Поставщик

— Для начала я расскажу, что такое трансдименсиональный разлом. Случайные очевидцы описывают его как «трещину», и это тоже верно. Подобные разломы, если тебе удалось тогда заглянуть в карту Селестии, являются двусторонними порталами, то есть, через них можно пройти в двух направлениях. Они ведут в какой-либо мир и очень опасны. Именно они уничтожили Эквестрию, но также есть надежда, что они вернут её обратно. — Трещины могут поворачивать время вспять? — забрала прядь волос за ухо Флаттершай. Дискорд кивнул, выдвигая из стены своего кабинета школьную доску и берясь за мел. — Совершенно верно. Это больше физическое явление, чем магическое, и у тебя уйдёт вся жизнь, чтобы понять его природу — потому что мне потребовалось именно девяносто четыре года — но ты правильно сказала, трещина — временной парадокс. Сначала мы не замечали их, да и были они совсем крошечными — всего лишь вызывали дежавю. Дежавю же никого не пугает, правда? Это даже является нормальным. Тревогу забили только после того, как земные пони и пегасы тоже начали пользоваться магией. — Разве у них нет рогов для этого? — неуверенно вспомнила девушка. — Именно! Привлекает внимание, да? Поначалу Сёстры решили, что это — всего лишь резкий скачок магической эволюции, поскольку когда-то для этого были предпосылки, но когда земнопони и пегасы начали убивать себя приобретёнными способностями, лишь пытаясь вызвать их искру, стало ясно, что ни о каком прогрессе не может быть и речи. Селестия призвала пони воздержаться от экспериментов, создала тайный институт… и, собственно, каждый из исследователей и каждый из добровольцев оказался мёртв, когда институту исполнилась целая неделя. Дискорд задумчиво погрыз кончик мела. Кажется, неприятный вкус и оседающая на языке грязно-белая пыль никак его не беспокоили. — Лажовый такой проект. В общем, ничего с изучением этой магии не вышло, поэтому обществу принялись усиленно доносить, насколько она опасна. — Рассказ вдруг развеселил Дискорда; он расхохотался. — И, только даже самые любопытные земные пони и пегасы это уяснили, из-под контроля вышла магия единорогов! Эффекты были веселейшими — то рога отрывало через пару секунд после появления ауры, то мощность заклинания увеличивалась до смертельной дозы, то вообще пропадала мана на остаток месяца или года — как повезёт. В это же время были обнаружены первые настоящие трещины. Но потому и было поздно, что они оказались настоящими. Классифицировать их как полагается так и не удалось. Было выяснено лишь, что они влияют на баланс магии в мире, выводя магические потоки из-под контроля. Теоретически, если брать примеры с земными пони и пегасами, — доска медленно, но верно заполнялась последовательными схемами, — сил у всех теперь должно было стать поровну. Но — обломитесь. Вместо справедливого уравнения пришла непереваримая мешанина, рвущая на части как головы, так и привычные устои. Казалось бы, просто не пользуйтесь магией, перейдите на копытный труд и углубитесь в науку и технику… да только вот настолько большой кран, чтобы мог таскать по небу солнце и луну, за пару дней не изобретёшь. — Что делать? — ошарашенно моргнула Флаттершай. Дискорд хмыкнул и стёр часть своих графических пояснений. — День и ночь и даже времена года в Эквестрии сменялись с помощью магии. Солнцем и луной владели Сёстры, ответственность за смену времени суток целиком лежала на них. В самый ответственный момент выяснилось, что магия аликорнов тоже подверглась этим диким мутациям. Представь себе силу существа, которое способно телекинезом вращать светила. А теперь представь, что эта сила больше не подчиняется обладателю. То-то и оно — ради всеобщей безопасности Селестия и Луна отказались от использования магии, кое-как осторожненько выведя на небо сразу и луну, и солнце. Наблюдать за тем, как пони жарятся на солнечной стороне, а потом спешат покрываться льдом в тень — это бесценно, дорогая моя, я внутренне надорвал живот. — А почему они не могли остановиться посередине? — Вот спроси у них. Может, им по приколу было. В общем, становилось понятно, что отказ от магии — тоже не выход, само мироустройство состояло из неё процентов на семьдесят девять. Трещин становилось всё больше, что они такое, откуда пришли и как их убрать — тоже не выяснить, потому что такие исследования представлялись возможными только с использованием магии, а как с этим вопросом было туго — понимаешь сама. Селестии и Луне не оставалось ничего другого, кроме как решиться на отчаянные меры. То, что привело их и всех живущих в тот момент пони сюда, на Землю. Дискорд торопливо очистил доску тряпкой и принялся писать и рисовать так быстро, что Флаттершай и не пыталась следить за движениями мела: — Доступную тебе аналогию я могу провести только с болезнью. В тебе пируют вирусы, ты принимаешь лекарство, и тебе на какое-то время становится хуже — поднимается температура, рвёт, ломает по кровати, ты думаешь, что вот-вот сдохнешь, но внезапно тебя отпускает. Всё заканчивается. Ты засыпаешь, а потом, проснувшись, наконец-то идёшь на поправку, потому что хворь сама не выдержала того весёленького ада, который устроило ей лекарство. Подобное лекарство существовало и для Эквестрии. Прямо под Кристальной Имп… в центре земли находилось… м-м-м… как бы сказать… — драконикус тихо постучал по доске белым кусочком и, поймав мысль, тут же пустил его дальше вычерчивать по тёмно-зелёной поверхности: — Всемировое магическое ядро. Представь его как что-то абстрактное, большое и грозное, но с рычагами по всей поверхности. Никаких рычагов на самом деле нет, просто тебе так будет понятнее. Вставляешь под каждый рычаг ключик-камушек, поворачиваешь все одновременно — и доза лекарства получена! Мужчина с такой силой ударил мелом прямо в центр доски, что тот разлетелся на маленькие колючие крошки, звучно закрапав по полу и заставив Флаттершай инстинктивно закрыться руками. Когда она осмелилась выглянуть из-за ладоней, Дискорд стоял перед ней с насмешливой улыбкой на губах. — Именно так это и подействовало. Для активации ядра не нужна была магия самих Сестёр, хватило той, что находилась в побрякушках. Правда, с ними тоже всё не так гладко — они разлетелись на кусочки подобно этому мелу, но защитный механизм запустить успели. Всех эквестрийцев эвакуировало на Землю, а в Эквестрии пошло лечение от трещин. — Драконикус развёл руками: — Ну, а дальше ты знаешь. Трещины открываются снова, и через них можно попасть обратно, потому что с каждой открывшейся из них всё легче использовать магию — откуда она, если не из Эквестрии? — Зачем же вам тогда нужны души? — Им, — брезгливо передёрнул плечами Дискорд. — Меня интересовали только тела. Во-первых, Сёстрам нужны подданные, а Тиреку — те, из кого он будет выкачивать энергию, когда вернётся, потому что вернётся он очень, очень голодным. Собственно, эти души ему даже нужнее, чем Селестии и Луне. Во-вторых, в Эквестрии по возвращении будет очень много свободной магии, которая восстановилась по всем законам баланса, но вернуться ей некуда — пони-то, которым она принадлежала ранее, не осталось. Закон сохранения энергии, Флаттершай, вступает здесь в игру. Неизвестно, кому достанется эта магия, если не вернуть её владельцам — что, если она пробудит какое-то древнее зло, от которого ни одна побрякушка не спасёт? «Система безопасности» это учитывает, работать вхолостую не любит — вот и не пустит никого в Эквестрию без достаточного для возвращения набора. — А… что за побрякушки? — Элементы Гармонии, разумеется! Доброта, Честность, Верность, Щедрость, Магия и Смех. Ну, знаешь, та ерунда, из-за которой я наблюдал за всем ранее описанным действом из уютной каменной тюрьмы. — Тебя посадили в темницу за что-то? — тише спросила Флаттершай, боясь потревожить старые раны. Боялась не зря. Дискорд бы не стал отвечать так мягко, что это звучало зловеще: — Меня в неё закатали. Он выпрямился и отшагал круг по кабинету, то ли успокаиваясь, то ли выдерживая необходимую ораторскую паузу. — Я был воплощением хаоса, — тягуче продолжил Дискорд. — И за мои шуточки меня превратили в статую. Лучше бы брутально сбросили в жерло вулкана — так и поэффективнее было бы — нет, поставили в сад к Сёстрам, на радость их очам и голубям. — И, если Эквестрия вернётся… — Я тоже вернусь. Обратно в статую. Спасибо, нет, — отвёл рукой невидимую подачку Дискорд. Флаттершай поднялась из-за стола, за которым просидела, как прилежная ученица, весь рассказ драконикуса, и осторожно приблизилась к мужчине. Под любопытным взглядом живо поблескивающих глаз она робко обняла Дискорда, прислонившись щекой к ровно вздымающейся груди и дотянувшись ладонями до слегка торчащих лопаток, и неожиданно получила ответ, когда безумный бог наклонился к ней и, поцеловав в плечо, обвил руками талию. Пальцы бережно, почти любовно скользнули по беременному животу. — А зачем тебе я? — тихо спросила девушка, надеясь поймать момент этой откровенности, нежности… Человечности. Дискорд поднял её хрупкое доверчивое лицо за подбородок, погладив одну из щёк большим пальцем — и от такой незначительной ласки Флаттершай почувствовала, что у неё почти подкосились ноги. — Разве ты ещё не поняла? — прошептал он, в удавьем темпе сначала выпрямляясь во весь рост, а затем снова медленно наклоняясь, чтобы прошелестеть загипнотизированно млеющей девушке прямо в губы: — Чтобы не возвращаться назад.

***

Пинки и Флаттершай крались мимо всех слуг в заповедно-запретный уголок дома их покровителя и хозяина, к обители астрономии, математики и незаживающей раны в сердце Дискорда. К комнате Твайлайт Спаркл. Флаттершай не могла объяснить, почему удивилась, когда в комнате всё оказалось таким, каким она запомнила в первый раз — отчего-то в глубине её разума жило убеждение, что комната к их с Пинки появлению окажется перевёрнута вверх дном. Немного подумав, она поняла, что такой вид эти апартаменты примут скорее после них двоих. Они действительно собирались отыскать здесь душу Твайлайт Спаркл. — Кстати, зачем она нам? — словно все мысли подруги высвечивались у неё на лбу, спросила Пинки Пай. — Я хочу посмотреть, как она выглядит, — чуть заикаясь, ответила Флаттершай. Это была чистая правда — девушкой двигало лишь любопытство. Она понятия не имела, что дальше делать с душой бывшей возлюбленной драконикуса, даже если найдёт её. — Мы рискуем очень сильно, Дискорд придёт в ярость, если нас заметит… — Нет, — с нежданной твёрдостью прервала старшая девушка. — Я хочу посмотреть. Я должна знать, что со мной станет. — До последней фразы я хотела пошутить про «ох уж эти беременные», — опасливо покосилась на Флаттершай Пинки. — С чего ты взяла, что пробудишь свою истинную суть и вознесёшься к самому небу, чтобы взорваться подобно звезде? — Я… Что? — Ну, именно это случилось с Твайлайт Спаркл. Она первая после Дискорда сумела достичь такого могущества, которое было бы у неё в Эквестрии. — И… как? — Не знаю. Она редко со мной чем-нибудь делилась, тебе лучше обратиться к Дискорду с этим вопросом. Но я тебе не рекомендую. — Нет, спасибо, — пробормотала Флаттершай, воровато оглядывая комнату и не зная, с чего начать. В прошлый раз здесь её взгляд упал на переполненную записками мусорную корзину, так саркастично похожую на разорванный и перепутанный дневник. Ну что же. Сейчас самое время. — Не обижайся, но ты всё страннее и страннее, — подняла брови Пинки, глядя, как Флаттершай становится на колени перед урной и начинает перебирать исписанные бумажки. — Я ни капли не удивлюсь, если ты захочешь ими перекусить, только, пожалуйста, не надо их читать. — Почему? — Это жутко! Вдруг в этих каракулях записана душа Твайлайт! Ты вызовешь её, но ты боишься привидений! — …Правда? — Э… нет, не думаю. Но вдруг! — тут же бросила испуганный тон Пинки Пай, вернувшись к беззаботности, и хихикнула, плюхаясь на постель. Бежали минуты. Флаттершай с каждой из них всё больше недоумевала, что она тут делает, как её угораздило в это ввязаться, а бесконечное ощущение собственной беспомощности, так привычное существованию девушки, резко налилось свинцовой тяжестью обречённости и рока. Она не понимала ничего из того, что вытаскивала. Никаких дневниковых записей, а то, что было обманчиво похоже на текст, не поддавалось прочтению. Почерк у Твайлайт был хорошим, не лишённым излишней строгости, угловатости и сухости, но каллиграфическим. Однако её лексикон нельзя было расшифровать и со словарём. Никакого «Мне больно и одиноко, я хочу домой к родителям и брату» — Флаттершай смутно перевела оригинальную фразу на человеческий язык из одних терминов только по не выветрившимся из памяти урокам биологии и средним, чисто интуитивным знаниям психологии. — Сложно? — тон Пинки переливался насмешливым, но не злорадным весельем, когда её подруга непослушными руками сгребла всё обратно в корзину и взялась за гудящую голову. — Такой уж была Твай. Если ты надеялась найти здесь что-то личное, то зря: она была очень замкнутой. — Нам никто не поможет? — пресно спросила Флаттершай, потерянно глядя на кудрявую девушку. — Нет, разумеется. Дискорд костьми ляжет, но не откроет своих секретов. Так что всё, что у нас есть — пара наших с тобой бесполезных запрограммированных на нужное ему мозгов. Но это лучше, чем ничего, да?