***
Гай открыл глаза и не сразу осознал, где находится. В первое мгновение ему показалось, что он в своей спальне в Фоксборо, но потолок был деревянный, а свет падал с другой стороны, прямо на старый гобелен с изображением охоты на оленя. Очень знакомый гобелен, который висел здесь еще... Найтон-холл. Вчера вечером они с Альгером приехали в Найтон-холл. Мэриан обругала его непотребными словами и трижды врезала. Потом они ужинали вдвоем, пили, разговаривали, снова пили... Напиваться в компании леди Гаю было непривычно и странно. Но когда он сказал об этом, Мэриан отмахнулась, заявила, что хоть и злится на него, но ведь они друзья, а друзьям можно. И велела открыть еще бутылку, седьмую по счету. Как добрался до постели, он помнил смутно. Гай сел и поморщился: голова раскалывалась. А еще до сих пор ныли колено, челюсть и ребра — Мэриан била от души. — Вина? — раздалось от двери. — Я добавила меду, твой слуга сказал, что тебе с медом лучше помогает. Он поспешно натянул на себя одеяло. — Мэр, я не одет. Мэриан фыркнула, прошла в спальню, села на край кровати и протянула Гаю кубок. Судя по бледности и теням под глазами, ее тоже мучило похмелье. — Я уже видела тебя голым. — Мне было тринадцать, а тебе семь, — проворчал он, забирая вино. — Спасибо. — Да уж, — Мэриан улыбнулась и отпила из своего кубка. — Холодно было... жуть. — Ты ревела и говорила, что мы умрем и попадем в ад. — Ничего я не ревела! — она возмутилась. — Ну, может, чуть-чуть. Мне было страшно. — По-правде говоря, мне тоже. За тебя, — Гай сделал большой глоток. — Повезло нам, что наткнулись на ту хижину. — Робин тогда ужасно обиделся, что мы пошли следить за ведьмой без него... Рука Гая дрогнула, и вино расплескалось на постель. Накануне он расспрашивал о Ноттингеме, о сэре Эдварде, о шерифе, а имени Робина упорно избегал. Старательно выстраивал стену между собой и знанием о его смерти — и отчасти это удалось. А Мэриан одним словом разбила эту стену вдребезги. Грудь сдавило, будто сверху легла каменная плита. — Гай, что с тобой? — встревоженный голос Мэриан пробился сквозь звон в ушах, а потом на лоб ему легла прохладная ладонь. — Может, знахарку позвать? Или послать за лекарем? — Не надо знахарку. И лекаря не надо, — Гай мотнул головой и опрокинул в себя остатки вина. Звон утих. — Съездишь со мной в Локсли? Просить об этом Мэриан было малодушием, но он не мог заставить себя отправиться туда один. Ему нужен был кто-то близкий, за кого можно уцепиться, чтобы подступающая тьма не вырвалась на свободу. Он выпустит ее позже. Не сейчас. — Зачем? — Мэриан разжала его судорожно стиснутые пальцы, забрала кубок. — Там заправляет бейлиф,* которого прислал Вейзи, я ведь говорила. Что бы ты ни задумал, забудь. Я не хочу, чтобы ты сделал что-нибудь... непоправимое. — Пока я не собираюсь ничего делать. Мне просто нужно на кладбище, — Гай избегал смотреть на нее. — На... могилу Робина. Ну вот, он это произнес. — На какую могилу? — недоуменно переспросила Мэриан. — Ты о чем? Робина никто не хоронил. Хотя иногда мне очень хочется закопать его по шею, чтобы не мог сбежать, и надавать по голове. Вдруг ума прибавится. На Гая обрушилась оглушающая тишина, в которой где-то очень далеко шелестело «нет его...» Он ошибся? Не так понял слова торговца? — То есть, Робин... жив? — собственный голос тоже казался Гаю далеким, искаженным. — Ну да, когда уезжал в чертов Лондон к Ричарду, а потом с ним в чертову Святую землю за чертовым гробом Господним, был живее живых. С месяц назад письмо от него привезли, покажу тебе, — теперь Мэриан говорила сердито, и у Гая снова заныло ушибленное колено. К тому, что она ругается, он уже почти привык. — А когда вернется, я сломаю ему нос. Ему подвигов и славы захотелось, а нам с отцом приходится справляться со всем этим... Гай, ты чего? Гай со стоном откинулся на спину, закрыл лицо руками. Тишина с треском лопнула, словно рыбий пузырь в огне. Каменная плита на груди рассыпалась, и ледяные когти на сердце разжались. Робин жив. Не в Англии, но жив. Святая земля — проклятое место, и нужно вернуть его оттуда, но главное, что он жив. — Гай, — Мэриан отвела его руки в стороны. — Что с тобой? — Я думал, Робин умер... — пробормотал он. Глаза щипало, и перехватывало горло, но теперь от неимоверного облегчения. — Торговец сказал, что его нет, и я решил, что он умер. — Иисусе! — Мэриан смотрела на него с сочувствием. — Ты поэтому приехал? — Да, — у Гая вырвался сдавленный вздох.— Хотел с ним... попрощаться. И помочь тебе и твоему отцу. — Робин жив, — Мэриан погладила его по плечу. — Он обязательно вернется. И тогда я сломаю ему нос.***
В Ноттингем Гай не поехал: Мэриан настояла, чтобы они с Альгером пожили в Найтон-холле хотя бы до возвращения сэра Эдварда. Спорить он не стал, тем более что и сам не хотел в город, где слишком многое изменилось. И он не мог спокойно находиться неподалеку от человека, которому с радостью выпустил бы кишки. Гай понимал, что убивать шерифа нельзя, по крайней мере, сейчас — Вейзи ставленник принца Джона, а тот милосердием не отличался. По словам Мэриан, против короля плели заговор, и шериф играл в нем не последнюю роль. К королю Гай тоже любви не питал, а с той минуты как узнал, что Робин отправился в Святую землю, с удовольствием спровадил бы его величество в ад вместе с гробом Господним. Но заговор мог привести к смуте, а люди до сих пор не забыли, сколько смертей и горя принесло противостояние Стефана и Матильды. Даже спустя тридцать лет семьи, сражавшиеся по разные стороны, не оправились от потерь, не могли отринуть вражду. И если пламя раздора вспыхнет вновь, страна утонет в крови. Однако в первую очередь Гая удерживало опасение навредить Найтонам. Сэр Эдвард, которому во времена смуты выпала честь служить оруженосцем у Джона Фиц-Гилберта* и получить из его рук рыцарские шпоры, вместе с ним примкнул к войску императрицы Матильды. Впоследствии он присягнул ее сыну, Генриху, а затем — его сыну Ричарду. Сэр Эдвард отказался служить принцу Джону, не предал сюзерена, из-за чего потерял должность шерифа. Он оставался в Совете лордов графства, и его слово все еще имело вес, но положение это было шатким. Шериф Вейзи хоть и не был дворянином, но получил от принца почти безграничные полномочия в пределах двух графств.* Выступи сэр Эдвард против него открыто, и обвинение в государственной измене не заставит себя ждать. Дальше — лишение титула, всех привилегий, имущества и позорная смерть на виселице. Мэриан в лучшем случае навсегда запрут в монастыре, а в худшем — казнят вместе с отцом. И все-таки ни угроза смерти, ни страх за жизнь дочери не заставили старого рыцаря поступиться честью, и он, как мог, пытался помешать заговору. Сэр Эдвард тайно заручился поддержкой Джеффри, епископа Йоркского, которому передавал сведения, и взял с него обещание, если дела будут плохи, позаботиться о благополучии Мэриан. Об этом, кроме самого сэра Эдварда, знали только она и Ховард. А теперь и Гай. Правда, Гай считал, что на обещания епископа полагаться не стоит. Он не особо разбирался в хитросплетениях политики, зато знал одно: рассчитывать надо в первую очередь на себя. И еще на тех, к кому готов повернуться спиной, то есть на людей, чья верность неоднократно подкреплена действием. Пусть Джеффри Йоркский и поддерживал сейчас Ричарда и королеву Алиенору, но не сменит ли он сторону, если запахнет жареным? Все это Гай выложил Мэриан за ужином и в очередной раз попытался уговорить ее уехать в Фоксборо, а позже привезти туда сэра Эдварда. — Его преосвященство Джеффри — человек чести, я в нем не сомневаюсь, — возразила Мэриан в ответ на слова Гая. — Он верен королю и королеве-матери. Но чтобы сообщить Ричарду о заговоре, ему нужны доказательства измены. Голословные обвинения король не примет и от брата.* А Ноттингем — краеугольный камень. Если принц Джон подкупом или угрозами заставит лордов графства поддержать его, большинство баронов поступят так же. И даже ее величество мало что сможет ему противопоставить.* Опять начнется братоубийственная война. — А доказательства эти честный святоша хочет добыть чужими руками, — раздраженно произнес Гай. Этот разговор тянулся уже третий вечер и сводил его с ума. — Руками твоего отца, в частности. Не на его епископскую шею в случае чего накинут петлю! — Гай, ну как ты не понимаешь... — Мэриан вздохнула. Ей тоже не нравились эти споры, но рассказать все она не могла. Не потому, что не доверяла, а чтобы не подвергать Гая опасности. Она видела, как он стремится защитить их с отцом, и со своей стороны тоже старалась защитить вновь обретенного друга. — Мы не можем уехать. Робина нет, кто-то ведь должен противостоять шерифу. Хоть как-то! И помогать людям... — Кроме вас есть другие лорды, — Гай вскочил и зашагал по залу. Он терпеть не мог тупиков, а сейчас попал именно в него. Мэриан с детства была упряма, как сто ослиц. — В конце концов, не вы одни верны королю. — Да, не мы одни. Но многие боятся возражать шерифу, это ведь все равно, что возражать принцу. Против новых податей выступили всего трое! Принцу нужны деньги на развлечения, на подкуп баронов, его не волнует, что люди голодают. И Вейзи для него выжимает из крестьян все до фартинга, — Мэриан тоже встала, поймала Гая за руку. — Мы с отцом не можем уехать. Наши сервы и вилланы* под защитой, только пока мы здесь. Пожалуйста, пойми, я не могу бросить их! И людей в Локсли тоже. И в Клане, и в других деревнях, принадлежащих Робину. Его владения и его крестьяне тоже наша забота, раз уж он сам не может защитить их. — Мэр... — Гай выдохнул сквозь зубы и постарался успокоиться, кричать на нее он не хотел. — В Локсли заправляет человек шерифа. Вейзи подгреб под себя все земли Хантингтонов. И то, что ты невеста Робина, для него пустой звук, ты же мне сама сказала. Ее помолвка с Робином стала для Гая неожиданностью, и он пока не разобрался, что чувствует. С одной стороны, более подходящей партии для нее не найти. С другой — он понял, что ревнует. Но к кому? Мэриан Гай воспринимал как вторую сестру, а не девушку, на которой хотел бы жениться. Может, дело в том, что все случилось без него? Но он сам оставил их и не имел права злиться, что детская дружба, в конце концов, превратилась в любовь. Робин был достоин любви, как никто другой, любви лучшей женщины на свете. А Мэриан — достойна любви лучшего мужчины. Гай должен был радоваться за них обоих, и он радовался... Вот только почему-то к этой радости примешивалась горечь. Но как бы там ни было, к причинам уберечь Мэриан добавилась еще одна. — Я помогаю им деньгами, — Мэриан положила руку Гаю на локоть. Он был выше, и ей пришлось запрокинуть голову, чтобы смотреть ему в глаза. — Хотя бы деньгами, чтобы они платили налоги. Ты видел, что теперь случается с теми, кто не платит вовремя. Их не в колодки сажают и не порют, а вешают или колесуют. А если мы с отцом уедем, никто больше не даст им денег. Шериф наслаждается этими казнями. И главное, его расчет верен. Он убил дюжину человек, и остальные готовы на все, чтобы заплатить вовремя. Продать дочерей в веселые дома, например. Трое уже это сделали. Так нельзя, Гай! Просто нельзя. Это ужасно! В глазах Мэриан блеснули слезы. Гай вздохнул и обнял ее. Он вовсе не хотел заставлять ее плакать и чувствовал себя виноватым. — Мэр, ну хотя бы ты уезжай. Я останусь с сэром Эдвардом. В замке Изабеллы ты будешь в безопасности до возвращения Робина. Мэриан замотала головой. Ей отчаянно хотелось согласиться, но она не могла. Пусть она не мужчина, не рыцарь, но у нее есть честь — честь лорда, и на ней тоже лежит ответственность за людей. Как бы Мэриан ни боялась, она была не вправе поступиться этой честью, бросить тех, кто полагался на нее, нуждался в ее защите. Отец научил ее сражаться на мечах и кинжалах, а Робин — стрелять из лука. Они оба хотели, чтобы она могла постоять за себя, ведь в жизни может случиться всякое. Мэриан нравилось тренироваться с отцом и Ховардом, ездить верхом, охотиться. И она не думала, что «всякое» на самом деле случится, да еще так. Господь не дал сэру Эдварду сына, и воином пришлось стать ей. Женщина не могла вызвать на поединок заговорщиков, зато могла спасать от виселицы обложенных непосильными поборами крестьян. Действовать ей приходилось в основном по ночам. Так появился Ночной Дозорный, за которым шериф безуспешно охотился с тех пор, как Робин отправился в Святую землю. Мэриан было стыдно, что она вынуждена скрывать от Гая часть правды, ведь он беспокоился за нее и хотел защитить. Она таилась и от отца, не хотела рисковать его жизнью. Как и жизнью Гая теперь. Шериф не гнушался прибегать к пыткам, а под пытками люди рассказывают все. Стоит ему заподозрить, что сэру Эдварду или Гаю что-то известно, и они попадут в руки палача. — Я не могу уехать, — Мэриан уткнулась Гаю в грудь, как когда-то в детстве, вцепилась руками в его рубаху. Его объятия были такими надежными, и он умел ее утешить. Даже у Робина не всегда получалось. — Хочу, правда... но не могу. — Вот же упрямая соплячка, — Гай погладил ее по волосам. Прибегать к последнему доводу, в виде связывания и принудительной отправки Мэриан в Уилтшир, у него не поднималась рука. К тому же она наверняка оттуда сбежит, и тогда он не отделается несколькими синяками. — Совсем не изменилась. Ну что ж, раз ты не едешь, я остаюсь. Гай наклонился, поцеловал Мэриан в макушку и вернулся к столу. Плеснул себе вина. То, что он собирался сделать, было безумием. Накануне они обсуждали это с Альгером, и доводов «против» тот привел куда больше, чем «за». Гай и сам прекрасно понимал, что в случае неудачи ему светят каменный мешок и эшафот. Но его долг — уберечь Мэриан и забрать у шерифа Локсли. Слишком многое связано с этим поместьем, чтобы позволить какому-то ублюдку там хозяйничать. Как это осуществить, Гай пока не представлял. Да и вообще, сначала нужно выполнить первую часть плана. Роджера Торнтона он знал, поэтому без усилий обвел вокруг пальца, а с Вейзи будет гораздо сложнее. С владениями в Ноттингемшире он мог бы занять место в Совете графства, но феод, некогда дарованный Нотвульфу Гисборну Сивардом Нортумбрийским,* больше Гаю не принадлежал. Мэриан рассказала, что на его земли пытались претендовать Санлисы, и Робину пришлось воспользоваться правом сеньора, которое подтвердил король. Гай воспринял эту новость спокойно: воспоминания о родном маноре омрачала болезнь отца, к тому же Локсли значил для него гораздо больше. — Я не могу войти в Совет лордов, у меня здесь больше ничего нет, — Гай сел на край стола, задумчиво поболтал вино в кубке. — Но есть другой способ. — Какой? — Мэриан ладонью вытерла мокрые щеки. То, что Гай решил остаться, ее обрадовало, его поддержка и помощь много значили. Но стоило встретиться с ним взглядом, как по спине пробрало холодом. Гай смотрел сквозь нее, синие глаза словно подернулись льдом, а за этим льдом была абсолютная пустота. Мэриан видела нераскаявшихся убийц перед казнью, видела тех, кому нравилось причинять другим боль. Эти люди вызывали у нее отвращение, но не страх. А сейчас ей на миг стало жутко, как если бы она заглянула в адскую бездну. Гай моргнул, потер левый висок, и когда Мэриан снова посмотрела на него, все было как обычно. — Тебе не понравится, — Гай криво усмехнулся и залпом проглотил вино, в котором ему почудился привкус меди. — И придется довериться мне. Расскажи все, что знаешь о Вейзи. Даже то, что кажется ерундой. _________________________________________ ГЛОССАРИЙ 1. Бейлиф — приказчик в маноре, второе лицо после стюарда или сенешаля. В его обязанности бейлифа входило следить за выполнением барщины, качеством вспашки и соблюдением ее нормы, следить за работой жнецов, косарей, конюхов и домашних слуг. Бейлиф обычно принимал участие в заседаниях манориальной курии, мог быть присяжным в тяжбах крестьян друг с другом или с лордом. Ему не разрешалось взимать с арендаторов платежи при передаче земли наследникам, свадебную и судебную пошлину, это мог делать только лорд. Также бейлиф не имел права варить пиво и владеть пекарней. Он должен был жить на жалованье, выплачиваемое лордом. 2. Джон Фиц-Гилберт «Маршал» — англо-нормандский рыцарь, основатель рода Маршалов и отец Уильяма Маршала, графа Пембрука. Во времена Смуты принял сторону императрицы Матильды. После смерти Стефана Блуаского в 1154 году и воцарения сына Матильды, Генриха II, вновь получил должность маршала. Должность эта на долгое время стала наследственной, закрепилась за потомками Джона и дала название их роду — Маршалы. 3. Шериф Ноттингемский в те времена являлся шерифом Ноттингемшира, Дербишира и Королевских лесов, это была одна из самых выгодных должностей в Англии. При этом знатное происхождения не было обязательным условием для назначения на пост шерифа, все зависело от решения короля (регента, королевы). 4. Джеффри, епископ Йоркский, был незаконным сыном Генриха II и приходился братом Ричарду и Джону Плантагенетам. 5. Ноттингемский замок был королевской крепостью и запасной королевской резиденцией. Переход Ноттингемшира на сторону принца Джона мог сильно подорвать позиции Ричарда. 6. Вилланы — свободнорожденные крестьяне, которые зависели от сеньора поземельно и политически. За надел, выданный лордом им в пользование, они платили аренду, различные денежные оброки (талью) и натуральный оброк (тем, что выращено на земле, скотом и пр.). Сервы — полностью зависимые от лорда крестьяне, не свободнорожденные. Платили более высокую талью, нежели вилланы, обрабатывали землю лорда и выполняли другие повинности. Юридические права сервов были сильно ограничены. Они не могли свидетельствовать на суде против свободного человека, в полной мере пользоваться общественными благами, принять постриг и сан священника. Среди сервов также было разделение. Тех, что были прикреплены к земле, по закону лорд не имел права убить или продать. А носившие ошейники домашние рабы являлись его полной собственностью. Однако и для первого случая были допущения. За убийство семье и в казну выплачивался небольшой вергельд, а продажа могла осуществляться под видом передачи на службу другому лорду. Из крестьян только йомены (керлы) имели собственную землю, и владение наделом гарантировало им личную свободу. 7. Феод (фьеф, лен) — земли, пожалованные в вечное пользование сюзереном вассалу благородного сословия за службу (военную, управление землями сеньора) или подвиг, достойный подобной награды. Такой вассалитет чаще всего тоже передавался по наследству, но не считался обязательным, потомок вассала мог и не приносить оммаж потомку сюзерена. В случае, если не оставалось наследников, сюзерен или его потомок был вправе вернуть феод в свое владение. Сивард Нортумбрийский — эрл Нортумбрии в 1031-1055 годах, датчанин по происхождению, один из самых могущественных правителей того времени. Женился на внучке Утреда Нортумбрийского. Вальтеоф, предок Робина — его сын.