Эта девчонка (драбблы).

Звук расколотой вазы и мокрые, темные пятна на красном шёлке. Не многие моменты жизни остаются в памяти, как осознание происходящего с поразительной ясностью. Но этот момент, когда из тонких пальцев на пол упал окровавленный кусок фарфора, запомнился как удар в грудь, оглушивший и укравший дыхание. Распоротая кожа на узком запястье. Останется кривой, уродливый шрам. Тело больше не достойное внимания императора. Пребывания в Сонгаке. Холод одиночества и забвения. Люди любят когда их окружают красивые лица. Кто в здравом уме искалечит себя в отчаянной попытке вырваться. Кто станет угрожать императорской страже под внимательным и грустным взглядом придворного астронома. Эта девчонка всегда была странной. Часто невыносимой. Как будто до всего ей было дело, особенно если дело ее совершенно не касалось. Но худшими были ее нотации. Слушать их от пигалицы, которая за всю свою жизнь в столице всего с десяток раз выбиралась из уютного гнездышка-дворца кузины было смешно. И всё чаще больно. Раздражающая манера требовательно пялиться в глаза, вызывая те чувства, что испугали в королевской купальне. Ощущение полной незащищенности и беспомощности. Нелепая в своих пышных девичьих нарядах. Разряженная и избалованная всеобщим внимание и обожанием. От нее невозможно оторвать взгляд. Бессильная перед волей императора. Одним движением перечеркнувшая его планы, которым покорились недруги и семья. Навсегда отмеченная знаком свободы. Моя. И через час, и через десятки лет есть ответ на вопрос – когда? Когда перед императорской спальней с криками суетились люди. Когда за молчанием императора стояли склонив голову уважение и неизбежность. Тогда впервые в жизни плечи приняли на себя тяжесть неба. Обездвижив и отняв речь. Понимание слишком огромное и внезапное. Жестокое как жизнь. Как кровь капающая на драгоценные осколки. Невозможное.