***
Идея зажать ему рот рукой была крайне глупой. Порыв, исполненный слишком сильно. Глаза Теона полыхнули, когда он это сделал, словно предостерегая. Он чувствовал под пальцами губы парня и легкое дыхание, и руку оторвать уже не мог. Должно было случиться что-то еще, чтобы разорвать его захват. — Роберт, ты не мог бы пропустить меня в комнату. Санса. Он разжал захват, отпуская жертву. Чувство потери — вот что он ощущал. Не должен я его отпускать. Ну почему все вот так по-диагонали? Почему я не могу влюбиться в хорошенькую девушку, и ждать ее прикосновений, и держать руки на ее талии… Все мои флэшбэки завязаны на касания, пронеслось у него в голове.***
— Я просил двойной блок, а не два одинарных! — кричит он, и прежде чем успевает сообразить, кладет руки на пояс Теона, физически поясняя, толкая к Бриенне вбок, почти роняя. Искры под ладонями. Я не должен никогда просто так его касаться. И эта чертова прорва похоти в его глазах, мгновенно сменяющаяся сочувствием и уже оттуда лукавством. Либо я брежу, что представляется самым реальным. — А кричишь чего? — и только стук сердца, выкрашивающего грудную клетку изнутри. Бум-бум-бум. Почему ты не скидываешь мои руки? Почему ты мне это позволяешь? Неужели не ясно, что это начало конца. Пусть не знает никто, но ты тысячу раз слышал мои просьбы. Стоило ли открываться вообще, если от этого никакого проку. Лишь ощущение, что в твоем парашюте вдруг образовалась дыра, и он вот-вот схлопнется, и не останется никакой защиты между тобой и небом. Только свистящая пустота, засасывающая со страшной скоростью, словно воронка водоворота. Его глаза втягивают меня и подчиняют. Я должен бороться. И я снимаю руки с его пояса. И отвечаю резко, и он вспыхивает, и дело кончается дракой. В этом есть некая правильность. Почти ритуал. Словно он дает мне выплеснуть всю энергию легально. Кто кого берет на жалость?***
Отпустил и пошел к Джону без всякого смысла, просто так. — Хорошо играл, — приветствовал его, когда Джон поднял голову. Мутный взгляд, словно только что проснулся. Не нравится мне это. Надо что-то делать. — Не сказал бы, — наконец отвечает Джон, — ты слышал, я два раза сыграл последний куплет, сбился, Бри, правда, вроде не заметила. — Заметила, почему, — вклинивается Бриенна, — ничего страшного. Она не видит выражение лица Джона в этот момент, зато его вижу я. Он прикрывает глаза, жмурясь, как кот, который греется на крылечке. Как там? «Помочь не поможет, но блажь с лица снимет.» Беда с этим Джоном. Давай, давай переключайся, делай что-нибудь, помогай, спасай, лечи, только не позволяй себе раз за разом вылетать в окна воспоминаний. Это какое-то неведомое гибельное лесное болото… Один неосторожный шаг — и только пузырьки по поверхности хлюп-хлюп… — Теперь, когда у вас есть ударник, — замечает в потолок Арья, — сыграйте что-нибудь погромче, а? Теон сидит на краю дивана, сверху вниз глядит на ее лицо с ухмылкой, пытается дотянуться до голой пятки и пощекотать. Почти получает в лицо коленом. Хорошая реакция. Арья переворачивается и пытаясь уместиться между Сансой и Теоном, задевает обоих, злится и устраивается на краю почти вжавшись в бедро Теона коленями. Я прислоняюсь к стене, скрещивая руки на груди. Я спокоен или хочу это показать.***
— Надо поговорить, — замечает Робб за ужином. Я киваю, и мы медленно бредем в сторону спортзала так, словно нам туда дозарезу надо, и никому до нас нет дела. Разве что Джейни, она ждет меня как всегда в своей комнате. Интересно, я успею вернуться до того, как она разденется? — С Джоном нехорошо, надо что-то предпринять, — продолжает Робб в пустоту перед собой. — Зачем это надо, лучше объясни? — злюсь я, — последнее время мы говорим либо про Бриенну, либо про Джона. Достало. — Значит, пришло время поговорить про обоих сразу, — дожимает Робб. — Мне не нравится то, что происходит. — А что происходит? Из нас двоих наблюдатель — это я, — парирую я, — и ничего подозрительного не наблюдаю, поверь. У Джона не растет хвост, не открывается третий глаз, а Бриенна пока еще не стала парнем окончательно, хотя внешний вид обманчив… — Ты сейчас специально, да? — останавливается резко, сжимая кулаки, — Выводишь меня, оскорбляя других? И уводишь разговор от темы, черт! — Нет темы никакой, Робб, твержу как дятел. Клюв, блин, болит. Скоро сотряс будет, — хмыкаю я. — Есть только твои фантазии. Они же придурь. Ты даже обозначить не можешь, что происходит, главный защитник всех обездоленных — брошенных девушек, бастардов, калек… Робб, видать, терпел достаточно. Сейчас в полутемном коридоре нас только двое, и потому он смыкает руки на вороте моей рубашки, вжимая в стену. — Есть тема, — хрипит Робб в лицо, — Джон тянется к Бриенне, там что-то происходит, и мы должны вмешаться. Именно вместе, Теон. И я не позволю тебе оскорблять Бриенну или Джона. Не ради них. Ради тебя. Ты закрылся панцирем из сарказма, ощетинился, как морской еж. И тебе тесно там внутри, ты сам задыхаешься от собственного яда, теряешь себя, травишь. Я не позволю тебе загнуться от собственной глупости, Теон, ты заслуживаешь лучшего. Перестань вести себя, как последний дурак… — И начни как предпоследний? Какая пламенная речь! — стряхиваю руки Робба, нервно передернув плечами. — Ты закончил, спаситель человечества? Может, от меня еще и судьбы мира зависят? Робб, ты заблуждаешься! — Нет, — сказал Робб уверенно. — Я вижу тебя достаточно ясно. — Я то, что я есть, — выдыхаю в ответ. — Эгоист? Да. Ублюдок, от которого отказалась семья? Да. Ловелас? Безусловно. И я таким планирую быть всегда. Мне нравится такая жизнь. — Это путь саморазрушения, — попытался прервать монолог Робб, но Теон отмахнулся и продолжил: — Мне плевать, что ты думаешь по этому поводу. Я сыт сентенциями твоего отца, напетыми в ухо твоей матерью. Не промывай мне мозги, меня этим не пронять, у меня иммунитет к нудным нравоучениям. — Хорошо. Пусть, — вдруг пошел на попятную Старк, — и все же завтра ты будешь в репетиционной. — Нет, завтра меня там не будет! — рявкнул я, особо не соображая, против чего конкретно протестую. — Я пойду к Джейни, как всегда. И уйду под утро. Как всегда. И буду самозабвенно с ней трахаться. Всю чертову ночь напролет. Робб замер, сделавшись похожим на статую. Он был взбешен, а последние мои слова сработали, как ушат холодной воды. Выражение лица было совершенно обреченным, словно вся кровь отхлынула от него куда-то к сердцу. Ты достал меня, Робб, достал до печенок, потому я и бью по больному. Не загоняй меня в угол никогда. — Как всегда, — закончил за него Старк. По тону Робба было понятно, что на этот раз я его задел. И крепко. — Иди, куда хочешь. Делай, что хочешь. Я… Я тебе никто. С этого момента делай что и как хочешь — слова тебе не скажу. Клянусь. Клятвы? С хрена ли? Да, что происходит? — И завтра страховать тебя я не буду. Если тебя не будет в репетиционной вечером, они останутся вдвоем. И если будут последствия, Теон, это будет не только моя головная боль, но и твоя. Я не буду больше брать на себя твою ответственность. Молча слушаю Старка. Добавить было нечего. Каждое слово прошивает навылет. Каждое — осколок льда. — Это будет честно. Ты не хочешь быть частью этой семьи — это твое право. Арья пытается отгородиться, идти поперек. Санса совершает нелепые поступки по глупости. Джон парится, что бастард, и считает себя недостойным семьи. А семье это все неважно, она продолжает существовать, потому что мнение каждой ее части не имеет значения. Наши желания могут затмевать наш разум, а семья все расставляет по местам. Он отвернулся, собираясь уходить, а потом выпалил через плечо: — А еще я хочу, чтобы ты знал. Пусть ты не Старк, но ты часть семьи. И всегда был мне как брат. Был. Был. Был…***
Робб не мог уснуть вторую ночь подряд. Как он мог положиться на Грейджоя? И зачем вообще все это ему высказал? Можно подумать, это его проймет. Или что-то изменится. Он видел его утром и днем, разумеется. Они здоровались, общались, ехали в школу и обратно. Мир казался залитым серым свинцом. Судя по тому, что никто у него не уточнял, что происходит — контролировал Робб себя хорошо. Жаль лишь, что контроля хватало только до двери собственной комнаты. Он толком не спал, переживая вынужденную размолвку так, словно физически уехал от Теона. Словно похоронил его вчера. Пожалуй, это была правда. В нем было столько хорошего — просто прорва добра и поддержки. Робб всегда это знал и видел тысячи проявлений заботы по отношению к Старкам со стороны Теона. Он заботился и об Аше, насколько он мог заметить. И отчего-то считал заботу слабостью, недостойной пустой привычкой. Сколько раз он менял фразы прямо на ходу так, что поддержка становилась подколкой? Я чертов идеалист, твердил он, пытаясь придти в себя под очередным ледяным душем. Чего можно добиться от такого человека, как Теон? Он боится меняться. Думает, что за броней сарказма спрячется, думает, что неуязвим, пока юн, привлекателен и все остальное. Я мог бы быть с ним рядом всю жизнь. Нет, не мог бы, но хотел. И я готов был оправдывать его, и бороться, и сходить с ума оттого, что уже сутки мы не говорили, как люди. Я так устал от этого. Я жалок. Так быстро сдаться. Но я стану лучше, выше этого, сильнее. Просто перестану реагировать — и все вернется. Не будем друзьями, но станем снова говорить, играть, шутить. Привыкнем жить как соседи. Может, он прав, и любые обязательства — бремя? Может, пора отказываться? Я могу обмануть кого угодно, кроме себя. Я сдохну без него. Он тоже моя семья. И без «тоже». Он моя семья. Робб лежал на кровати навзничь, пытаясь отключиться. Это еще ни разу не выходило, но почему не теперь? В дверь постучали.