Девушка с острова Тарт

Все, что в прошлое одето Не умею и не буду Если вспомнишь рядом где-то Забери меня, забери меня отсюда Это ветер все растратил Невпопад из ниоткуда Если вспомнится некстати Забери меня, забери меня отсюда Припев: Все, что мог знать Сжег… Кем я мог стать Если б встать смог… Все, что сам себе ответил Я нечаянно забуду И теперь никто не третий Забери меня, забери меня отсюда Припев: Все, что мог знать Сжег… Кем я мог стать Если б встать смог… Би-2 и Чичерина «Забери меня отсюда» — Вчера было тесно, но весело. Набилась целая толпа, а сегодня… — Бриенна грустно улыбнулась. — Тебе хочется публики? — уточнил Джон. — Я думал, ты, ну… — Стесняюсь?       Разговаривать с Джоном поначалу было немного странно. Она обычно становилась более уверенной в себе рядом с людьми неуверенными. С Подриком она вообще готова была разливаться соловьем. С теми же, кто и сам прекрасно болтает языком, она замолкала. Словно какой-то внутренний хитрый клапан срабатывал лишь тогда, когда собеседник не мог связать и пары слов. Так вот с Джоном было что-то третье. До того, как они начали репетировать вместе, им почти не приходилось общаться. На площадке было не так много командных фишек именно с ним, общих тем, друзей тоже не обнаруживалось довольно долго. Потом случилась музыка, и все поменялось. — Ну да, — он смотрел чуть хмуря брови. Так он переживал. Ну, так это себе представляла Бриенна. — Я тебя уже давно не стесняюсь, мы же играем вместе, — уточнила Бри, — на площадке. И здесь. — Это здорово, — кивнул ей Джон. — Я тоже долго привыкаю к людям.       Можно ли это назвать привычкой к людям? Наверное да. Я тоже долго учусь доверять. У меня с этим некоторые проблемы. Слишком много уколов в прошлом.       Говорить с Джоном легко, он не стремиться уязвить, как Теон. И не так беспощадно удушающе заботлив, как Робб. Из них троих проще всего с ним. И он правда хорошо играет на гитаре. — Тебе нужно в группу, — уточняет Бри после очередного пассажа.       Сегодня какой-то удивительно пронзительный вечер. Они сидят вдвоем, но не страшно, не давит. Так она когда-то разговаривала с братом. Галадону было бы…примерно столько же сейчас. — Почему? — уточняет Джон, вскидывая на нее взгляд. Что-то трогательное есть в этих нахмуренных бровях. Он наверное даже красив, но ее это не цепляет. Раньше я видела красивое во всем. Вижу и теперь, но могу лишь поставить галочку. Видела. Следующий, пожалуйста. Такая внутренняя черствость. Словно заморозка от зуба. Никак не отходит. Да я и не хочу, чтобы отходила. Так болит меньше. — Ну вот это все — это не практика, — объясняет Бри, — нужна группа. Кто там обычно? Ударник, клавишник, бас, вокал и ты… Ну и всякие навороченные инструменты, ну это… смотря что играть будете… — А ты сама? — Эммм, ну я не думала об этом всерьез. Да и когда. Ведь волейбол еще… — А если не думать про время? — Джон что-то наигрывает, прикрыв глаза, — ты же любишь петь так же, как я играть, и ты можешь так легко отказаться от этого?       Сейчас могу. Я умею отказываться гораздо лучше, чем соглашаться. Ампутировать всегда проще, чем пришивать оторванное. — Не хочу об этом говорить. — Лучше спой, — кивает Джон.       Еще один его плюс — он не настаивает. Или это его способ заботиться. Робб может загонять насмерть на тренировках, уморить своими «еще, еще, еще, три подхода, нет, еще не устала, я сам знаю, когда ты устанешь», хотя по правде никогда не перегибает планку слишком сильно. Теон непредсказуем. Его «да» может быть чем угодно от «да» до «нет» через «может быть» и «не расслышал». Джон — третий угол треугольника. Он как Робб, но у него гипертрофированная жалость. Потому он вроде просит спеть шесть раз, чтобы он поймал ритм, но на третьем бросает. И так до конца и не ясно, это оттого, что ритм найден, или оттого, что он пожалел меня. Жалость разрушает, но наверняка за руку я его не ловила. Назову гибкостью пока, это воодушевляющее определение. Уходя уходи Улетаешь — улетай Через небо протяни Мне тропинку в рай       Последнее время они играли все подряд. Джона прорвало, он раз за разом подбирал какие-то песни, а может, вспоминал их. Был еще вариант, что у него феноменальная память, но вряд ли… Спи, шелестит листва За окном поет пыльный ветер в водосточных трубах Спи вечным сном Целуй меня в губы, Целуй меня В губы       От песен Чичериной ей ощутимо становилось легче. Словно проорала свое горе в окно. Пожалуй, Бри уже не держалась за музыку, как за костыль, а могла подбирать что-то более веселое, помогающее вынырнуть из омута бессонницы в жизнь назад. В конце-концов, весна должна была случиться совсем скоро — каких-то месяц-полтора…

***

      Две чашки с чаем дымились между их коленями. Удивительная ширина подоконников Винтерфелла позволяла сидеть на них решительно всем, и еще оставалось место для цветочков, нежно любимых Кейтлин Старк. Этот конкретный подоконник был одним из самых широких и глубоких, поскольку в подвале толщина стен была больше. Бри потянулась к своей чашке, едва разминувшись с рукой Джона. Ее чай был еще слишком горячим, и она вернула чашку на место. Джон отхлебнул из своей. — Как ты можешь пить такой горячий чай? — удивилась она. — Он же просто обжигающий? Я бы уже без языка осталась. — Не знаю, — пожал плечами Джон, — как-то пью. Не ты первая удивляешься. Мне нравится пить чай горячим. Кстати, ты всерьез считаешь, что нужно создавать группу? — Тебе — да, мне… — она задумалась, и пропустила тот момент, когда Джон взял ее за руку. — Мне кажется, — начал он осторожно, — что если делать группу, то вдвоем. Мне нравится с тобой играть. — Ну да, мне тоже, — ответила Бриенна с улыбкой, — с тобой петь здорово. Ты хорошо играешь. — У тебя красивый голос, — продолжил Джон, — тембр красивый и диапазон, а еще ты умеешь чувствовать музыку. — Это ты про что?       Джон не отпуская ее руки начал отхлопывать ритм другой рукой по бедру, спустя пару десятков хлопков Бри поймала себя на том, что кивает в такт. Джон улыбнулся снова. — Я думала, это называется «есть чувство ритма», — ответила Бри. — И это тоже, — медленно пояснил Джон. — Ты чувствуешь музыку и хорошо поешь. У тебя выходит красиво. — Я не думала про свой голос, — честно ответила Бри, отворачиваясь в сторону стекла. Ее немного смущал этот разговор и начинало беспокоить то, что ее рука так и лежала в ладони Джона. — Я как-то иначе представляла красивый женский голос. Высокий, знаешь, переливчатый, чтобы не просто верхние нотки доставать, а чтобы он звенел, как… ну, как соловьиная трель. Слышал когда-нибудь, как поет соловей?       Джон посмотрел на нее так странно, словно она сказала ерунду. Может, я перепутала соловья с каким-нибудь зимородком? Вечно путаю пернатых… — Бри, я не слышал, как поет соловей. Или не знал, что это соловей, когда слышал его, — пояснил Джон. — Зато я слышал тебя много раз. У тебя красивый голос. И мне нравится его слушать. Ты поешь красиво, и ты становишься такая…       Дыхание перехватило. Нет, пожалуйста, я и так комплименты плохо переношу… — Ты другая, когда поешь. Знаешь, — Джон посмотрел ей в глаза, — ты становишься красивой, когда поешь.       Бриенна почувствовала как краснеет. — Черт! — ругнулся Джон, — я не это хотел сказать. Ты не так поняла, Бри. Короче, ты становишься красивее, словно изнутри светишься, Ох. Ну…       Он пару раз махнул свободной рукой, словно искал какое-то самое нужное слово, а оно ускользало. Ладонь, что держала руку девушки, Джон наоборот сжал сильнее, словно она собиралась ее вот-вот выдернуть. А потом резко, без предупреждения наклонился к Бри и поцеловал, словно это было последним аргументом.       От неожиданности она приоткрыла разом и губы, и глаза, а вот отодвигаться было некуда — за спиной была стена. Что бы сделала Арья в такой ситуации, они обсуждали не единожды. Конечно, расслабиться и наслаждаться. Заодно и целоваться научусь, хихикала подруга. Бри не знала, можно ли считать ее опыт поцелуев достаточным, чтобы твердо заявлять, что умеет. Пока было ясно только, что, как и всегда, она пропустила всю подводящую к поцелую часть, и теперь надо было что-то делать.       Губы Джона ощущались так странно на ее губах. Касание было приятным, теплым и неестественным. Непривычно, словно все должно было происходить как-то иначе. Она еще чуть приоткрыла рот и ненароком ответила на поцелуй, который немедленно углубился. Может быть, Арья права?       Бри чуть наклонила голову, стараясь включиться в поцелуй, поймав некую слаженность в движениях. Кажется, ей начинало нравится. Девушка прикрыла глаза, и под веками немедленно всплыло другое лицо. Серые глаза сменились лукавыми зелеными, темные волосы светлыми. Тело среагировало раньше мозга, шок был слишком силен, потому сначала она замешкалась, вовлекаясь сильнее, и только затем решительно оторвалась. — Прости, — пробормотала она, глядя в пол. — Что-то не так? — уточнил Джон нервно. — Н-нет, все нормально, просто я… — Бри давила из себя слова по капле, — н-не могу.       Смотреть на Джона было страшно и стыдно. Еще страшно хотелось сбежать или хотя бы забрать свою руку из его. Она чувствовала себя разом и бракованной, и виноватой. — А, ну понятно, — вдруг зло бросил Джон, — дело в Джейме.       Имя хлестнуло словно плеть. Она посмотрела на Джона. Кивнула на грани истерики. Слезы наполняли глаза, готовясь сорваться мучительно серебряными водопадами на щеки. — Я так и знал, — продолжил он. — Прости, Джон, — выговорила Бри с трудом. — Все дело в том, что он Ланнистер, — выплюнул он так, словно все беды этого мира были связаны со львами, — а я даже не Старк. Я бастард, а тебе кого повыше подавай, так?       Бри вырвала руку, зажимая себе рот, соскочила с подоконника и не разбирая дороги умчалась, чудом попав в дверной проем. Она почти ослепла от слез. Никого не было в коридорах, никто не слышал ее сдавленных рыданий, перешедших в полноценную истерику внутри комнаты.       Почему он так обо мне думает? Разве я когда-нибудь сомневалась в нем? Разве для меня кода-нибудь было важно, что он бастард? Но все эти вопросы меркли перед главным — когда призрак Джейме оставит меня в покое? Когда память разожмет свои окровавленные когти?       Утро не принесло облечения. Она проплакала пол ночи и проспала остаток, вскакивая с криком. Ей снилась шайка странных оборванных людей, размокшая от дождей грязь и могучий вяз. На ветке висел в петле Джон, а связанный Джейме лежал без сознания под тем же деревом. Она должна была взять меч и убить Джейме, чтобы спасти Джона. Или выбрать петлю, что туго затягивала ее шею, и тогда Джейме остался бы в живых. Она не стала выбирать, и они умерли все. Джон же перед смертью успел сказать ей: «Это потому, что я не Ланнистер».        Теперь она сидела перед зеркалом и думала. Если вскрыть вены — им всем станет легче? Они все оставят меня в покое?       А потом девушка вспомнила, как вытаскивала отца из бездны отчаяния. Люди не умирают из-за такой ерунды, уверяла она себя. Больно, но это пройдет. Просто выйди из комнаты и сделай вид, что ничего не было. Надень маску и не беспокой своими страданиями мир. Ему есть кого оплакивать и без тебя.