Даже после смерти

Пыльные сомбреро. Старое банджо. Выцветшие под слепящим солнцем Джорджии некогда яркие жилеты. И позади уже ничего… Их трое. И пока у них еще есть время спеть о том, что случилось. Когда-то. А возможно, происходит именно сейчас. Голоса звучат чуть хрипло и устало. И банджо тихо мурлычет в такт, будто кошка в ласковых хозяйских руках. - Старая лошадь повозку везет, В свете луны души слиться готовы В вечной любви вдалеке от невзгод. Лишь прошепчи мне заветных три слова… Они идут в лунном свете. И поют о том, что возможно, происходит именно сейчас… — Пожалуй, лошади нужно передохнуть. Или она сдохнет в ближайший час. — Прекрасно! Может, еще и покормим ее отборным овсом? И сами устроим пикник на обочине? — Я бы не отказался устроить кое-что на обочине. Вот только к еде это не имеет никакого отношения. — Жаль… Похоже, мой желудок скоро начнет издавать звуки, недостойные леди. Белоснежная улыбка в лунном свете. И глаза — дерзкие, как у пирата. Приятно было бы хоть на миг подумать, что ее похитил красавец-пират. Приятно, если бы у нее было воображение. — Прелесть моя… — Странное слово! И почему оно пришло в голову? — Мы уже установили, что вы вовсе не леди. Так что можете не стесняться. Мимо идут трое. Явно мексиканцы. Только непонятно, что они делают здесь. Еще и поют… — Так просит сердце другого тепла, Ему одиноко в усталой груди. Понять сейчас бы, зачем ты пришла, И что же ждет нас там впереди… Впереди? Это вообще где? — А теперь слезайте. Будем прощаться! — Прощаться? — Ее глаза округлились от ужаса. В глубине надежда: — Это ведь шутка, да? Вы ведь не бросите меня здесь. Ночью! ОДНУ!!! — Брошу? Конечно, нет. Я вас просто покину, навечно сохранив ваш светлый образ в моем разбитом сердце. — Это какой-то бред! Куда вы пойдете? — Конечно, присоединюсь к нашей доблестной армии. Вернее, к тем, кто от нее остался. Если кто-то остался. Потому как до меня дошли слухи… И они меня пугают. — А меня пугает, что вы уходите! Это так не по-джентльменски! — Неужто? Так я и не джентльмен. Хотя то, что я сделаю сейчас… Сильные руки схватили за талию и стащили с повозки. Это было так неожиданно и… приятно. Сила, тепло, уверенность. Захотелось прижаться и все забыть. — Эскарлата, я давно хотел сказать… — Его голос звучал как-то по-особенному. Низкий, хрипловатый. От него мурашки бежали по коже. И, кажется, она теряла волю, как слон при звуках флейты. Вот только причем здесь слон? — Я безумно люблю вас. Как ни одну женщину никогда не любил. И близость возможной смерти делает мои чувства еще сильнее. Мне нужно… Признание в любви! Она так долго ждала, что он произнесет эти слова. Даже голова кружится от триумфа. — Вы — женщина, провожающая солдата на войну. Так помогите ему сохранить в сердце воспоминания, которые будут хранить его в последний час. Поцелуйте меня, Эксарлата! Трое останавливаются. Лунный свет заливает фигуры, слившиеся в страстном поцелуе. Двое под луной. Это ли не знак свыше? — Bésame, bésame mucho Como si fuera esta noche la última vez Bésame, bésame mucho Que tengo miedo perderte, perderte después. Звучит будто какое-то заклинание. Жар его губ, теснота объятий, и эта песня… Кажется, что-то меняется. Ее длинные черные локоны уже не выглядят спутанными, они заботливо уложены в прическу, увенчанную высоким гребнем и алой розой. Черная кружевная мантилья окутывает ее легким облаком. — Эскарлата, — хриплый шепот проникает в кровь, пробуждая непонятное томление. Желание чего-то большего, чем просто поцелуи. — Сними мантилью… И это так легко. Так естественно. Вот только под мантильей… нет ничего. Сильные руки подхватили тут же. Опустили на иссохшую траву. Сама подалась навстречу со страстным трепетом. — Рэтт, любите меня, как кабальеро! Нет, не так! Как грязный янки, который полгода не видел дамы! Громкий стон сорвался с губ от жаркого поцелуя. — Разве я могу отказать вам, Эскарлата? — Отказать? Мне? Я пристрелю вас, если вы мне откажете! Револьвер призывно блеснул из-под валявшейся в стороне мантильи. — Этого не потребуется. Лавина страсти накрыла с головой. Как же приятно было погружаться в нее, тонуть, не имея никакой возможности выбраться на поверхность, сделать хотя бы вздох здравомыслия. Как же давно она не чувствовала этого опаляющего жара. А чувствовала ли когда-нибудь? Вздох? Стон… И такой же ей в ответ. Ничего прекрасней она не испытывала. Будто только сейчас ожила, будто только теперь очнулась от странного сна, владевшего ее телом годами. Этот морок прогнали прочь его руки на ее груди, его губы, оставляющие метки страсти на шее и плечах. В ушах шумело, словно рядом рокотал водопад. Лишь порой ей удавалось разобрать слетающее с его губ свое имя. И она подавалась навстречу, открывала глаза, чтобы почти ослепнуть от той страсти, что ясно отображалась на его лице. По венам раскаленной лавой бежала кровь. Вниз, вниз… к центру удовольствия… Трое с банджо мялись на противоположной стороне дороги. Громкие протяжные стоны заставляли чувствовать себя неудобно: надо бы уйти, но ужасно хотелось присоединиться. — Под ними поди и роса вся высохла… — Эскарлата, Эскарлата… Мне уже повсюду красный мерещится. Не к добру это. Кричать так, когда рядом… — Так давайте споем. Может, чуть заглушим это… — Такое поди заглушишь! Три голоса слились в один. — Ночь раскололась, как небо в ненастье: Молнии счастья и стоны от страсти. Лавой по венам кипящая кровь — Там, где есть двое, творится любовь! Плавится тело под ласками снова, Губы с губами — не нужно ни слова… Вместе до гроба и даже за ним. Ритм этой страсти неутомим! И страсть была громче песни. Громче банджо. Жар накрыл, сердце бешено ускорило свой темп. И не только сердце. Будто вулкан внутри. Хотя какой такой вулкан? Она и вулканов-то в жизни своей не видела. Говорят, это страшно — а может, просто горячо и потрясающе? Как сейчас… Оторвалась от его губ. Рассеянным взглядом скользнула по траве, блестящей в лунном свете. Что-то… Ужас ледяными волнами окатил, прогоняя истому. — А-а! Забилась, стараясь отползти в сторону. И лежащий сверху мужчина теперь был досадной помехой, а не неутомимым любовником. — Боже, Эскарлата, неужели все было так плохо? Мне казалось, что вам более чем нравилось все. В процессе. Что? О чем он говорит? Неужели не видит, что там в траве скалится что-то черное и жуткое. Половина морды ободрана почти до костей — заплывший глаз, слюна, текущая из порванной пасти, обнажающей мелкие острые зубки. — Что… Что это?.. Трое с банджо умолкли. Страстная песня оборвалась. — Вот говорил же я… — Не, ну стонали-то они знатно! — Понимающе покивал, похотливо улыбнулся. — Видать, сумел-таки он ее на седьмое небо отправить. — И чего ты теперь скалишься? Из-за этого нас отправят в гораздо более неприятное место… Я вот вовсе не готов стать едой. — Как и я, амиго. Зато перед печальным концом мы хотя бы увидели что-то приятное. — Жаль, не поучаствовали. Теперь нам надо поскорее найти рефухио. За Блэкрэтом всегда появляется Вилли-каторжник. Трое снова переглянулись и зашагали по пыльной дороге. — Эскарлата, умоляю, успокойтесь. Вот, накиньте мантилью. Эти трое, похоже, что-то знают… Эй! Погодите! Шагавший последним мексиканец обернулся, смерил взглядом. — Ты бы прикрылся, амиго. Голые кабальеро меня мало интересуют, — оскалился, демонстрируя отсутствие пары зубов. — Ну чего тебе? — Вы тоже это видели? Что это было? — Зря ты, красотка, мантилью надела… У тебя такие формы — грех прятать! Тем более теперь, когда Блэкрэт… — Что это было?! — истерика. — Рата муэрта, перо вива. — Что?! Второй мексиканец подошел к первому. — Мертвая крыса. Но она ожила. Зомби. Ясно? И я советовал бы вам поскорее убраться отсюда, пока ей вслед не пожаловал ее хозяин. — Хозяин? Кто станет держать такую мерзость? Это же не… не домашняя зверушка… — Не, пресьоса, не домашняя. Тюремная. Вилли ее еще на каторге завел. Его ж за убийство жены посадили. Он застукал ее в постели с собственным братом. Асунтос энтре эрманос… Неприятная история. — А причем тут вообще Вилли? — О, да ты оделся наконец. Славно, амиго! Вилли и такие как он были последней надеждой вашей конфедерации. Разве вы не знали? Если нет ни оружия, ни солдат, то можно и тюрьмы открыть. Но потом его убили. Вместе с крысой. — Так он мертвый? — А-а? — Муй муэрто, — отозвался второй мексиканец. — Совсем мертвый. — Но живой. Как все они, — замогильным голосом подытожил третий, чуть тронув струны банджо. Оно словно простонало в ответ. — Мертвые теперь все инкьетос. Встают из могил. Если тюрьмы опустели, кому воевать. Только мертвецам. — Это какой-то сумасшедший дом! Это просто не может быть правдой! — Эскарлата, умоляю, — попытался прижать к груди. — Все, нам пора, — трое пошагали прочь. — Удачи. — Эй, а вы куда? — Тут на дороге бар есть. От заката до рассвета. Приют путникам на одну ночь. Ну, хотя бы стены… Посреди дороги нам тоже заказан путь в мертвецы. — Ретт, мы идем с ними. Быстро в повозку! Ответом дружный хохот. — Ваша кляча сдохнет раньше, чем полшага пройдет. И ее аромат привлечет всех мертвецов в округе. — Тогда мы пойдем пешком, Эскарлата. Я буду защищать вас! Снова что-то мелькнуло в траве. — А-а! Это снова эта тварь… Боже! Боже! Я забыла, как надо молиться! — Молиться? Тут молиться не поможет! — Мексиканец дернул за руку. — Давай! Коре! Рапидо! — Бежим! Пахнуло мертвечиной. Тошнотворный запах заставил остановиться. Оглянуться. Серый залатанный мундир без рукава, синие форменные штаны, похоже снятые с какого-то убитого янки, босые уродливо раздутые ступни, на которых не хватает пальцев… — О, Господи! — из горла писк. — Мамочка… Седые волосы клочками торчат в разные стороны. Кожа на виске снесена до мяса, обнажает кость. Через дыру в щеке видно желтые зубы. Только глаза неестественно яркие, будто желтые как у кота. — Мамочка? — Смех скрипучий. — Мамочка тебе не поможет, красотка. Давно я не видел столь знойной цыпочки. Даже моя вроде бы бесхозная гнилушка зашевелилась. Что уж говорить о моих мальчиках. Они-то гораздо свежее, чем я. — Кто… Кто вы?.. За руку дернули. И за вторую. Мексиканец и Ретт увлекали ее за собой. Вслед неслось истошное лошадиное ржание. Вонь мертвечины усиливалась, накатывая рвотными позывами. Жуткие звуки, похожие на чавканье. И скрипучий смех за спиной. — Мы скоро увидимся, цыпочка. Вот только мальчики мои подкрепятся вашей лошадкой. И мы вас найдем. Обещаю, тебя мы съедим последней. После более близкого знакомства. — Надо бежать! — Рапидо! Пока они едят. Карне — единственное, что может их хоть на время отвлечь от нас. Бежать. Только леди совершенно не привыкла бегать. Особенно в компании малознакомых мужчин. Еще и в таком нелепом наряде как мантилья и гребень с розой в волосах. Хотелось бы верить, что все это просто нелепый кошмар. Скоро она проснется и… Вместо этого споткнулась о камень. Дурацкие туфли на каблуках. В них красотки в мантильях танцуют свои зажигательные танцы. Но она-то не такая… Ретт протянул руку, помог подняться. Колено саднило, под слоем грязи проступила кровь. — Этого еще не хватало. Запах крови привлечет других мертвецов. Вилли-каторжник один не ходит. Он и его отряд ищет янки. Чтобы расстреливать их. Самый старший из мексиканцев спешно искал что-то на обочине. Листья какие-то или трава… А теперь стоит и жует их. Так сосредоточено. — Ну-ка, — сплюнул зеленую кашицу себе на ладонь. — Фуу… — Не морщись, красотка, — отвратительная масса шлепнулась на разбитое колено, — это остановит кровь. Хотела возмутиться: мужские руки на ее голом колене — это недопустимо. И о чем только думает Ретт? Он должен был на месте убить этого нахала! Странный свист не дал и рта открыть. — Ложись! — Это… пушки?! — Ложись! Послушно рухнула в пыль. Теперь саднило не только колено. В паре шагов тяжело плюхнулось… ядро? — Мамочка! Мама!!! А-а!!! Отрезанная черная голова с побелевшими глазами и раскрытым в беззвучном крике ртом лежала там, где упало ядро. — Снарядов нет, теперь ваша конфедерация воюет тем, что у нее осталось — рабами и хлопком. — Хотел бы я понять, что здесь, черт возьми, происходит! Ретт поднялся с земли. Огляделся вокруг, заметив еще парочку отрезанных голов. — О, это ужасно! — Что конкретно ужасно, дорогая Эскарлата? Что мы воюем, используя то, что нам доступно? Если припомните, я предупреждал наших, или ваших, бравых джентльменов, что нельзя победить в войне без промышленности — заводов, фабрик, шахт. Но они обещали в два счета разделаться с янки. Они же считали, что у них есть все. Судя по всему даже это все подходит к концу… — От этого все не менее ужасно! Еще и эти покойники… со своими гнилушками… Залилась краской, вспомнив обещание Вилли-каторжника. — Вот это уже интересно. Откуда они взялись? Трое тоже были на ногах. — Надо двигаться, пока снова не начали стрелять. Или пока не пришли муэртос. — Так откуда взялись эти муэртос? — Ретт схватил одного из мексиканцев за предплечье. — Вы же явно знаете. — Мы не мудрецы, мы — певцы. И привычно затянули свой мотив: — Так тяжело, коли враг у ворот, И нет солдат — ведь все давно полегли. Сдаваться? Нет! И судьбы поворот Готовит для янки генерал Ли. Он магию дотошно так изучал И кукол вуду готовил давно. Не даром он каждый раз побеждал, Ему солдат своих вернуть суждено.