Not Gonna Die

Не страшно отступать, страшно не продолжить борьбу. Нет смысла умирать неразумно, если можно отступить, собраться с силами и победить. Японская мудрость

Тревор       Тревор не стал спорить, когда Спенглер предложил пойти за ним, только слепо кивнул и двинулся следом, не забывая посматривать назад. Манна не покидало ощущение, что они вляпались во что-то крайне серьёзное, Катрина — не просто какая-нибудь ведьма, которую можно пристрелить, это становилось ясно с тех пор, как охотник в первый раз столкнулся с ней. Но с каждым разом появлялось всё больше тайн и мистики, от которой у Рикошета уже начинала кружиться голова. А ведь это наверняка было только началом.       «— Хорошее место для того, чтобы спрятать машину», — пронеслось в голове Рикошета, пока он садился на пассажирское место спереди, краем глаза отмечая, что Алекс кладёт что-то на заднее сиденье.       Будь Тревор чуть младше, услышь он рассказ Алекса о его ранней молодости лет восемь-десять назад, наверняка начал бы завидовать, и это была бы отнюдь не та дружественная зависть, когда ты рад за приятеля, гордишься им, как самим собой. Рикошет ведь помнил, что Спенглер рассказывал ему о своём детстве, совсем немного, но, когда ты охотник не в первом поколении, по-другому не выйдет, как и не выйдет прожить нормальной, свойственной обычной людям жизнью, с обычными проблемами, типа, «меня бросила девушка», а не «через всю комнату меня швырнул двухметровый зубастый монстр». Нет, эта зависть была чёрной, заставила бы юного охотника крепко сжать кулаки, до боли впивающихся в кожу ладони ногтей и побелевших костяшек, может быть, он бы тогда даже врезал Алексу, если бы тот продолжал говорить об этом. Но тот Тревор давно в прошлом, а Тревор сегодняшний мог только мельком глянуть в зеркало заднего вида, просто для того, чтобы удостовериться, что за ними нет погони, спокойно вздохнуть и устало откинуться в кожаном сидении, слушая бодрый голос рыжего. Манн бы сильно соврал себе, если бы подумал, что даже сейчас не завидовал такой жизни Спенглера, но вместе с тем он был рад, что тому, как охотнику, удалось найти друзей и девушку, с которыми он хорошо проводил время, и которых не разорвало на части какое-нибудь существо. Тревор, при всём своём желании, не мог так жить, отчасти — из-за, — а, может, и благодаря, — Конана, а отчасти — и по собственному выбору.       Не всё время Тревор был таким, несколько занудным для своего молодого возраста, старающимся выглядеть несколько отстраненно от проносящейся мимо жизни. Всему всегда есть своя причина. Он прекрасно помнил, что в подростковом возрасте даже Конану не всегда удавалось совладать с бунтующим юнцом, уставшим от выпавшей на его голову доли хантера, ему хоть раз хотелось пожить свободно, сделать что-нибудь для удовольствия в своей жизни, а не пытаться спасти чужую и не получить в ответ ровным счётом ничего. Манну говорили, что он, как и Алекс, потомственный охотник, что его семья была одной из самых опасных охотничьих семей, и, соответственно, он тоже должен был стать охотником, достойным своей семьи.       Шестнадцатилетнему Тревору этот аргумент показался крайне нелепым, буквально снятым с потолка. Неудивительно, что он взбесился, сбежал из-под крыла наставника, разумеется, вызвав этим необдуманным шагом его праведный гнев. Конан тогда даже от души поколотил его своей любимой тростью в воспитательных целях. Тревор тогда не протестовал, наоборот, прекрасно осознавал, что заслужил это. Те несколько дней, что он провел на «воле», Тревор помнил хорошо, пускай поначалу и хотел бы забыть их, как не самый лучший сон. Вот только во сне тебя не снедает стыд. Хантерам вроде него не суждено жить нормальной жизнью, Манн прекрасно уяснил это, когда по его вине в те несколько дней едва не погибли люди. Подобное совсем не вязалось с рассказом Алекса о его беззаботной жизни среди простых «гражданских».       Да, пожалуй, Рикошет, несмотря на неподобающий для такого возраст, всё равно слегка завидовал Спенглеру обычной, детской завистью.       В отличие от рыжего, явно радующегося небольшой передышке в виде дешевого мотеля на краю города, что обычно заменял охотникам пятизвездочную гостиницу в центре мегаполиса, Тревор не переставал терять бдительности. Конечно, им удалось не просто сбежать из клетки, но и покинуть кладбище без лишних происшествий, убраться от него на безопасное расстояние и найти какое-никакое убежище на ночь, только Манн всё никак не мог найти себе места. Охотник понимал, что рано или поздно Катрина обнаружит пропажу пленников и чего-то ещё, что нагло стащил у неё рыжий, и отправит кого-нибудь в погоню за ними. Или что-нибудь. Тревору не помог даже холодный, отрезвляющий душ, под которым он простоял минут двадцать, не меньше. Это дело уже переросло в нечто большее, чем простая охота. Обычная охота не влияет так на людей, а Рикошет уже не мог отделаться от ощущения, что с тех пор, как он приступил к этой работе, что-то изменилось в нём, Трев ощущал это каждой клеточкой тела, и... Всё. Точнее он сказать не смог бы, даже если бы захотел.       Спенглер заканчивал обрабатывать рану-ожог, когда Тревор вышел из ванной комнаты. Он так и не спросил у «напарника», — это слово всё ещё слишком странно звучало по-отношению к Алексу — как тот умудрился получить это ранение, но, вспомнив, как тот провоцировал стража у их клетки, подумал, что это не так уж и удивительно для рыжего, вечно влипающего в какие-нибудь неприятности.       «— Это определённо будет “весело”», — хмыкнул Рикошет, понимая, что им с этим парнем долго идти в одном направлении, а значит, придётся и привыкать к его выходкам, какими бы странными и непредсказуемыми они ни были. И, наверное, надо будет утром сказать ему что-нибудь про прозвище «кот». Оно совершенно не нравилось Манну.       Длительные попытки уснуть ничем не увенчались, и Тревор быстро забросил их, выбравшись из-под тонкой простыни и усевшись на жёсткой койке. Трудно сказать, не спалось ли ему потому, что чутьё подсказывало, что Катрина с Муэртесом может нагрянуть в любой момент, или же всё дело в его странных предчувствиях. Только сейчас он вспомнил о предмете, который выкрал Алекс. Тогда, в машине, он помнил, как тот засовывал его в рюкзак, сейчас лежащий рядом с кроватью рыжего. Манн никогда не отличался привычкой брать чужое, особенно у другого охотника, не только потому, что это «плохо», но сейчас любопытство и бессонница пересилили все внутренние кредо Тревора. Медленно выбравшись из кровати, Рикошет тенью прокрался к рюкзаку, подсвечивая себе дорогу телефоном, стараясь не шуметь и не будить Спенглера. Каково же было удивление Манна, когда он увидел всего-навсего книгу, черную и тяжелую, покрытую странным узором из золота, складывающимся в силуэт ворона.       Так же медленно и тихо, как Манн действовал до этого, он добрался до стола, стоящего в некоем подобии кухни, сел за него и начал медленно листать старые страницы. Язык, на котором была написана книга, не был знаком Тревору, наверное, он вообще не был знаком ни одному человеку, но только это не мешало охотнику натыкаться на изображения знакомых символов и на крайне интересные иллюстрации. Одно из них всерьёз заинтересовало Трева, хотя он и не мог найти внятной причины для этого. Изображения показывали человека, чьи руки были скованны над головой, ему наносили удар в грудь, прямо под сердцем, а на следующих гравюрах человек поэтапно обращался, всё меньше в нём оставалось от человека и всё больше — от зверя. И, как бы странно это не звучало, но в этих рисунках Тревор видел что-то знакомое, заинтересовывающее его, только вот объяснить, что именно, по-прежнему было тяжело.       Охотник и не заметил, как просидел за книгой до самого утра и пробуждения Алекса.       — Прости, я не мог уснуть, вот и взял её. — Рикошет поднял виноватый взгляд на рыжего «напарника».       И, пожалуй, выглядел Тревор сейчас несколько странно: обложенный листочками с выписанными из книги символами и строчками, довольно бодрый, несмотря на то, что не спал всю ночь и не пил ни капли той мерзкой дряни, которую здесь выдавали за кофе. Алекс       Ночные кошмары стали для Алекса нормой. Той нормой, с которой он мириться не хотел, но и поделать ничего не мог — это не давало ему спокойно спать, да и сны были настолько яркими, что он не мог их забыть, даже когда просыпался. И наутро Спенглер ненавидел и от всей души проклинал свою впечатлительность, благодаря которой кошмары его и преследовали, не позволяя не то что спать, но и жить спокойно. Иногда, просыпаясь среди ночи, Алекс хватался за клинок или «Беретту», спрятанную под подушкой на всякий случай. Охотничья жизнь и возможные нападения на него, спящего и оттого беззащитного, так повлияли на канадца, и он просто должен был быть готовым ко всему, даже если придётся сражаться спросонья. Может быть, кто-то сочтёт это за паранойю, но что-то подсказывало Спенглеру, что он не один такой «особенный», да и по рассказам многих охотников, которым приходилось на собственной шкуре узнать, что такое ночные вторжения нечисти, они тоже прятали оружие под подушками, опять же, «на всякий пожарный», как сами говорили. В основном так поступали старшие охотники, много повидавшие и уже наученные горьким опытом, но Алекс перенял эту привычку у предусмотрительного Бакстера.       Сегодняшнее утро исключением для Спенглера не стало, он опять проснулся из-за очередного кошмара, благо, не такого страшного и заставляющего трястись поджилки, но довольно волнующего — ему снилось, что он попал в лапы Катрины. О том, что Алекс ворочался и, возможно, даже метался во сне, свидетельствовало сбитое одеяло, сползшее ему в ноги. Про себя выругавшись, парень принял сидячее положение, протёр глаза и перевёл взгляд на уже не спящего (а он вообще засыпал?) Рикошета. И тут же наткнулся на виноватый взгляд, который уж очень не вязался с образом Тревора, сложившегося в рыжеволосой кудрявой голове. Сначала Спенглер не понял, в чём дело, но после слов напарника обратил внимание на разложенные вокруг него листы с непонятными канадцу надписями.       — Интересная книжка, правда? — хмыкнул Алекс, пересаживаясь на кровать Тревора и беря в руки несколько исписанных листов. Кажется, он даже не злился на то, что его вещь взяли без разрешения. Если они работают в команде, придётся друг другу доверять. В конце концов, Манн не украл Книгу, а просто взял посмотреть, и, видимо, очень в ней заинтересовался. — Правда, язык чудной какой-то… Я ни разу не видел подобного. Кто-то из охотников говорил, что Книга Древних написана на латыни, но я ему в лицо плюну, если встречу, и рот зашью, чтобы не плёл чёрт те что.       Сколько Алекс ни вглядывался в неизвестные письмена, сколько ни листал Книгу, всё равно ничего знакомого или похожего на известный ему древний язык или хотя бы латынь, не нашёл. Только картинки, которые, кстати, он тоже видел впервые, да и те были странными и ничего толкового не говорили. Однако даже это Спенглера не очень расстраивало, всего лишь озадачивало и интриговало, ведь заняться поиском нужного им языка, а затем и перевода, было вполне возможно. Алекса радовал тот факт, что они смогли обхитрить Катрину и увести Книгу Древних у неё из-под носа, правда, и проблем стало больше раза в три, но когда он не выходил сухим из воды? Да, слишком оптимистично для охотника, но именно оптимизм, проявляющийся иногда даже в самых сложных ситуациях, и был спасением для Спенглера, не давал ему опустить руки, так что вставал вопрос — недостаток это или всё-таки преимущество?       «—Эх, как же тут не хватает Бака, он бы… Точно!», — Алекс, как ошпаренный, вскочил на ноги, кинул листки на кровать и, по пути натягивая штаны, добрался до своего рюкзака.       — Если и тут нет ответа на мой вопрос, что это за хреновины, начириканные в Книге, то нам придётся потрудиться, — бормотал охотник, доставая из второго отделения толстую тетрадь в кожаном переплёте. Предугадывая вопросы Тревора, Алекс пояснил: — Это дневник Бака. Он записывал просто всё, что ему казалось важным или интересным, даже если это не нужно. Так что тут может быть и что-то о наших «написульках».       Спенглер, забывший не то что о завтраке, которого требовал его желудок, даже о том, что так и не надел футболку, одержимый поиском ответов, листал дневник. Именно рукописи погибшего друга помогли ему в своё время в поисках Катрины и Муэртеса, да и на простых делах часто выручали, и на этот источник знаний Алекс привык полагаться больше, чем на собственный опыт. Он тщательно рассматривал исписанные данными страницы, рассматривал на скорую руку нарисованные иллюстрации c изображениями разных тварей, и вот, после получаса поисков, наткнулся на очень похожие символы из книги, крупно нарисованные красным карандашом, а рядом знак вопроса, что означало неразгаданность. Благо, кое-какие пометки здесь были, и хотя бы что-то прояснилось и пролило капельку света на тьму незнания и непонимания.       — Енохианский. Язык ангелов, — задумчиво нахмурился Алекс, сравнив символы и удостоверившись в их идентичности. — Причём оригинальный. Ну что, кот, дело за малым. Ищем пернатого, сажаем на цепь, содержим на воде и хлебе, заставляем его переводить Книгу. Делов-то, правда? — Спенглер шутливо пихнул товарища плечом с весёлой полуулыбкой.       На самом деле Алекса немного напрягало то, что Книга по сути пока что бесполезна, ведь охотники даже не знают, как её прочитать. Он помнил, как Бакстер пытался найти в интернете и в других источниках перевод с оригинального енохианского на современный язык, затем с енохианского на латынь, чтобы было проще, но все попытки были тщетны, и символы, которые Холл срисовал с вделанной в стену гробницы таблички, так и остались загадкой. А найти ангела и вовсе не представляется возможным, особенно того, который согласился бы помочь. Однако напряжения он ничем не выдавал, внешне оставаясь всё таким же весельчаком и неисправимым оптимистом. Тревор       Ночь выдалась чересчур тёмной и беспокойной: Тревору казалось, что за ними следят с тех самых пор, как они добрались до машины Алекса и поехали по основному шоссе до мотеля. А сейчас, в абсолютной темноте, к которой словно сама Катрина приложила свою дьявольскую руку, и шорохе, Рикошету чудилось, будто этот кто-то, как настоящий траппер, ставит ловушки вокруг их номера, но стоило подойти к окну — и ничего. Трудно сказать, играла ли это ночь с ним такую злую шутку, разгулялась ли его собственная паранойя после не самого лучшего похода по кладбищу или же всё дело в принципе в тяжёлой охоте на Катрину. Впрочем, Манн видел и слышал, что не только для него эта ночь была нервозной, не дающей толком сосредоточиться на деле. Спенглер то и дело ворочался, сбивал простыни в бесформенный ком, кажется, даже что-то шипел во сне, начинал часто дышать или вовсе замирал на несколько секунд. Рыжему слишком сильно досталось сегодня, он имел право на безмятежный, спокойный сон.       Но наступление утра едва не стало для Рикошета, не отрывавшегося от книги всю ночь, настоящей новостью. Если бы Алекс не проснулся, он бы так и продолжал сидеть и подсвечивать страницы фонариком с телефона, не обращая абсолютно никакого внимания на то, что за окном достаточно светло.       — Интересная книжка, правда?       Тревор не придумал ответа лучше, кроме как тихо промычать на слова Спенглера, всё ещё продолжая вглядываться в страницы, рисунок ворона пристально впился в него своим чернильным глазом. И всё же Манн приподнял голову, когда Алекс начал разглагольствовать на тему того, что бы он сделал с тем охотником, наплётшим ему чушь, и пожал плечами, буркнув тихое:       — Справедливо.       За подорвавшимся с места охотником Рикошет также проследил взглядом, даже слегка вытянул голову, чтобы разобрать, что именно пришло в его рыжую, патлатую голову.       — Это дневник Бака. Он записывал просто всё, что ему казалось важным или интересным, даже если это не нужно.       Тревор хмыкнул. Конан и другие умудрённые опытом охотники советовали каждому из «молодняка» вести такие вот книжонки, записывать туда факты, сведения, ничего не упускать из виду, ведь нельзя всё удержать в голове, а к записям всегда можно вернуться, освежить память, со временем посмотреть на что-то непонятное новым взглядом. Но Манн не спешил заводить себе подобный дневник, в отличие от Мэтта, записывающего почти всё... На секунду Рикошета словно парализовало. Он уже несколько месяцев не вспоминал о Сайдале, своём бывшем напарнике, друге и... и, пожалуй, единственной родственной душе среди охотников. Теперь ему даже стало ясно, почему его едва не передёрнуло от того, как Алекс назвал его «котом» — слишком долгое время это было «их» с Сайдалом прозвище, трудно привыкнуть к тому, что его использует кто-то другой. С трудом Рикошет заставил себя послушать Спенглера. Кажется, с каждой минутой у них будет прибавляться проблем.       — Знаешь, я вообще думал, что ангелов — не существует, — скептически отозвался Манн, спрыгивая с кровати, собирая все записки в кучу, какие-то пряча себе в карманы, а какие-то — протягивая в дневник бывшего напарника Алекса. Да, легче было поверить в существование самого ублюдочного монстра, являющегося воплощением чистейшего зла, чем в нечто чистое, живущее на небесах. — Честно, даже не представляю, как ты собрался искать того, кого, возможно, может и не быть.       Нет, Рикошет не был закоренелым пессимистом, но верить в оптимизм Алекса он сейчас не мог.       Шум за окном, ещё ночью привлекающий внимание Манна, раздался вновь, и если несколько часов назад всё можно было списать на обычные ветер, то сейчас Тревора начали терзать сомнения. Алекс       — Вот только недавно я радовался, что ты умеешь шутить, а сейчас ты опять зану… — Алекс осёкся, сдвинув брови и неловко кашлянув. Да, он поправился, но заминка его здорово смутила, причём больше перед самим собой, чем перед Тревором. — Человек, не умеющий воспринимать шутки как шутки, а не буквально. Я тоже не верю в ангелов, но кто сказал, что мне нельзя пытаться оставаться оптимистом?       Спенглер вложил листы в дневник Бакстера, но закрывать не стал и перелистал нужные страницы ещё раз, дабы убедиться, что ничего не упустил и что нужной им информации здесь действительно нет. Разочарованный, канадец убрал дневник в рюкзак. Единственный источник, на который Алекс надеялся, был сейчас бесполезен, к его глубочайшему сожалению. Нет, оставалось ещё одно место, но туда канадец не хотел ни возвращаться, ни приводить кого-либо ещё. Да, Тревор был не похож на того, кто может предать или напакостить позже, но всё-таки именно в это тайное убежище Алекс не собирался пускать посторонних, да и уверен был, что у них в библиотеке нет ничего по оригинальному енохианскому. Спенглер бы это запомнил, особенно после того, как взбешённый Бакстер заставил его, по пьяной лавочке снёсшего стеллажи в их личной библиотеке, перебирать все книги и выставлять в алфавитном порядке. Воспоминание, казалось бы, не самое приятное, но, чёрт подери, рыжий с удовольствием повторил свою выходку и понёс наказание, только бы названный брат был там. Канадец улыбнулся собственным мыслям, и со стороны, наверное, был похож на не совсем нормального человека, но его это заботило в последнюю очередь.       — Не знаю как ты, а я собираюсь немного отдохнуть. Вечером свалим из этой дыры.       Эта фраза звучала весело, но за этой напускной весёлостью скрывалось опасение. Алекс, закинув рюкзак на плечо, вышел из мотеля и ненадолго остановился, тревожно прислушиваясь и осматривая окрестности цепким взглядом. Шум, раздававшийся до этого, был довольно странным, ведь ветра на улице не было, кроны редких высоких деревьев даже не колыхнулись, и эта мелочь не могла не беспокоить, особенно после пережитого приключения, которое только начиналось. Спенглеру везде мерещилась Катрина, он отовсюду ожидал нападения, но двигаться дальше именно вечером решил только потому, что обоим охотникам нужны были силы. Ничего подозрительного больше не заметив, Алекс отправился на поиски ближайшего продовольственного магазинчика, ибо на супермаркеты в таком захолустье рассчитывать даже не приходилось. В номер мотеля он вернулся спустя минут двадцать и положил на кровать Тревору упаковку с салатом, пирожок и банку с газировкой.       — Подкрепись, что ли. Не очень выглядит, конечно, но это самое нормальное из того, что я нашёл. Уж поверь, тем, чем пытаются там торговать, побрезговал бы и бродячий пёс, — а самому сладкоежке Алексу для счастья было достаточно парочки шоколадок да газировки.       Вечер наступил как-то слишком быстро, Спенглер за написанием текстов для песен даже не заметил, как потемнело за окном, а когда обратил внимание, его непривычно сосредоточенное и серьёзное лицо приобрело сначала удивлённый, а затем мрачный вид. Алекс, бросив Рикошету короткое, и этим ему не свойственное «Собирайся», вышел из номера, и холодок приближающейся ночи заставил его поёжиться. Ещё до того, как Спенглер подошёл к машине, он понял, что что-то не так. А затем.… А затем чуть не разразился гневной тирадой, когда увидел спущенные колёса своего автомобиля. Его остановило только то, что его мышцы сковало от ужаса, а из горла не вырвалось ни звука от увиденного вдалеке знакомого силуэта в маске, в свете из окна магазинчика можно было даже разглядеть цвет — золотой. Чёрный Квартал, и он явно очень зол, но уж точно не так, как Катрина, которая явно где-то недалеко, и у Алекса по спине, и без того многострадальной, пробежал холодок. Благо, в машине он не оставил ничего ценного, за что похвалил бы себя, если бы не нужно было действовать очень быстро, не отвлекаясь на такую ерунду. Спенглер сорвался с места и, прошмыгнув между машинами и пригибаясь, чтобы его выделяющуюся рыжую шевелюру не заметили, пулей влетел в номер и закрыл дверь на все замки, хоть и понимал, что это мало поможет, если Катрина с Милом найдут их.       — Это тотальный пиздец, кошатина! — не очень информативно, зато передаёт всю степень серьёзности появившейся внезапно проблемы. — Нас нашли старые знакомые. Катрина, паскуда, она мне и за колёса машины ответит! Но не сегодня, — добавил Алекс, сгребая все вещи в рюкзак и открывая окно. — Валим отсюда.       Спенглер залез на подоконник, сразу же выпрыгнул наружу и, приземлившись так, словно для него это было привычным делом, осторожно выглянул из-за угла, и у него кровь застыла в жилах, когда он увидел направляющуюся к мотелю Катрину в сопровождении Мила и двух оставшихся в живых Учеников, благо, никто его не увидел. Алекс дождался Тревора, а потом, указав на лес и махнув рукой, призывая следовать за собой, что есть мочи рванул бежать. Сейчас у него не было времени на то, чтобы доставать защитные ведьмовские мешочки, которые однажды выменял у Уайатта на клыки вервольфа. Когда Катрина наступает на пятки, нельзя терять ни секунды, лишь бежать, бежать так, словно от этого зависит твоя жизнь, впрочем, так оно и было. Спенглер не сомневался в том, что они выберутся из леса, поэтому даже мысли о том, что они заблудятся и пропадут, не было. Во всяком случае, канадец не сомневался, что не он один из их маленькой команды научен правилам выживания в лесу. Алекс краем глаза изредка поглядывал на бегущего рядом Тревора, дабы убедиться, что напарник не отстал. Сейчас им ни в коем случае нельзя разделяться. Спенглер не знал, сколько они бежали, но когда остановился и упёрся ладонями в колени, восстанавливая дыхание, обнаружил, что даже луна была закрыта тучами, и такая темнота охотника не радовала — кто знает, что может в ней скрываться. Каждый новый выдох сопровождался вырывающимися изо рта клубами пара. Разгорячённые руки обожгло холодом, и Алекс чертыхнулся — не очень-то хотелось ночевать в холодном лесу, но всё же лучше, чем быть схваченным в плен, да и выбирать не приходилось, костёр тоже не разожжёшь в целях безопасности. Канадец даже представления не имел, как им возвращаться обратно, ведь он настолько запутал след и так далеко ушёл с тропы, что и опытному охотнику пришлось бы потрудиться, чтобы найти этого лиса.       — Вот ведь дерьмо-то, а, — бурчал канадец, копаясь в рюкзаке и подсвечивая себе телефоном, а затем достал два небольших мешочка, источающих приятный свежий запах. На обоих было изображение, похожее на перечёркнутый глаз, и рисунок этот был похож на детскую «каляку». — Tu surdus et caecus, sum tutus ab in conspectu tuo*, — после этих слов изображения вспыхнули ярким серебристым свечением, а затем потухли. Алекс бесцеремонно сунул один из мешочков в карман куртки Тревора. — Благодаря этому Катрина нас не найдёт. Так что у нас есть время.       Алекс скинул рюкзак под дерево и уселся, опираясь на него спиной и глядя вперёд, на небольшую речушку, перебраться через которую можно было только по каменной гряде. Именно туда Спенглер собирался податься изначально, но передумал, понимая, что в скалах у них будет меньше путей к отступлению, нежели в лесу. Канадец испустил тяжёлый вздох. Ему очень хотелось поговорить и разрядить обстановку, всё-таки в такой холод заснуть было весьма проблематично, а скоротать время нужно. Да и сон сейчас был их главным врагом.       — Трев, — Алекс, спрятав руки в рукава и сжавшись в комок, чем был похож на нахохлившегося воробья в капюшоне, перевёл взгляд на товарища. — Расскажи мне что-нибудь. Нет, я бы мог спеть, но если я пою, то делаю это от души, так что Катрина нас с лёгкостью найдёт по моим завываниям. А ты вроде как адекватный, не то что я.       Самоирония Алексу была тоже присуща, и порой над собой он шутил чаще, чем над кем-то, что не могло не заставить улыбнуться тех, кому в такие моменты доводилось работать с ним в одной команде.