катастрофическое

«блять» — единственное, что было в моей голове. и вот это вот «больно» служило дополнением. а вот это вот «как же мне хочется тебя обнять» разрывало меня на части. мы находились в небольшой аудитории, где мёртвая тишина и всхлипы были единственным, что нас окружало. прочитанный последний абзац произведения сломал мой позвоночник и вообще-то ещё сотни других людей, но среди всех была она. девочка, прикоснувшаяся своими пальцами к задней части моей шеи в тот момент, когда услышала, что я тоже сломалась. что те жалкие щепки, оставшиеся от столь крепкого и, казалось, неразрушимого позвоночника, осыпались на пол. что эти чёртовы всхлипы, которые не было сил сдерживать, вырвались на свободу. каким-то образом абзац на полстраницы сделал что-то сюрреалистичное. все замолчали в тот момент, когда преподаватель закончила читать. была ли в этом абзаце трагедия, достойная слёз? было ли там что-то невозможное, но столь ощутимое и реальное, что оно без зазрения совести высвободилось из клетки? было ли там что-то, кроме сильнейшей боли? у меня нет ответов на эти вопросы. так же, как и нет хотя бы домысла, почему она плакала. почему утыкалась головой мне в лопатки и что-то бессвязно шептала-молила, пока я боролась со своими чувствами и тем желанием, чтобы встать, несмотря на людей вокруг, и прижать её к себе так сильно, насколько позволили бы сломанные кости. нет хотя бы какого-нибудь маленького предположения, что произошло у неё однажды, что она сломалась в тот момент, когда не сломались многие. важно ли, почему плакала я? важно, что я почувствовала? ответ очевиден. в тот момент меня волновали только её чувства. только её непостижимая для меня боль. только её волосы и грустные глаза. лишь она. такая настоящая и солнечная. кем-то однажды разрушенная, однако здравомыслящая и сильная. почти незнакомая, но до жути важная.