***
— Серсея, ты прелесть, — заявил он вдруг. Ветерок из притворенного окна шевелил золотые пряди его волос, шуршал и перекладывать по плоскости, заставляя их дрожать клубком потревоженных майских змей. Ланс был похож на древнего бога — неприлично бессмертного, невероятно юного, неизмеримо порочного. Под ее взглядом он лениво приоткрыл один глаз, потом привстал на кровати, опираясь на локоть. — Я что-то никогда не слышал, чтобы девушка так отчаянно сопротивлялась замужеству. Обратными же историями богата как литература, так и кинематограф. — Полно и там, и там, — прервала его Серсея, сбрасывая с плеч оплетающие нити его голоса, — неравные браки… — Да? — вопрос повис в пространстве, делая его живым, и бархатный голос снова принялся за свою вечную паутину, — и чем же он неравен? — Я не хочу это обсуждать! — выкрикнула она зло, спасаясь в споре из последних сил, держась за собственную истерику, как аргонавт за ариаднину нить. — Даже в шутку! Это не смешно! — А я и не смеюсь, — заверил ее парень. — Абсолютно серьезен. — Ты сдурел? — продолжала она, колеблясь на тонкой грани между контролируемой агрессией и слепым безумием. Простыни разошлись полами кимоно, взметнулись, выпуская на пол ее ноги, и вот уже девушка стояла напротив своего мучителя, уперев обе пятки в пол так, словно собралась защищаться до последнего. Нагая, свирепая в гневе, Серсея готова была в этот миг убить кузена, но знала, что только дистанция дает ей возможность быть хоть немного адекватной. — Мне только восемнадцать! — Прекрасный возраст для брака… — ответил он, продолжая гнуть свое. Захотелось влепить дураку пощечину, но Ланс бы загородился. Не имело смысла говорить, спорить, убеждать, улещивать. Сопротивляться тоже, решила для себя Серсея, когда божество прервало их перепалку испытанным способом. В его движениях еще худший наркотик, чем в словах, плавность и скорость. Я могу отступить, но, может, уже и не хочу? Это ничего не изменит, я всегда смогу остановиться. И вообще, буду думать об этом завтра.***
Дверь звонко хлопнула. — Королева бала курит в туалете, — ехидно произнесла Аша, устраиваясь на соседнем унитазе, перевив длинные ноги. — Да пошла ты. Делай свое дело и вали, — Серсея нетерпеливо махнула сигаретой в сторону входа. — А не то что? — уточнила Аша, хохоча. Опасная дерзкая сука. Да еще и красивая. С такой хорошо грязно переспать, а потом закопать в лесочке. — Свали, тебе говорят, я хочу побыть одна. — Хреновое место выбрала, львица. — Не колебет! — рявкнула Серсея в сторону Грейджой, а потом зашипела. — Опалю твою сучью поросль на башке, посмотрим, как ты заговоришь. — Лучше дай прикурить, — Аша рывком подошла к Серсее, а потом села на корточки рядом, так, что ее губы почти касались голого колена. — Забыла зажигалку. Девушка поджала губы, а потом неожиданно бросила в сторону Грейджой коробок. Та усмехнулась, поймав его играючи, одним движением извлекла сигарету и прикурила, возвращая источник пламени владелице. — Детство кончается, Сёрс, — произнесла она, глядя в форточку. — Девочкам положено остепеняться. — Хочешь сказать, ты типа что-то знаешь, — фыркнула та в ответ. — Да чего тут знать, ясно же, — Аша затянулась, выпустив тонкую струю сизовато-голубого дыма. — Ментол, мммм. Детские игры и куличики. Первые поцелуи. — Иди ты. — Мой первый мальчик любил ментоловые сигареты. Трис вообще был странный… Да, так когда свадьба? — Сука ты, Грейджой, — Серсея выпрямилась и подошла к ней. — Нахера мне замуж? Мне 18! Блин, весь мир у ног, зачем мне туда? — Так ты ж ничего не теряешь, — улыбнулась Аша. — И Лансель просто душка. Так бы и трахнула. — Ну да. Щаз. Как же… — смерила ее взглядом Серсея. — Ты не в его вкусе. — О да, — ответила та хохотом. — Я не парень и не ты. По-любому я в пролете. — Ах, боже мой, какие намеки… — львица отвернулась, хвост из золотых волос хлопнул по спине, как скорпионий. — Иди ты, — парировала Аша. — Только факты. Он би и любит тебя. — Да-а, — сладко выдохнула Серсея. Сигареты наконец подействовали, ноги начали дрожать, руки вцепились в подоконник. Ашины слова стали лишь вишенкой на торте. — Он классный. Только нахрен ему жениться? — Он хочет о тебе заботиться, — Аша пожала плечами и повернулась к подоконнику боком. Ее пальцы накрыли косточку на бедре Серсеи и обвели ее осторожно. Та вдохнула прерывисто. — Позволь ему. Это важно. — Вот еще! — фыркнула львица, но руку Аши не убрала. — Я хочу быть свободной. — Твоя свобода только с ним и не пострадает. Вы же одного поля, — улыбнулась Аша, продолжая гулять ладонью вдоль шлевок ремня Серсеи. — Да ну? — уточнила та, выдыхая дым в лицо Аше. — Ну да, — ответила та. — Би-и-сексуальны и любите. Скажешь, вру? Вместо ответа Серсея накрыла тонкие пальцы Аши на своем бедре и вплела в них свои. — Подумай, — сказала Аша, выплетая ладонь назад. — Он даст тебе все. И даже больше. И ты всегда сможешь уйти, если тебе захочется больше свободы… Дверь хлопнула за спиной темноволосой сучки, а Серсея все думала. Потом, отшвырнув бычок, она наступила на него каблучком. Ну что ж, почему нет? Пуркуа бы не па?***
Она открыла дверь в комнату Ланселя, чувствуя себя как минимум нисходящей к автору музой. Легкие шаги ее почти не приминали ковер, дыхание не сбилось, прическа не растрепалась, пока она шла бесконечным коридором собственного дома. Кузен не ждал ее или сделал вид, что не ждал. Лансель сидел за столом, подперев кулаком скулу, бросил на нее короткий взгляд, а потом продекламировал в пространство: — Маски, позы, Два листа прозы. Так просто сочинять песни, Но я уже не хочу быть поэтом, Но я уже не хочу. Это так просто — Я хочу быть, Всего лишь. — Интересное у тебя понятие о встрече невесты. — Тебе не нравится поэзия? — спросил он, а Серсея с интересом наблюдала, как на его лице проступает понимание сказанного ею. — Я согласна, — сообщила она, не дожидаясь, пока он придет в себя. Слишком медленно соображает. — Ты всегда была разумным человеком, — улыбнулся Лансель, вставая. — Я был уверен, что ты примешь верное решение… Все идет не так, все странно, тошнотно неправильно. — Я что-то не слышу восторга в твоем голосе, — отрезала Серсея брезгливо. — Идея выйти за тебя замуж уже не видится такой уж привлекательной. — Ты не настолько ветрена. И ты хочешь стать моей женой на самом деле, — пожал плечами Лансель. — Теперь это предмет торга и копания в моем мозгу? — вспыхнула девушка, разворачиваясь. — Серсея, вернись, — позвал он с того места, где стоял. Даже не пытается подойти, дьявол! — Давай поговорим. — Что-то не хочется, — буркнула она, нажимая на ручку двери. Девушка медлила, надеясь, что он поймет свою ошибку и что-то предпримет, но пауза висела в воздухе неживая, щемящая. Она притворила дверь медленно и пошла по ковру, ступая как попало, глядя перед собой невидящими глазами. Ее словно головой воткнули в песок, как последнего страуса. Она вернулась в свою комнату, забралась под одеяло с головой, сворачиваясь в клубок, наматывая ткань на голову, зажимая руками уши. Девушка не запомнила, когда ее начало колотить, когда слезы перешли в истерику, когда обессиленная, она заснула тревожным сном, зажав под щекой кулачок. Проснулась она от шороха садящегося рядом тела, выпростала голову из пододеяльника, и обнаружила рядом мать. Джоанна Ланнистер устроилась на краю кровати, вытянув ноги, прислонилась к изголовью. — Хочу рассказать тебе сказку на ночь, — сообщила она. — Не спится что-то. Серсея смотрела на нее с недоумением. Пусть делает, что хочет. Хуже уже не будет.