Hurt

Жду момента, когда твое дыхание выравнивается, становится размеренным, и только тогда, уверенный в том, что ты уснул, аккуратно поднимаюсь с постели. На негнущихся ногах, цепляясь пальцами за стены, чтобы не упасть, иду в ванную. Стараюсь не смотреть в зеркало, зная, что ничего хорошего там не увижу. Затыкаю ванну пробкой, открутив оба крана почти на полную. Ожидая, пока та наполнится до краев, оседаю на холодный пол. Несмело, закусив губу, провожу кончиками дрожащих пальцев по собственному липкому бедру. И только когда вижу на них сюрреалистическую смесь крови и спермы, понимаю – это действительно случилось. Всхлипы, казалось бы только утихшие, снова начинают срываться с искусанных губ. Слезы каскадом сыплются из глаз, стекают по щекам, капая на обнаженную грудь, покрытую россыпью свежих засосов, и медленно тают. Обнимаю себя за плечи, чтобы как-то успокоиться. Притягиваю колени к груди и утыкаюсь в них носом. Все тело ломит, запястья, стертые в кровь, ноют нещадно, а на предплечьях алеют свежие синяки. Перевожу меланхоличный взгляд на незапертую дверь. Не хочу, чтобы ты видел меня сейчас, хотя и знаю, что это ровным счетом ничего не изменит. Как не изменили просьбы, переходящие в отчаянную мольбу отпустить, не трогать. Как не изменили слезы, крики и болезненные стоны, когда сил кричать уже не осталось. Вжимая меня в матрац, ты повторял, что я лгу, что я чертов педик и мне должно нравиться, а я не испытывал ничего, кроме жгучей боли и отвращения. Силился найти тебе оправдания, но впервые в жизни ненавидел настолько, что не мог этого сделать. Я доверял тебе, а ты воспользовался. Унизил. Сломал. Чувствую, как вода начинает стекать на кафель. Поднимаюсь медленно, хотя колени так и норовят подогнуться. Закрываю воду и осторожно опускаюсь в наполненную ванну. Горячая вода жжет свежие ссадины, не принося и части ожидаемого расслабления. Вожу руками по плечам, груди, торсу, не решаясь спуститься ниже. Не так я представлял себе свой первый раз – это уж точно. Чувствую себя использованным. Грязным. И эту грязь не оттереть, как ни пытайся. Глубокий вдох. Опускаюсь в мутную, чуть розоватую воду с головой. Раз. Два. Три. Пять… Поднимаюсь на поверхность, восстанавливая дыхание. Закрываю глаза, пытаясь избавиться ото всех мыслей. Заснуть, в надежде, что никогда больше не проснусь. Но под закрытыми веками вижу только тебя. Хватающего меня за плечи и вжимающего в стену. Целующего жестко, кусающего губы до крови. Ты сдираешь с меня футболку, совершенно не реагируя на протесты и попытки отбиться. Грубо бросаешь на кровать. Хватаешь за руки, связываешь запястья простыней. Заводишь руки мне за голову, больно сдавливая предплечья. Целуешь – нет, кусаешь, - шею, ключицы, грудь. Ловко переворачиваешь меня на живот и одним движением стягиваешь мягкие домашние штаны вместе с бельем. Игнорируешь все, что я говорю, все, что я делаю. Раздвигаешь мои ноги коленом, не давая зажаться, хотя самое страстное желание на тот момент – забиться в темный угол, свернуться калачиком, стать как можно меньше и незаметнее… Суешь подушку мне под бедра – словно от этого действительно кому-то удобнее. Я только слышу, не решаясь поворачивать голову. По щекам, впитываясь в наволочку, стекают слезы. Дыхание сбивается, и сердце бьется быстрее, но не от возбуждения, а от страха. Только тебе плевать на все. Вжикает молния, и ты остаешься без брюк. Хватаешь меня за бедро, с силой его сжимая. Толкаешься. Грубо. Без смазки, без подготовки. И я кричу от боли. Зажимаюсь, прошу тебя прекратить, а ты в ответ требуешь расслабиться. Понимаю, что тебе, должно быть, тоже больно и нахожу подтверждение в твоем тоне. Но ты не собираешься отступать. Рычишь, толкаешься глубже, сильнее. И я едва не теряю сознание, когда тело пронзает новая вспышка боли. С ужасом чувствую, как что-то теплое стекает по внутренней стороне бедра, а твои движения становятся проще, размашистее. Задыхаюсь, вжавшись лицом в подушку. Горло саднит от крика. Кусаю губы, стону болезненно, в то время как ты окончательно входишь во вкус. Наконец чувствую, как ты кончаешь прямо в меня. С громким протяжным стоном. Выходишь с пошлым звуком и опускаешься рядом. Проводишь пальцами вдоль моего тела, говоря какую-то чушь, а меня трясет, и я надеюсь только на то, что сейчас ты развяжешь мне руки и спокойно уснешь. Но вместо этого ты переворачиваешь меня на спину и целуешь в губы. Я уже даже не протестую. Не хватает сил. Нет уже ничего. Что-то внутри как будто умерло, потеряв всякие силы сопротивляться. Не противлюсь и тогда, когда ты касаешься пальцами совершенно невозбужденного члена. Только всхлипываю негромко и мысленно молю о том, чтобы это прекратилось… Прихожу в себя, ощущая нежные прикосновения. Открываю глаза и, естественно, вижу тебя, прижимающего меня к себе и обтирающего большим махровым полотенцем. Хочу попросить тебя уйти, но сил нет даже на это. Только сейчас понимаю, насколько действительно устал. Чувствую себя огромной тряпичной куклой в твоих руках. Просто терплю, когда ты поднимаешь меня и относишь в кровать. Вижу, что скомканная простыня сброшена на пол и понимаю, что ты не мог не заметить кровь. Вздрагиваю, когда ты дрожащими пальцами убираешь челку с моего лица. Проводишь по скуле, касаешься прокушенной до крови губы. Прикрываю глаза, чтобы не видеть. Позволить себе почувствовать. Сейчас совершенно не больно, только невероятно тепло от касания нежных пальцев. Ведь об этом я и мечтал: быть с тобой, чувствовать тебя… А ты все испортил. - Зачем? – спрашиваю хриплым шепотом, заглядывая в твои глаза, кажущиеся сейчас темно-серыми. - Прости… - тоже шепчешь и опускаешь взгляд, однако не перестаешь перебирать мои кудри. - Зачем? – повторяю с нажимом и захожусь кашлем. - Я люблю тебя, - наклоняешься и мягко целуешь в висок. Вздрагиваю оттого, что прикосновение твоих губ к коже жжет, словно каленое железо. Ты отстраняешься, складываешь руки на коленях, и я отчетливо представляю, сколько усилий ты прилагаешь, чтобы они не подрагивали так нервно. - Зачем ты сделал это? – провожу кончиком языка по пересохшим губам. – Почему… так? – чувствую, как в уголках глаз снова собираются слезы. - Я не знаю… Господи… - закрываешь лицо ладонями, отчего голос звучит приглушенно. – Я не хотел. - Не хотел… - повторяю, качая головой. Закрываю глаза, потому что картинка плывет, вызывая тошноту. - Я никогда не сделаю тебе больно, - шепчешь, и с каждым словом твой голос становится ближе. Чувствую, как прохладные пальцы скользят по скуле. Выдыхаю резко, но сразу же расслабляюсь. – Гарри… - Ты уже сделал, - почти беззвучно. Губы не слушаются; сил недостаточно даже для того, чтобы говорить. Чувствую, что еще немного и провалюсь в спасительное забытье. И почему так поздно? - Тебе больно? – в твоем голосе неприкрытое волнение, но я не в том состоянии, чтобы радоваться или ставить это под сомнение. – Боже… - ты, кажется, приходишь в ужас. – Я вызову «Скорую»… Я медленно, едва заметно мотаю головой. Хочу сказать, что не нужно никакой «Скорой», что все будет в порядке, но не могу. Темнота подступает со всех сторон и плавно захватывает меня в свою власть…