всем нам хочется жить в лучших условиях, но не всегда это возможно. — Вот и давай сделаем нашу мечту возможной. — чуть отстранилась бывшая единорожка, поднимая взгляд все больше и больше желтеющих, красных глаз — все сильнее и сильнее напоминающих другую белую аликорну. — Бросить вызов самому времени и вероятности? Что ж один раз я уже умирал, второй раз уже не страшно… — Зачем же так категорично, глупыш? — фыркнула чуть повеселевшая крылорожка. — Начинать надо с малого. Путь в тысячу ли… -…Начинается с одного шага. — кивает пони понимая ход мыслей своей половинки. — Да. Мы будем тихим, мирным народом, разбирающимся с последствиями глупости наших предков. — склонила голову приободрившаяся белая огнегривка, после чего на её мордочке пролегла жестокая, хищная усмешка. — Но главное помнить, что даже мирным народам… -… Нужно уметь защищаться. — Пролегла аналогичная ухмылка на морде черногривого. — Именно, мой верный паладин. Именно. — покивала кобылка, поднимаясь и подходя к окну, любуясь очередной бурей, чьи проблески проникали сквозь густой фиолетовый щит. — И я уже знаю, как можно это сделать, моя темная повелительница. — с полушутливой интонацией заметил глава инженерного отдела. Судьбы множества миров всегда решались в подобной, неофициальной обстановке. Вот и сейчас было принято судьбоносное решение этого мира. А где-то за гранью сущего в довольном предвкушении потирала черные, дымные руки одна высшая сущность. Фигуры заняли свои места. Пришло время Большой Игры.Конец первой части.