Слёзы и чувства

Я проснулась уже днём, не понимая, где я и что тут делаю. Я лежала на полу в гостиной, на жёстком матраце, под тонким одеялом, видя лишь длинные волосы и личико Джима. Он сопел рядом со мной, уткнувшись носом в подушку. Радостно было видеть его умиротворённым и спокойным, когда порой видишь, как он сходит с ума, думая, что брат умрёт. Я повернулась в другую сторону и посмотрела на бедного Джека. Вся грудная клетка перемотана бинтами, хорошо хоть, что их Кукловод предоставляет. Долго ли мы сможем так удержать его жизнь без операции? Я выползла из-под одеяла и посмотрела на Джима, не разбудила ли. Нет, всё также сопит. Это хорошо, пусть отдыхает, пока может. На коленочках, тихо шваркая по ковру, я подползла к дивану и села у головы Джека, сверху вниз глядя на его бесчувственное лицо. Ничего не шевелилось, лишь свет от пламени в камине придавал некую жизнь его лицу. — Бедный, бедный Джек, — шепнула я и поцеловала парня в холодный лоб. Брови его чуть нахмурились, и я поняла, что он почувствовал моё прикосновение. Это очень хорошо. Я положила ладошку ему на щёку и провела большим пальцем по белым сухим губам. Джек улыбнулся. — У тебя есть чувства к нему? — вдруг тихо спросил призрак прямо над моим ухом. Я почувствовала холодок кожей, и волосики на руках встали дыбом. Леонард… это он. Он нежно улыбнулся мне, хотя мы с ним почти не знакомы. — Нет, — хмыкнула я и снова посмотрела на Джека. Ещё так молод. Как же жаль его, зачем же он пытался взорвать эту чёртову дверь, она же бронирована. Как и стёкла в окнах, как всё! Я бы не нашла смысла в том, чтобы взрывать что-нибудь. — Но у тебя есть чувства, — снова шепнул Леонард, медленно, как будто знал, что лучше бы меня успокоить. — В сердце есть. Я ощущаю это. Но не к этому мальчику, и даже не к его брату. Ты внутренне ненавидишь того, к кому испытываешь привязанность и нежность. И все в этом доме пытаются ненавидеть его. Но он не виноват. А ты чувствуешь, что теряешь его… Он говорил это так тихо, почти неслышно, но я слышала всё. Думаю, Джим не услышал бы, если бы не спал. — Это не важно, — сказала я уверенно. — Прости, но это не твоё дело. И… никто не должен знать. Не говори об этом, хорошо? — попросила я. — Хм. — Он улыбнулся. — У меня тоже была тайная любовь. — Это не любовь. Он меня не любит. А я уже пережила боль. Слишком быстро, не думаешь? Ради тех чувств, что я испытываю, я бы не стала жертвовать собой, идти на подвиги. Я его не люблю, и мои чувства уходят. Уходят оттого, что я осознала, что он никогда не будет таким, каким я хотела бы, чтобы он был. Он никогда не станет таким, каким приятно его видеть, никогда не станет обычным человеком. — Вы люди такие непонятные. Чувства у вас странные, — с сомнением сказал Лео. Ха, Лео. Называть так призрака – странно, не правда ли? — Да, — шепнула я, улыбнувшись. — А ты не знаешь, как я попала в гостиную? — Хм. — Лео купился на мою смену темы. — Ты пришла сюда часов в девять утра, держа таблетку в руках. Ты была сонная, попросила стакан. Джим дал тебе стакан с водой, ты запила таблетку, села в кресло и уснула. Доктор перенёс тебя на матрац и уснул сам. — Фух. — Лёгкость пришла оттого, что я не забыла и выпила свою таблетку. Не нарушила приёмы. А говорила же я Кукловоду, что мне рано пить в девять часов. Я сплю ещё. Джек нахмурился, и я убрала руку с его лица. Видимо, ему жарко, ведь мои руки так нагрелись и вспотели от разговора с Леонардом. Я погладила паренька по голове, проникая пальцами в его волосы, поцеловала Джека в губы, как бабушка целовала меня на ночь. Как же было его жаль. Мои глаза опустились на его грудь, и меня затошнило. Я отвернулась… — Я пойду, Лео, — сказала я, закрывая лицо рукой и вставая с колен. — Не буди Джима, пусть поспит немного, отдохнёт. — Хорошо, — сказал милый Леонард. Он даже не обратил внимания на то, что я сократила его имя. Я вышла из гостиной, чудно, что я была босиком и в шортах, в которых я сплю. Не могла хотя бы тапочки какие-нибудь надеть? Дура-то… Я вошла к себе в комнату, там всё было по-старому, но на сундуке лежала записка, точнее клочок бумаги, помятый и жёлтый, вырванный из какой-то книги. «Слушай сюда! Если ты так хочешь спасти жизнь своего Джека, тебе придётся проходить испытания, чтобы найти всё, что нужно для операции. Начнём с библиотеки. P.S. Приду ночью». Странная записка. Странно оформлена, не как обычно. Не написал «С любовью, Кукловод» или «Твой Кукловод». Так грубо написал. Он был зол. Прекрасно. Начинается. Он стал таким, какой я была год назад – капризным, настроение менялось быстро. Мы что, поменялись местами? Я облизала губы и посмотрела на камеру. Не знаю, смотрел ли он на меня сейчас, но подошла ближе к той стене, на которой камера висела. Я обняла себя руками и нахмурилась. Я смотрела на неё, а она была направлена на меня. — Разве нельзя было дать помощь мне прямо в руки? — спокойно спросила я. — Ты не заслужила это! — рявкнул Кукловод. — Почему? — строго спросила я. — Я разве что-то сделала не так? Разве я не выполняла твои приказы? Разве я не доставляю тебе удовольствие? Или, может, я чем-то другим вызвала твой гнев? Тем, что Дженни никогда не любила тебя? Так я не виновата в этом, всё это она! Я опустила руки и голову. — Не срывайся на мне, — шепнула я. — Я в этом не виновата. — Я не об этом. Ты просто не добиваешься свободы, — грустно и устало сказал Кукловод. Но какая-то ярость была в его голосе. — Я не хочу проходить испытания, я хочу быть, как Дженни, помогать в этом доме всем. Мне некуда спешить и торопиться, меня на свободе никто не ждёт. Я не хочу быть Пером… Молчание. Моё признание выбило его из колеи. Но да, я действительно больше не хочу быть Пером…