Сердце ангела

Всю дорогу от Ноттингема до Локсли Гай мысленно костерил болванов, обокравших самого скупого после шерифа человека в городе. Почему не простака Бонела, который зачастую не помнил, сколько зерна у него в кладовой? Почему не пьяницу Джерома — тот с похмелья вообще мог решить, что сам продал чертову муку? Да, Йестин самый богатый пекарь в гильдии, но он знает наперечет чуть ли не каждую крупинку, всегда ставит свой знак на мешки и по утрам пересчитывает их с подмастерьями. Конечно, он заметил пропажу. И пастух, дьявол его забери... Нет бы гнал клятых коз часом позже или раньше! Вернувшись из Святой земли, Гай получил Локсли в свое полное распоряжение — Вейзи сдержал слово, пусть покушение и провалилось. Заодно он устранил еще двух участников заговора, упомянутых в «переписке», причем один из них уже давно увивался вокруг Мэриан и земель Найтонов, надеясь обойти Гая. Шериф и принц разбираться не стали: доказательства были убедительнее некуда, оба знали почерк и лорда Годфри, и епископа Йоркского. Вейзи пригласил обоих лордов в Ноттингем и велел Гаю избавиться от них так, чтобы выглядело случайностью. Первого он убил на охоте — подстрелил из арбалета и бросил секачу-подранку. Второй был осторожнее, но питал пристрастие к брендивину,* и напоить его не составило труда. Утром слуги нашли его утонувшим в нужнике. Все решили, что он пошел блевать, с пьяных глаз не удержался на ногах и захлебнулся. Мэриан Гай рассказал далеко не все. Упомянул, что видел Робина издалека, сумел предупредить короля и покушение сорвалось. К сожалению, надежда, что Ричард вернется в Англию, не оправдалась. Принц Джон продолжал подкупать баронов, шериф Ноттингемский продолжал добывать для него деньги — ценой жизней крестьян. Гай не мог дать жителям Локсли явное послабление, но и вешать людей за то, что они отчаялись от страха, поборов и голода не хотел. Тем более — людей Робина. Наказание должно быть соразмерно преступлению. То, за что положены плети, позорный столб или клеймение нельзя карать лишением руки, виселицей и колесованием. Гай без колебаний насмерть запорол двух стражников, убивших виллана прямо на свадьбе и там же изнасиловавших его жену. Вейзи за это швырялся в него кувшинами и кубками, топал ногами, орал, но, в конце концов, заткнулся: за изнасилование полагалась смертная казнь, и Гай всего лишь сам исполнил приговор. Неукоснительно соблюдать закон было непросто и опасно, но он старался, делал все, чтобы шериф не бесчинствовал напропалую. Что бы там ни придумал Вейзи насчет охоты на землях Робина, какие бы новые налоги ни ввел, нарушить королевские судебные уложения не мог ни он, ни его покровитель принц Джон. Гай вынужден был приказать, чтобы Дэну Скарлету отрубили руку — благо шериф не знал, что тот левша, и удалось выкрутиться хотя бы в этом. Люди до дрожи боялись «ноттингемского волка» и мало кто задумывался, что с того дня, как он занял должность помощника шерифа, количество смертных казней сократилось вдвое. Гай с каменным лицом занудно цитировал ассизы и пункты уложений, пока Вейзи не выгонял его из кабинета с криком «делай, что хочешь». И он делал — что положено. Мэриан раздавала в деревнях зерно днем и оставляла мешочки с монетами ночью под видом Дозорного, которого Гай безуспешно «ловил», и до сих пор считала, что он не знает. А ему приходилось изворачиваться перед шерифом, пугать и без того запуганных крестьян, чтобы объяснить появление у них денег на уплату налогов. Временами ему казалось, что Вейзи придумывает новые поборы только ради того, чтобы отправлять неплательщиков на эшафот. Когда на очередном совете он заявил, что подумывает о налоге на деревни, где больше одного колодца, сэр Эдвард не выдержал и пригрозил обратиться к королеве-матери. Несмотря на сложности в отношениях с младшим сыном, Алиенора все же могла приструнить его, а он вполне мог отыграться за это на шерифе Ноттингемском. С налогом обошлось, но сэр Эдвард теперь был в опале, и еще один протест мог стоить ему жизни. Вейзи велел повесить двух вилланов из Найтона, схваченных в лесу с луками, и сэру Эдварду пришлось проглотить это. Гай ничего не смог сделать. И тут еще эта кража! Он надеялся, что пастух ошибся, однако мешки со знаком пекаря говорили сами за себя. Гай попытался хотя бы спасти Томаса от виселицы — зная законы, можно найти в них лазейку. Но этот дурак молчал. А потом... появился Робин. На несколько ударов сердца Гай забыл обо всем на свете: о шерифе, принце, Мэриан с ее рискованными эскападами, стоящем на коленях парне, которому грозила петля, крестьянах и стражниках. Остался лишь Робин — все еще загорелый, с заострившимися скулами, с сарацинским луком в руке. Гай смотрел, как он выходит из толпы, и казалось, что распятие под рубахой обжигает кожу. Время словно повернулось вспять. Гай был в королевском шатре, прижимал к глубокой ране в боку Робина свернутую куфию. Уходил прочь от Локсли, оставляя позади зарево пожара. Сидел взаперти в ожидании казни — или помилования, если священник выживет, — и думал, что Робин наверняка опять подрался с кем-нибудь, а его нет рядом. Бежал с Робином наперегонки через поле: победителю Мэриан обещала танец на деревенском празднике, и он специально отстал, но Мэриан догадалась и танцевала с ними обоими. — Сэр Гай Гисборн. Я Роберт Локсли, граф Хантингтон. Это моя земля, мое поместье, и я больше не нуждаюсь в твоих услугах... Слова резанули как ножом и заставили Гая очнуться. Робин смотрел на него, прищурившись, и колючий взгляд зеленых глаз ничем не напоминал смеющегося мальчишку, который сидел на краю крыши амбара, болтая ногами, уплетал яблоко в меду и хвастался, что уже умеет держать в воздухе три стрелы. — Что будете делать, сэр Гай? Альгер, все это время молчавший, подъехал ближе. — Что и хотел. Он вернулся, это его дом, а не мой, — Гай говорил тихо, чтобы никто больше не слышал. — Но Томаса придется увезти в Ноттингем. Кража доказана, сделать ничего нельзя. Попробуй выбить из него, кто еще воровал. Может, получится обойтись без виселицы. Вот же тупицы... Мало того, что украли, так еще не хватило ума спрятать где-нибудь в лесу! Оставив Альгера разбираться с Томасом, Гай спешился, бросил поводья ближайшему стражнику и направился в манор. Он не рассчитывал, что Робин предложит ему остаться, просто хотел увидеть его вблизи, прежде чем уехать. — ...Мач больше не слуга мне, Данкан, а друг, — услышал Гай голос Робина, когда был в шаге от двери. — За верную службу в Святой земле я даровал ему свободу, землю и дом в Бончерче. А пока он гость в моем доме. Гай скрипнул зубами. Друг и гость. Свернуть бы шею мельникову сыну, который занял его место. Но Мач заботился о Робине и дорог ему, а значит, трогать нельзя. И нельзя говорить правду. Как помощник шерифа он будет полезнее Робину. Гай переступил порог, и Данкан при виде него попятился. — С возвращением, Локсли, — Гаю пришлось прилагать усилия, чтобы голос звучал насмешливо. Играть роль, так уж до конца, даже если хочется упасть на колени и вымаливать прощение за то, что когда-то ушел, за то, что не был рядом все эти годы. Но если он скажет, почему, Робин не просто возненавидит его, а прикончит, как бешеного зверя. А Гай пока не мог позволить себе умереть. — Я сохранил для тебя твои земли. И хотел бы немного уважения от своих подданных. — Сколько лет ты здесь? — взгляд Робина был таким же, как на площади — пристальным и колючим. — Три года, — Гай подошел ближе. От Робина пахло дымом костра, пылью, потом и яблоками. Едва уловимо, но он почуял. Наверняка грыз дичку в лесу...

***

— Хочешь еще? — Робин кидает ему два мелких зеленых яблока с красными бочками. Сам он уплел уже десятка два, а у Гая и с одного оскомина. Они сидят на старой дикой яблоне и ждут Мэриан. — Нет уж, — Гай перебрасывает яблоки обратно. — И тебе хватит, будешь животом маяться. — Когда это я от яблок маялся животом? — Робин фыркает и вгрызается в самое красное. Сок брызгает ему на руки и рубаху. — А ты сладкоежка, как девчонка! — А вот и нет! — А вот и да! Гай сердито сгребает с широкой ветки яблоко, надкусывает. Кислятина страшная, челюсти сводит, но он доедает все и торжествующе смотрит на Робина. Тот вдруг виновато отводит взгляд, лезет за пазуху и вытаскивает что-то, завернутое в тряпицу. — На, заешь. Тебе же кисло. В тряпице — медовая лепешка. Гай с упоением уминает ее, а Робин, сразу повеселев, грызет очередное яблоко...

***

— ...не добился уважения своих подданных? Воспоминание разлетелось вдребезги, как разлетается под сапогом ледяной узор на луже. Наверное, так чувствует себя человек, стоя на эшафоте или падая в пропасть, когда перед ним проносится вся прошлая жизнь. Гай разрывался на части. Одна часть хотела остаться под любым предлогом, хотя бы до завтра, вторая — бежать без оглядки, чтобы не видеть отчуждения в глазах, не слышать язвительного тона, а третья думала о том, остался ли на губах Робина вкус яблок. — Я со своими людьми возвращаюсь в Ноттингем, — победа осталась за второй частью. — Мои слуги помогут тебе собраться. Очередная замерзшая лужа хрустнула под тяжестью слов, острые осколки впились в голову и сердце. Как в сказке о королеве фейри, что замораживала души приглянувшихся ей рыцарей. Только Робин захлопывал перед ним дверь, а не уводил в Страну Холмов. Гай шагнул к выходу, но на полпути остановился и обернулся. — Как там, в Святой земле? Робин держался прямо, не хватался за бок, значит, рана зажила и больше его не тревожила. Но Гай не мог уйти, не попытавшись узнать наверняка. — Крови много. Робин прошел мимо, задев его краем плаща. — Король одерживает победы, хвала Господу. Если бы король еще вернулся в Англию и одержал победу здесь, хотелось сказать Гаю. Но так мог сказать он прежний, а не нынешний. — Он убивает людей, — Робин скрестил руки на груди. — Разве это не победа? — Покажи мне хоть один спор, решенный кровью, и я назову это победой. — Не делай вид, что ты не любишь войну. Во взгляде Робина мелькнула боль. Ее не было перед покушением. Тогда зеленые глаза искрились весельем, а сейчас Гай видел отголоски той тьмы, что жила в его собственной душе. Неужели так сказалась болезнь? Вина за то, что Робина ранили, вспыхнула с новой силой. — Не люблю, — бросил Робин хмуро. — Я же видел, как ты сражаешься, — слова сорвались с языка быстрее, чем Гай успел сообразить, что говорит. — Когда? — Робин подобрался, как перед броском. — Не помню, — Гай пожал плечами, стараясь, чтобы это не выглядело наигранным. — Может, и не видел, а слышал от какого-нибудь крестоносца. Их тут много перебывало. — Я изменился. Теперь в голосе Робина звучала усталость, а взгляд снова стал больным. Гай дернулся было к нему — обнять, сказать что-нибудь утешительное, как в детстве. Но усилием воли заставил себя остаться на месте. Между ними сейчас пропасть, и чтобы пересечь ее, потребуется немало времени. Во всяком случае, он надеялся, что однажды эта пропасть исчезнет. — Через три дня собирается Совет лордов, — Гай поспешил сменить тему. — А потом шериф наверняка захочет отпраздновать твое счастливое возвращение. — Тебе пора ехать, — отрезал Робин, явно не желая продолжать разговор. Но когда Гай был уже за дверью, вдруг окликнул: — Послушай... — Да? — он остановился. Затеплилась призрачная надежда, что Робин все-таки предложит ему задержаться до утра и, может, они даже поговорят. — Я отпраздную свое возвращение тем, что прощу Томаса. Робин подошел ближе, и Гай снова уловил запах яблок. — Я не могу отпустить его. Кража доказана, и это серьезная кража. Ты знаешь закон. — Он мой виллан, и я могу судить его сам. — Он украл в Ноттингеме, а это значит, что его ждет суд шерифа. Но ты можешь присутствовать и допросить его. — Непременно. На скулах Робина заходили желваки. Гай отвернулся, подавляя вздох, но не успел сделать и двух шагов, как из-за угла дома появился мрачный Альгер. Гая охватило дурное предчувствие. — Сэр Гай, я... — при виде Робина Альгер замолчал. — Можешь говорить при графе Хантингтоне, как при мне, — Гай кивнул. — Томас сказал, кто был с ним, и где спрятано остальное. — И кто же? — Уилл и Люк Скарлеты. Робин у него за спиной выругался. У Гая на языке тоже вертелось немало крепких слов, но пришлось проглотить их все. — Забирайте их, — приказал он и, не оглядываясь, пошел туда, где оставил коня.

***

К вечеру Гай едва сдерживал ярость — разговор с шерифом привел его в бешенство. — У тебя было две дюжины человек, а у Хантингтона — всего один, и ты отдал ему поместье?! — Вейзи хохотал до слез. — Это его собственность, милорд. Гай стоял у двери, подальше от шерифа и от искушения вырвать ему глотку. — Конечно, конечно! — Вейзиф помахал рукой. — Ну, ничего, Гиззи, получишь все обратно. Может, через месяц, а может, и раньше. Да, кстати, птичка принесла мне на хвосте, что ты хотел спасти этих щенков от петли. — Милорд?.. — Гай удивленно выгнул бровь. А заодно сделал себе мысленную пометку поскорее общипать эту самую «птичку» до костей. — Нет? — Я посулил одному из них, что если скажет имена сообщников, то они легко отделаются. Уловка, чтобы выяснить имена остальных. Вы сами говорили, что нужно идти на хитрость. — И правда, говорил, — шериф снисходительно улыбнулся. — Молодец, Гиззи. Гай коротко поклонился и вышел. Караульным, которых он застал за игрой в кости, крепко досталось, встреченные по пути слуги шарахались от него. Но побыть в тишине не удалось: Альгер доложил, что приехали Найтоны, и леди Мэриан сообщила, что принимает предложение прогуляться. Гай никакого предложения не делал и рассчитывал провести вечер в одиночестве, но с Мэриан станется заявиться к нему и посреди ночи, а это неприлично даже с учетом его «ухаживаний». Поэтому он вылил на голову кувшин холодной воды, глотнул вина, сменил рубаху с дублетом и отправился к ее покоям. — Робин вернулся, — заявила она сходу. — Знаю. Гай предложил ей руку, и они медленно пошли по галерее. Для прогулки он выбрал дальнюю, северную, где меньше караульных. Если их увидят в столь поздний час, странным это не покажется, а вот слышать лишнее никому не стоило. Слуги в замке, Найтоне и в Локсли, с одной стороны, сочувствовали Мэриан, вынужденной принимать эти ухаживания: они с отцом и так в опале, а помощник шерифа не терпел отказов. С другой — все признавали, что это выгодное замужество, да и Гай при всей своей жестокости с нею мягок и внимателен. Его эти резговоры устраивали, время от времени он еще и подливал масла в огонь: спорил с Мэриан из-за налогов или очередных посаженных в колодки крестьян, так, чтобы кто-нибудь услышал, а через пару дней ехал к ней с подарками и мирился. Вейзи не упускал возможности съязвить на этот счет и предлагал Гаю уже отвести «прокаженную» к алтарю и на правах супруга запереть дома или в замковой башне, пока не поумнеет. — Вы говорили? — Немного, — уклончиво ответил он. — А вы? — Робин приезжал в Найтон, — Мэриан вздохнула. — Нам пришлось прогнать его, я не могу рисковать отцом. Не в нашем положении открыто принимать у себя сторонника короля. И я все еще хочу сломать ему нос, слишком крепкий оказался. — Успеешь, — Гай усмехнулся. Говорить, что хочется сделать с Робином ему, точно не стоило. — Возможно, риск не такой уж большой, вы ведь помолвлены. — Были... — Мэриан остановилась у окна. — А что будет сейчас, я не знаю. Я рада, что он жив, и ужасно зла на него. Мне хочется его видеть... и не хочется. — Говорят, это и есть любовь, — Гай невесело улыбнулся и прислонился к стене рядом с ней. — У друзей так же. Я и на тебя злюсь, — Мэриан нахмурилась и скрестила руки на груди, верный признак, что ему грозит выговор. — На меня-то за что? Ну, то есть, ты найдешь, за что, но я ничего не сделал. — Вот именно, ничего! Ты позволил забрать Томаса и сыновей Скарлета. — Вообще-то, я приказал их забрать, — после краткого молчания отозвался Гай. — Что?! Вот теперь Мэриан разозлилась всерьез — щеки раскраснелись, глаза гневно заблестели. — А что мне оставалось? — он пожал плечами. — Ладно бы они не притащили чертовы мешки в деревню! Но Томас спрятал два у себя в доме. Кража на два солида, Мэр! За нее положена виселица, а раз кража совершена в Ноттингеме, то судить будет Вейзи. О чем и каким местом эти тупицы думали? — И ничем нельзя помочь? — Мэриан сжала кулаки. — Чем и как? Взять штурмом подземелье? У меня нет армии безумцев. Робин допросит всех троих сам и будет присутствовать на суде. Этого я от Вейзи добился, запретить лорду судить и защищать своих вилланов и сервов он не может. — Ты должен поговорить с Робином, — Мэриан снова взяла Гая под руку, и они продолжили путь. — Рассказать ему все. — Нет, — Гай мотнул головой. — И ты тоже ему не скажешь. От меня больше пользы рядом с Вейзи, и Робину лучше пока ничего не знать. Слишком многое изменилось... Впереди был пост, и он замолчал. Караульный при виде Гая вытянулся в струнку и поедал его преданным взглядом. — Проводите меня до покоев, сэр Гай, — с милой улыбкой попросила Мэриан. — Я утомилась с дороги, но буду рада видеть вас завтра. К себе Гай вернулся в еще более отвратительном расположении духа, чем до прогулки. Альгер, не задавая вопросов, налил полный кубок вина. — Ложились бы вы спать, — сказал он, когда Гай протянул ему кубок в третий раз. — Нас ждут непростые дни. — Да уж. Гай и представить не мог, насколько эти дни окажутся тяжелыми. Особенно один.

***

Гай стоял за спиной Вейзи и смотрел, как выводят четверых приговоренных. Он сделал все возможное, в том числе повторно допросил Йестина и выяснил, что количество украденного в пять раз меньше. Для этого пришлось прибегнуть к очень убедительным методам, включавшим кинжал и Альгера, с хрустом разминавшего пальцы. Гай заставил пекаря пойти к Вейзи и сознаться во лжи, кража меньше чем на шиллинг означала порку и колодки. Но шериф решил устроить показательную казнь, причем не на площади, а в нижнем дворе замка* — по его словам, из уважения к графу Хантингтону. Гай подозревал, что есть еще какой-то план, и не мог понять, какой именно. Робину тоже не удалось повлиять на решение Вейзи повесить Уилла, Люка и Томаса, а заодно еще одного арестанта — просто за компанию. Собственное бессилие сводило Гая с ума, и в первую очередь потому, что ниже на ступенях стоял Робин. Вейзи вынудил его присутствовать на казни, отказ означал расписаться в несоблюдении закона. Но хуже всего, что Робину, как лорду, пришлось зачитывать приговор. На голову несчастным надели мешки, и палач вытащил подставки у них из-под ног. — Боже мой, медленное повешение... — с болью прошептала Мэриан. — В приговоре этого не было! Гай не сразу понял, что произошло: одна веревка вдруг лопнула, и повешенный рухнул на помост. Следом лопнула вторая веревка, перерезанная стрелой с полосатым оперением. На ступенях началась свалка, затем он увидел Робина уже на площади — тот снова целился. Свистнули еще две стрелы. — Схватить их! — рявкнул Гай, когда четверо несостоявшихся висельников скатились с помоста в толпу. Завязалась драка, в которой неясно было, кто, где и кого бьет. Гай взглядом выискивал Робина и увидел его, когда два стражника упали, заливая кровью камни. Вейзи вопил, арбалетчики целились, но не стреляли, опасаясь задеть своих. Робин сражался как одержимый, сарацинский меч мелькал тускло-серой молнией, отсекал пальцы и руки, разрубал шеи. Гай и любовался им, и вновь терзался виной — этого не должно было случиться. Толпа расплескалась по сторонам, отхлынула от Робина, и Вейзи махнул рукой, приказывая стрелять. Гай выхватил меч, бросился вниз по ступеням якобы в бой и, толкнув одного арбалетчика плечом, сбил ему прицел. Второй вдруг выронил оружие — чуть выше локтя у него торчал стилет с изящной рукоятью, похожий на шпильку для волос. Гай выдернул клинок из руки стражника, не хватало еще, чтобы Вейзи выяснил, что это «украшение» принадлежит Мэриан. Несколько стражников щитами пытались оттеснить Робина в угол стены, загнать в ловушку. Но он змеей проскальзывал между ними, делал выпад, выдергивал клинок и снова наносил удар. К нему прорывался Мач, рядом сверкали два топора — Люк и Дэн Скарлеты прикрывали стреляющего Уилла. Четвертый спасенный схватил меч убитого стражника и стоял спина к спине с каким-то йоменом. Гай воспользовался неразберихой, подрезал кинжалом одного стражника, второго: если они и поняли, чья рука оборвала их жизнь, сказать уже все равно не смогут. Мач, оказавшийся сильным бойцом, наконец-то пробился к Робину и теперь заслонял его собой и щитом. Сейчас Гай был благодарен мельникову сыну — за то, что не уехал в подаренное поместье и защищал Робина, готовый умереть за него. — Ворота! — завопил Вейзи. — Опустить решетку! Трое стражников кинулись выполнять приказ, один запнулся обо что-то и кубарем покатился вниз по лестнице. Альгер проводил его невозмутимым взглядом и отступил обратно в тень. Пока еще два стражника кулаками прокладывали себе путь через толпу, беглецы выбрались за ворота. Вейзи, багровый от ярости, открыл было рот, но Гай опередил его и заорал так, что перекрыл шум и крики дерущихся: — Живыми брать! По булыжнику и замковому мосту прогрохотали копыта, и он выдохнул, опустил меч. Робин ушел. — Живыми? — раздраженно поинтересовался Вейзи, спускаясь по ступеням. — Надо было пристрелить ублюдков! — Я их поймаю, милорд, — Гай вложил меч в ножны. — Убить было бы слишком просто. Нужно показать смердам, что никто не смеет оспаривать вашу власть. — Да, ты прав, Гиззи, — Вейзи снисходительно кивнул и похлопал его по плечу. — Локсли снова твой, можешь туда вернуться хоть сегодня. Теперь уже навсегда.

***

Гай зашел в конюшню, взял с полки щетку и скребницу. Демон при виде него заржал, потянулся через загородку денника. Слуги опасались вороного немногим меньше, чем его хозяина — боевой конь мог не только укусить и лягнуть, но и затоптать насмерть. Недавно так и вышло с пьяным конюхом. На конюшне больше никого не было, все обсуждали неудавшуюся казнь, дерзкий побег, меткость и храбрость графа Хантингтона, чей поступок стоил ему положения — Вейзи, не сходя с места, объявил Робина вне закона. Демон фыркнул Гаю в волосы, качнул головой, выпрашивая лакомство. — Сейчас, сейчас, специально для тебя прихватил, — он достал из-за пазухи завернутый в тряпицу кусок хлеба, щедро посыпанный солью, развернул, и конь осторожно взял угощение с его ладони. Гай прислонился лбом к теплой шее вороного, вздохнул. — Сбежать бы нам с тобой тоже... да нельзя. Он изводился от тревоги за Робина и невозможности последовать за ним. Здесь они с Альгером будут полезнее не только беглецам, есть еще Мэриан и сэр Эдвард — стоит только дать повод, и Вейзи их с удовольствием уничтожит. Гай несколько раз провел щеткой по лоснящимся черным бокам, постучал ею о скребницу. Он любил сам чистить Демона, расчесывать гриву и хвост, это успокаивало и хоть немного отвлекало от невеселых мыслей. К тому же, сейчас у него было здесь еще одно дело. — Сэр Гай, вы хотели меня видеть? На пороге появился коренастый стражник. В том, что для разговора его позвали на конюшню, не было ничего необычного. Все знали, что помощник шерифа часто возится со своей сатанинской тварью, не иначе как по ошибке названной конем. — Да, Крэбб, — Гай засыпал коню овса и вышел из денника, оставив дверь открытой. — Я подумал, что тебя стоит повысить. Ты неглуп, расторопен, умеешь подмечать... всякое, и до сих пор десятник. Дуэйн уже стар. Мне нужен сотник вместо него, и ты подойдешь. — А шериф согласен? — близко посаженные глаза Крэбба загорелись. Повышение означало не только жалованье втрое больше, но и открывало новые возможности набить мошну. — Гарнизоном командую я, а не шериф, — Гай усмехнулся. — Или ты забыл? — Нет, сэр Гай, но шериф... — Любит, когда ему доносят, я знаю. Гай привалился плечом к косяку, загородив проем. Демон хрустел овсом и время от времени поглядывал на открытую дверь денника. — Сэр Гай, я... — Крэбб почуял неладное, попятился, но потом ухмыльнулся, показав щербатые зубы. — Я думаю, сотник для меня мало. Мне лучше подойдет... скажем, должность бейлифа в Локсли. — Сначала сотник, а потом я подумаю. — Шериф ведь может узнать что-нибудь еще, — Крэбб задумчиво потер подбородок. — Например, две седмицы назад в Локсли появлялся Ночной Дозорный, и вы не погнались за ним. — А зачем? Это бессмысленно, — Гай пожал плечами. — Он исчезает, как тень. Люди говорят, что Дозорный вообще призрак. — Но шериф может решить, что вы с ним заодно. А вот бейлиф ему ничего не скажет. — Бейлиф в Локсли, значит? — Гай сделал вид, что размышляет. Крэбб стоял между ним и денником, в полосе света из длинного узкого оконца под крышей. — Пожалуй, нет. И сотник из тебя не получится. Он коротко свистнул и из открытого денника вырвался черный вихрь. Крэбб, поняв, что угодил в ловушку, выхватил кинжал, но Гай легко увернулся, перехватил его запястье, резко выкрутил. Стражник вскрикнул и выронил оружие. — Говорят, жадность — грех, — назидательно сказал Гай, заломив ему руку за спину. Сзади раздалось злобное ржание. — А еще говорят, язык твой — враг твой. Крэбб в ужасе уставился на коня, который недобро косил глазом, выгибал дугой шею, раздувал ноздри, рыл копытом солому на полу конюшни. Он вспомнил и убитого конюха — то, что от него осталось, — и стражника, которому не повезло попасться на взятке от скупщика краденого, когда Гай был не в духе. И разговоры, что этот конь — сам дьявол, под стать Гисборну, вспомнил тоже. — С-сэр Гай, я... — Я не даю вторых шансов. И терпеть не могу доносчиков. — Моя десятка знает, что я пошел сюда к вам, — Крэбб хотел закричать, позвать на помощь, но голос от страха позорно давал петуха. — И если со мной что-то случится... — Уже случилось. Гай толкнул его вперед, еще раз свистнув. Конь кинулся вперед, ухватил Крэбба за плечо и с размаху швырнул вбок. Тот всем телом врезался в загородку денника, отлетел назад, рухнул на пол. Попытался отползти, со стоном перекатился на спину, успел увидеть взвившегося свечкой коня, и в тот же миг тяжелые боевые подковы опустились ему на голову, расколов ее, как гнилой орех. Кровь и мозги брызнули из раскроенного черепа на дублет и штаны Гая, запятнали беленую стену. Но на этом конь не успокоился и, визжа от ярости, принялся топтать поверженного врага, посмевшего угрожать его хозяину. Лошади в закрытых стойлах заметались, тревожно заржали. — Я ведь предупреждал, что не надо подходить к Демону, — Гай с притворным огорчением вздохнул. — Особенно когда от тебя разит элем. — Да, не повезло, — из-под навеса вышел Альгер. — А ведь мог получать пять солидов в месяц. Воистину жадность грех. — Ну, ну, хороший мой, хватит, брось эту падаль, — Гай прищелкнул языком, и Демон тут же оставил в покое изуродованный труп, подошел. Передние ноги у него были забрызганы по бабки, в густых щетках застряли осколки костей, шерсть на брюхе и на боках слиплась. — Сейчас прикажу тебя вычистить, измазался весь. Гай погладил коня по шее, и тот легонько толкнул его головой в плечо, а потом потянулся к кошелю на поясе. — Учуял все-таки, сластена, — он ухватил Демона за гриву, отвел в денник, там выудил из кошеля мешочек и вытряхнул на ладонь горсть засахаренных вишен, которые исчезли мгновенно. Гай со смехом спрятал мешочек, когда конь попытался выхватить его из руки. — Все, все, больше нет! Вечером еще принесу. — Вам бы тоже не мешало почиститься, сэр Гай, — Альгер указал на его штаны. — Ты прав. Мэриан еще здесь, лучше ей этого не видеть, — Гай вышел из денника, закрыл дверь и опустил засов. — Пойду переоденусь. А ты скажи, чтобы беднягу Крэбба отнесли в покойницкую, обмыли и подготовили к погребению. Попроси отца Жозефа отслужить панихиду, дай ему шесть пенсов. И пришли ко мне Марка, того, со шрамом на щеке. Он будет хорошим десятником.