Девушка с острова Тарт

Утро не было ни добрым, ни радостным. Наорав на Бриенну, он отключился и спал всю ночь, но кошмары перемежались галлюцинациями. В его сне горел город, на железном троне сидел безумный король, а он подходил к трону с обнаженным мечом. Серсея стояла у зеркала, оборачиваясь к нему, он ее обнимал, глядя через плечо в зеркало, но отражение его лица в зеркале плыло и становилось Ланселем, Григором Клиганом, а то и вовсе физруком Кеттлблэком. Отец стоял с бешеным лицом над детской кроваткой и говорил ледяным голосом: "Он не мой сын. Ты не моя жена. Выбирай". Огромные зеленые глаза, печально и с бесконечной мудростью глядящие на него. Он вываливался из одного кошмара в другой, у него кружилась голова и знобило. Проснуться стало величайшей целью. Утром у его кровати стоял отец. Он терпеливо ждал, когда его наследник проснется. Терпеливо ждать было фирменным стилем Тайвина Ланнистера. Тем, кто не понимал, как он «любит» ждать приходилось напоминать об участи ООО "Тарбеки" или концерна Кастамерские Рейны. Их он не дождался, и больше о них не принято говорить. Зачем говорить о несуществующем? – Сын, – приветствовал его Тайвин. – Отец, – констатировал Джейме. Рот пересох, ему остро хотелось в туалет, помыться и унять боль в руке, но при отце мечтать о самодеятельности было нельзя. Шутили, что когда он проходит по двору, собаки начинают непроизвольно испражняться от страха. Джейме всегда сочувствовал животным. – Как тебе здесь? – Унылая богадельня, – вынес вердикт отец. – Операцию делали здесь, нельзя было терять времени. Твою руку собирали по фрагментам меньше ногтя величиной. Лучший хирург города. – Какие прогнозы? – с надеждой спросил Джейме, продолжая думать… Я знаю, ты сделал все, включая невозможное, но что это даст, папа. Что это даст против скорости срастания костей… – Срастется через два месяца, еще два на тренировки. Вернешь форму полностью к лету. Слова отца звучали неведомой, убийственной, но манящей песней. У меня снова будет рука, и я буду играть. Покрывало отчаянья слегка разошлось над ним, и он почти начал чувствовать кожей воздух, ловить звуки и запахи, когда его накрыло осознание… – Я пролетаю мимо всех игр зимы. И, возможно, весенних. – Да. Ты разочаровал меня. Свинцовый саван вновь покрыл его разум, и он забылся сном так стремительно, словно упал в обморок. Когда он снова пришел в себя, за дверью палаты тихо переговаривались два голоса. – Он ругался и спрашивал, зачем я здесь. Он не хочет меня видеть, – более высокий смутно знакомый. – Больно, – грудной, низкий, нотка силы, нотка опыта. Медсестра? Врач? – Да, но он принимает обезболивающее, – извиняясь, протянул высокий. – Отец – констатировал низкий. – Он говорил, что я ничего не понимаю, что отец его не простит. Но я не верю, не бывает таких жестоких людей, я видела, как он волновался, – сбивчивость и наивность этой речи выдала Бриенну. Глупая девчонка, что ты вообще понимаешь в людях? – Девочка. Иди, – низкий голос был мягким, но настойчивым как танк. – Я не могу, он снова меня прогонит, – жалобно тянула Бриенна. – Иди, – танк усилил огневую мощь. Дверь открылась, Бриенна, наконец, вошла. Ее можно было спутать по голосу, но никак не по внешности. Широченные плечи служили опорой для не менее широкого лица, нос, казалось, был некогда сломан, копна волос была растрепана в полном беспорядке, словно она только что сняла мотоциклетный шлем. Со спины ее наверняка обзывают парнем, отметил Джейме. Она выглядела усталой. Даже не усталой – изжеванной начисто. Она шла к его кровати, непроизвольно выставив перед собой рюкзак, словно ожидая атаки. Сегодня он уже никого не атакует, все его силы досуха выпили разговоры с отцом. Дай мне сил выдержать еще и ее, – простонал он мысленно. – Бриенна, – констатировал он, – зачем ты пришла сегодня? Счастливый день в травматологии, и я единственный клиент? Люди перестали падать на улицах и ломать ноги? Вчера еще была осень или я пролежал тут до лета? Может, ты силой мысли отменила слякоть и заодно гололеды? Едкая горечь его слов поразила даже его самого. Однако он снова почувствовал себя на минуту живым, прежним. Это было ненормально, но он был ей рад. – Вот, – сказала она, покраснев как обычно, и протянула ему листок из тетради в клетку. – Это любовное послание? Скажи сама, не ломайся, – хохотнул Джейме, испугав ее. – Нет, – сказала девушка, покраснев еще сильнее. – Я смотрю в этой больнице опасный вирус – медсестры начинают говорить односложно. Как та твоя подружка из-за двери. Сама не желая того, девушка его развеселила. – Ее зовут Молчаливая Сестра. Ее так все зовут и она сама себя. Говорят, это очень грустная история, но никто не знает наверняка. Она дала обет, и это серьезно, – вдруг ответила Бриенна. – О, ты разговорилась! Какие тайны мадридского двора… Серсее бы понравилось. Я воздержусь – обеты не для меня, если, конечно, ты не про еду. Так что там за послание? Дар речи, так внезапно посетивший тебя, не поможет ли пересказу содержания? – высокопарно закончил Джейме. – Нет, – немного оттаяв, прыснула Бриенна. – Это от твоего брата. А смех ей к лицу, и зубы хорошие. – Какого из? Мы плодовиты как кролики… – От Тириона. Сможешь сам читать? – участливо поинтересовалась девушка, и он немедленно почувствовал себя инвалидом. – Обойдусь! – рявкнул он. – Давай сюда и, бога ради, подними чертово изголовье, мне надоело заглядывать всем в ноздри. Девушка обошла кровать и присела сбоку от нее, пытаясь разобраться в устройстве подъемника. – Джейме, тебе кто-то уже поднимал изголовье? – хмуро спросила Бриенна. – Нет, – зло ответил он, – один санитар приходил и попытался. В итоге я обогатил свой словарный запас рядом новых непечатных выражений, и все на том. – Угу, – закусила губу Бриенна, – тут все кровати с подъемниками разные, все пожертвованы благотворительно, и ни к одной нет русской инструкции. С частью я уже справилась. Ну-ка, а если так… Она склонилась над ним, нащупывая левой рукой какой-то рычаг под его затылком, а правой упираясь в изголовье справа от головы. Джейме старался не мешать, он очень хотел прочитать письмо от младшего братишки быстрее, но совершенно не умел ждать. От волос ее пахло ромашкой, глаза напряженно смотрели куда-то в окно за ним. Нижняя губу она прикусила, и вдруг, резко вдохнув, она потянула что-то левой рукой, пластина под головой начала сдвигаться и, по промелькнувшему на ее лице выражению испуга, он понял – что-то не так. Одновременно он слышал нервный перестук странно знакомого метронома в его голове, и чем громче он звучал, тем больше его охватывало отчаяние. Джейме не умел ждать и был любопытен. Снизу вверх заглянул он в испуганные глаза девушки, и, неожиданно для себя, но уверенно поцеловал. Ее губы были очень мягкими и абсолютно беспомощными, глаза раскрылись еще сильнее, она хотела отстраниться, судя по дрожи ее рук, но явно держала какую-то деталь долбаной койки и боялась ее уронить. Она боится за меня, подумалось ему. Это оказалось последней каплей, он обнял ее здоровой рукой и попытался углубить поцелуй. Глаза ее начали закрываться, губы неловко пошевелились и разомкнулись. Метроном резко оборвался на самом громком «цок», и тут до Джейме дошло, что это был за звук. Шпильки!