Девушка с острова Тарт

Доспехи, одетые наспех На рваные раны в заплатах. Ты уже не хочешь мыть руки, Потому что на руках запах, На твоих руках его запах. Драгоценные семена сердца Не мешало бы сжечь на каратах. Ты уже не станешь мыть руки, Потому что на руках запах, На твоих руках его запах. Продолжением радуги В землю врознь по девятке кругов- Ты уже не сможешь мыть руки, Потому что ты в его лапах, На твоих руках его кровь. Драгоценные семена сердца Вытирали тряпками слуги. Тебе уже не смыть серый запах, Потому что ты в его лапах, В его лапах твои крюки. Веня Дркин «Локаята»

      По потолку бродили тени, вычерчивая контуры ветвей на матово-белом фоне. Дыхание ее давно сбилось, воздух, казалось, с трудом поступал в легкие. Каждое его касание отзывалось в ней вспышкой удовольствия. Взаимное скольжение тел, смыкающихся все ближе, казалось бесконечным. Руки гладили плечи Джейме, блестящие от пота, пальцы ворошили непослушный золотой ёжик на голове, и вдруг он поднял на нее лицо, полное страсти, с широко раскрытыми глазами, и черты его начали меняться. Глаза и нос остались прежними, брови сузились и изломились выше, резче, нерукотворной красотой взметнувшись под умелой рукой, губы стали полнее, овал уже, волосы проклюнулись длинными золотыми стрелами и упали вниз, упруго пружиня и свиваясь змеями по пути. Плечи сузились и истончились, открылись тонкие ключицы… Бриенна с ужасом не дыша смотрела на Серсею. Видение, равно прекрасное и ужасное, раскрыло рот и начало что-то говорить…       Бри проснулась, резко села на кровати, тяжело дыша. Тело отзывалось бешеной дрожью, томительное ощущение разлилось от низа живота к ногам последствием ее сна. Она судорожно оглянулась, пытаясь понять, где она и что происходит. Часы напротив задержали ее взгляд и стали ключом к пониманию. Идеальный круг, белое пятно, серебристо-черные стрелки, простые ясные линии. Аскетизм и точность. Бриенна потихоньку восстановила картину. Она в волчьем городе, она в Винтерфелле. Бросив последний взгляд в окно, девушка окончательно поняла, где она. Багрянец и киноварь листьев белого дерева невозможно было спутать ни с чем. Оно росло в центре двора, его было видно из любого окна, выходящего внутрь. Ветви его длинными плетями носились, волнуемые ветром. В волчьем логове мела самая настоящая метель. В такой пурге лицом к лицу не узнаешь человека, не видно, друг или враг за белой стеной стихии.        Бри зябко поежилась, выбираясь из кровати. Она постоянно мерзла в этом огромном замке. Арья перетаскала все теплые одеяла и пледы в ее комнату, а Санса с их матерью считала, что это скорее нервное. Бриенна не знала причины, но все время куталась. Это немного помогало. Она встала под душ, сделав воду горячее некуда, и тщетно пыталась проснуться. Осколки сна бились в ее мозгу, пытая снова и снова. Девушка заплакала, сначала тихо, потом все сильнее, пока не начала рыдать в голос. Ее душило самое отвратительное ощущение беспомощности, загнанности в ловушку. Зачем все это случилось сейчас? Зачем она успела полюбить этого страшного человека? Она не питала иллюзий, отрицать было бесполезно — она любила Джейме Ланнистера. Ярость этой любви была ее жизненной силой. Именно эта сила делала ее тем, кем она была последние месяцы. Сейчас девушка утратила самого Джейме, но любовь к нему продолжала питать Бри уже скорее воспоминаниями. Бриенна не чувствовала себя здоровой, напротив — каждая клеточка ее тела вопила, что жить незачем. Это было глупо, но проще было бы считать его умершим — тогда она хотя бы могла по нему плакать. Плакать вместе, делиться болью.        Она оделась потеплее, просушила волосы и спустилась к завтраку. В этом доме, несмотря на множество внешних различий, костяк был настолько похож на дом Ланнистеров, что она непрерывно ловила себя на попытках анализа и сравнения. Дома казались частью одной игры — разные в деталях, но с общими принципами. Она сбежала от Джейме, как белая пешка на другой конец шахматной доски, но не вышла из игры, а лишь стала пешкой другого цвета. Черное или белое — не все ли равно? Особенно, если ты пешка…        Если у Ланнистеров во главе угла стояла индивидуальность, то у Старков был некий кодекс, вроде кодекса чести, основанный на подчинении и порядке. Скажем, было принято приходить завтракать в приличной одежде. Например, уже в выходной, в которой потом выходить из дома. Этим негласным правилом пренебрегали только Арья и совсем маленький Рикон, который мог прибежать за стол даже в одних трусах. Бриенна старалась не нарушать законов гостеприимства — на ней было серое худи и зеленые брюки. «Полуспортивный стиль выглядит уместнее полностью спортивного», — просвещала ее Санса, с удвоенной энергией взявшаяся за наряды Бри после ее переезда к Старкам. Мать Сансы, Кейтилин, потакала дочери, спонсируя практически весь новый гардероб Бриенны, что приводило ту в ужас. Она совсем не хотела быть побирушкой в этом доме, но Кейтилин умела убеждать. По правде говоря, ее старая одежда вполне могла бы уже пойти на свалку. Бриенне стоило быть благодарной Старкам за новый гардероб. Но не только. Все прочие ее новые наряды были так или иначе в цветах Ланнистеров или напоминали ей о Джейме одним своим видом. Бриенна не хотела их надевать, ее руки отдергивались от них, как от горячей плиты. Ей нужно было подождать, уговаривала она себя. Любая боль забывается, время лечит. И больше она так просто не попадется. Не она.        За столом уже сидел хозяин дома, а также его старший законный сын Робб, уже знакомый Бри по волейбольной команде. Робб отличался от отца внешне, но был очень похож внутренне. Внешне скованный своим кодексом («дурацким» — мысленно добавляла Бри, краснея от нахальства), каждый из них был очень добрым и отзывчивым человеком, но закованным в панцирь своего долга, чести и верности семье. Они вели негромкий разговор вполголоса, когда она вошла. Оба подняли на нее глаза медленно, степенно, словно боялись испугать ее, как дичь на охоте, резким движением. — Доброе утро, Бриенна, — начал Эддард. В его каштановых волосах уже поблескивали седые нити и, пожалуй, он никогда не был красавцем, но в нем была при этом та уверенная надежность, которую имеет некоторая антикварная мебель. Если бы она придумывала слоганы к каждому Старку в доме, над Эддардом бы значилось «На меня можно положиться». — Доброе утро и вам, — ответила Бриенна. Ей не нравился собственный голос, она и сама понимала, как безжизненно он звучит. В ее устах доброе утро звучало кому-то как «аминь», а кому-то как реквием… Так говорили о ней в школе последнее время, но слухи не интересовали девушку. Она никак не могла переварить правду, которая была такой ужасной, что никакие слухи, никакая сама безумная и извращенная фантазия не могла такое выдумать… — Бриенна, выспалась? — участливо поинтересовался Робб. Его голубые глаза лучились теплотой, во всей позе сквозило одобрение и поддержка. Бриенна плохо принимала заботу о себе, а Старки при всей их прямоте никак не могли к этому привыкнуть. Внутри семьи эти холодные, как ей раньше казалось, и даже отстраненные люди преображались в миролюбивых нежных родичей. И держались друг за друга железной хваткой, как и Ланны… И снова ее обожгло воспоминание точно такого же стола, в другой палитре, в других обстоятельствах, и Тирион с Тайвином, склонившиеся над картой… Господи, почему они все врали? Даже Чертенок Тирион — ведь он всегда все знает, значит, знал и он? Из всех родственников Джейме, исключая Джоанну, которую ни Бри, ни сами Ланны пока никак не могли признать до конца своей, Тирион был с ней самым открытым и добрым. Вероятно, он очень хороший актер, приходилось признать Бри. Что ж, братья бывают похожи.        Вероятно, ход ее мыслей отразился на лице. Обращенное к ней лицо Робба стало тревожным. Слоганом для сына Эддарда она взяла бы фразу: «Рыжий, честный, влюбленный» — при большом сходстве с отцом Робб совершенно не переносил чужой боли, и однажды это могло с ним сыграть злую шутку. Бриенна поспешно ответила: — Спасибо, я хорошо спала, — понимая, что говорит эту фразу каждый день, Бриенна решила хоть чуть-чуть разнообразить рацион слушателей. — Белое дерево за окном шелестело так успокаивающе.       Лица Старков разгладились. В этой семье был просто культ страшных деревьев с алыми листьями. Они называли деревья чардревами, временами они уединялись под их кронами и думали о чем-нибудь. Бриенну деревья пугали — их алые листья казались ей сгустками спекшейся крови, хлещущими по белому скелету ствола. В вырезанных на стволах ликах она не видела принятия, только угрозу и отторжение. Ей казалось, они поют ей: Ты чужой, ты другой, ты не мой, не любый, Но подожди. За окном идут дожди. Не ходи, не думай…        Она соврала Старкам, зная, как дорога для них их святыня, и не впервые подумала, как она изменилась за прошедшие месяцы. Даже легкая эта ложь не удалась бы ей раньше, но сейчас она не вызвала у нее отторжения. Джейме изменил ее. Теперь она умеет врать. Осталось научиться распознавать ложь ее учителя. К горлу снова подкатил ком. Девушка скрыла свое состояние, опускаясь на стул резче, чем планировала. Она была беспорядочно деятельна в последнее время, все, что могло отвлечь от мыслей, немедленно использовала.  — Да, чардрева — это средство от всего, — подходя к столу, произнес Джон. В последнее время он практиковался ходить бесшумно, но ему это удавалось не очень хорошо. — Доброе утро, Бриенна. — И тебе, — вернула приветствие Бри. Джон был темной лошадкой этой семьи и в прямом, и в переносном смысле. Он был замкнут большую часть времени, а иногда вдруг вступал в диалог, приковывая всеобщее внимание смелыми суждениями или хорошими шутками, но, добившись успеха, терялся, не зная, что с ним делать. Неизвестно было, кто его мать. Неизвестно было, как Эддард, такой принципиально честный человек, вообще мог пойти на супружескую неверность. Хотя сам факт воспитания побочного сына с законными вполне укладывался в картинку — тут Эддард был непоколебим. Все дети вместе, всем поровну. Впрочем, его уверенности никак не разделяла супруга, так и не простившая мужу бастарда. Отношения между Джоном и мачехой были весьма натянутыми.       Старки, каждый на свой лад, пытались разговорить Бриенну, растормошить, ввести в общий диалог. Она неизменно беззлобно и пассивно игнорировала эти попытки. Она чувствовала себя ничего не значащей щепкой в водоворотах бурной реки — течение несло ее, временами вышвыривая на отмели, затягивая в омуты и снова отпуская на гладь сонной поймы широкого озера, чтобы швырнуть в искрящийся водопад, ударить о камни под водой и снова нести куда-то в неведомое. Ей было все равно. Все равно, как жить и что делать. Только бы не болело так. Только бы отпустило хоть чуть-чуть.        Поездка в школу была уже отработанной, слаженной процедурой. Две машины — в первой Бри, Джон, Робб и Теон, во второй — Арья, Санса, Джейни Пуль и Бран. У школы их ждал бессменный Джендри, дополняя тройку ее телохранителей до четверки. Так они и шли по коридорам, как почетный конвой — двое спереди, двое сзади, с Арьей впереди на разведке. Бриенна занимала центр этого многоугольника, покидая его только, чтобы сесть за одну парту с Арьей. Любые контакты с Бри со стороны Ланнов и даже нейтральных персонажей пресекались или игнорировались. Впрочем, Джейме уже несколько дней как перестал пытаться с ней поговорить. Кажется, у него кончились варианты, как до нее добраться. Хотя, надо отдать должное его изобретательности, он перепробовал все. Он искал ее в соцсетях и звонил с незнакомых номеров, пытался встретиться с ней на всех вероятных точках, где она могла бы с ним перемолвиться парой слов, исключая разве что женский туалет. Пару раз ей пробовали передать его записки, однажды с ней пробовал говорить Тирион. Бриенна не давала ему шансов поговорить. Она знала, что это не приведет к добру. Девушка знала за собой слабость. Может быть, этого не понимали все Старки, но Арья, она уверена, знала ее страшную тайну. Знала, что Бри поверит в любое объяснение Джейме, не устоит перед ним, пойдет на край света за этим ужасным лгуном, клятвопреступником и извращенцем, которого она по-прежнему любит. А может, даже стала любить еще сильнее, потеряв. И да, она потеряет себя, перестанет быть собой, пусть так, но без него ее тоже нет. Джейме был у нее под кожей, он пророс в нее насквозь, он плыл в токе ее крови и скреплял ее кости.       Я хочу чтоб это был сон       Но по-моему я не сплю       Я болею тобой, дышу тобой       Жаль, но я тебя люблю.       Все чаще и чаще крутилась у нее в голове то одна, то другая грустная баллада. Вообще, она зависла в музыке, и очень кстати пригодился арьин подарок — плеер. Арья не была в восторге, чувствуя, что теряет Бри. Бриенна и так отгородилась от людей, закрывать еще и уши было полным уходом в себя. Однако теперь Бри могла уйти в музыку в любой момент, когда ее сносило на мысли о Джейме, и временами музыка уже не топила ее, а выталкивала на поверхность. Иногда помогала. На ее странице в соцсети, повторяясь, транслировалась песня, в которой были такие слова:       Тобой еще пахнет свитер. Еще обветрены губы.        Мне проще всего ненавидеть. Но это, наверное, глупо.       Эй, послушай! Не любишь — не умру.       Катись со своей дружбой. Я больше тебе не друг.        Этого оказалось достаточно, чтобы Джейме оставил ее в покое в соцсетях. Медленно, ощупью она выстраивала собственные линии обороны против него и постепенно расширяла зону безопасности своих перемещений. Борясь с чувством потери, жалея, что он больше не бьется и не пытается, но тем не менее медленно, по шагам выдирая из его рук ключи от своей жизни, она все больше и больше ощущала свободу. Однако в ней было тесно и душно. Бри задыхалась без Джейме.