По краю

Дома пришлось выдержать серьезный разговор с родителями. У них были причины сердиться. Мало того, что Тецуя забыл телефон, так еще и пришел едва ли не ночью. Они волновались. Тецуя думал, что было бы с ними, не приди Мидорима ему на помощь. Ночной звонок из полиции, опознание его изуродованного тела в морге, долгое расследование, которое ни к чему бы не привело. Как долго еще он сможет держаться на границе двух миров? Рано или поздно ему придется сделать выбор, с кем он останется, как бы ни было тяжело отказываться от тех, кого любишь. Тецуя извинился, потом еще раз и еще, пообещал, что будет внимательнее, будет предупреждать заранее. Он говорил, выдавая приготовленные фразы — было время настроиться, пока он возвращался из Иокогамы. В душе зрела радость, что он подумал обо всем заранее: едва Тецуя переступил порог родного дома, из головы выветрились все мысли, кроме одной. Тецую ждал севший телефон, а на нем сообщения от Огивары. Наконец его отпустили. Мама ушла разогревать остывший ужин, а Тецуя бросился в свою комнату. Ниго, свернувшийся у окна, поднял голову, зевнул, обнажив огромные клыки, и Тецую передернуло от воспоминаний о клыках Черной Спирали. Пес выглядел уставшим, но почти здоровым. Его химерическое тело поглотило большинство ран, полученных от оборотня. — Спасибо, — сказал ему Тецуя, крепко обняв за шею. Густой мех защекотал ноздри. Ниго опять громко зевнул у него над плечом. Он жил для того, чтобы защищать хозяина, и не понимал, что же сделал такого особенного. Телефон нашелся на столе под кучей учебников. Тецуя поставил его на зарядку и полез во входящие сообщения. Их было шестнадцать: три смс от Огивары с просьбой срочно перезвонить, три от него же о непринятых звонках, один звонок от Мидоримы, один от Касамацу, все остальное — от родителей. Тецуя подкатил стул к столу, сел и взял телефон обеими руками. Они с Огиварой не разговаривали почти два года, и оба, должно быть, сильно изменились за это время. Тецуя нажал на кнопку вызова. Гудки шли долго; он думал, что Огивара уже не возьмет трубку. — Привет, — раздался знакомый голос. Сердце забилось где-то в горле; Тецуя набрал в грудь воздуха. — Привет, — сказал он и замолчал. Перед глазами была пробковая доска с записками, напоминаниями и расписанием уроков и тренировок. Тецуя скользил взглядом по строчкам, словно там можно было отыскать подсказку, что говорить дальше. Огивара терпеливо ждал. Наконец Тецуя произнес: — Ты спас меня. — Нет. — Короткое слово прозвучало как удар хлыста. — Не спас. — Но Мидорима… — попробовал возразить Тецуя. Он чувствовал, как его начинает трясти, кончики пальцев похолодели. Что за видение было у Огивары? — Тецуя! — воскликнул Огивара. Он никогда не умел сдерживать эмоции, какими бы они ни были. Хотя бы в этом он остался прежним. — Ты ввязался в такие события, в которых Черная Спираль — досадная помеха, ничего не значащий эпизод. Зачем ты это сделал? Я же учил тебя действовать со стороны. — Что ты видел? — перебил его Тецуя. Огивара молчал; он не понимал, не мог понять, что заставило Тецую вмешаться. Отчаяние и бессилие когда-то толкнули Огивару на Неблагую сторону, фатализм и отказ от борьбы стали его принципами. Не стоило даже терять время, пытаясь объяснить что-то тому, кто смотрит на мир по-другому. — Что ты видел?! — закричал Тецуя. — Твое будущее, идиот, — рявкнул Огивара. — Что меня ждет? — вырвалось у Тецуи. Он не должен был этого спрашивать, но он тоже боялся. Боялся смерти, своей и друзей, Теневого Двора и его агентов, боялся неудачи и собственных видений. Ему было страшно, что и он не выдержит и отвернется от долга, чтобы спасти разум и душу. — Ты откажешься от того, что делаешь, если я расскажу? Это были условия его сделки, которые Тецуя не мог принять. — Нет, — ответил он. Огивара не стал убеждать его: им обоим было понятно, что Тецуя зашел слишком далеко, чтобы сворачивать. — Тогда тебе лучше не знать, — произнес Огивара после короткого молчания. — Меня ждет провал? — Тецуя все-таки попробовал еще раз. — Расплата, — ответил Огивара. — Ты больше ничего не скажешь мне? — тихо спросил Тецуя. — Нет, ты все равно ничего не изменишь. Тецуя не верил словам Огивары. Именно поэтому он не мог обратиться к нему за помощью: в своих видениях тот не находил путей для победы. — До свидания, — сказал Тецуя. — Прощай, — отозвался Огивара. — Ты проложил для себя путь. Осталось пройти его до конца. Тецуя какое-то время сидел, накрыв телефон ладонями. Тихо жужжала настольная лампа, бросала желтый круг на тетради и книги. Беспокойно шевелился Ниго. За дверью послышались шаги, потом короткий стук в дверь. — Тецуя, иди ужинать, — позвала мама. — Спасибо, сейчас приду. — Голос звучал незнакомо, слишком спокойно для того, что Тецуя чувствовал. Он принес поднос с ужином в комнату. Никто не возражал. Отец все еще злился на него, бабушка легла спать, а матери было все равно, где он ест, лишь бы доел все. — Иди сюда. — Тецуя позвал Ниго и сунул ему чашку с рисом и креветками, а сам вернулся за стол. Сегодня произошло много событий, и они должны были лечь новыми деталями в картину происходящего. Тецуя чувствовал, что близок к разгадке. Он не сомневался в том, что кто-то манипулировал и Широгане, и Кисе. Широгане убедили в том, что ему нужно собрать как можно больше Глэмора за счет Рапсодий, но жертвы выбирались так, чтобы Кисе мог о них узнать. Возможно, не все жертвы попались ему на глаза, но это уже не имело значения. Кто-то хорошо представлял слабости обоих: стремление защитить свои владения у Широгане и стремление защитить людей у Кисе. Их сталкивали между собой. Но с какой целью? В памяти всплыли окровавленные знамена Дома Гвидион на берегу и мертвый Широгане. Зачем, зачем кукловоду нужна была кровь на мече Кисе? Чтобы подстроить такое, требовалось немало усилий. Даже сейчас, узнав про преступления Широгане, Кисе оставил оружие, прежде чем говорить со своим графом. Он скорее обратится к герцогу или графу другого Дома, чем пойдет на убийство. Тецуя поднялся, походил по комнате. В коридоре свет был погашен: должно быть, родители легли спать. Он собрал грязную посуду и отнес на кухню. В окно светил уличный фонарь, светлая дорожка падала от самого подоконника до двери. Тецуя хотел помыть за собой тарелку, но тут его осенило: он же совершенно забыл спросить Касамацу, откуда они узнали про Широгане. Самому Тецуе пришлось иметь дело с Ханамией, а к кому мог обратиться Кисе? Может, это был и был агент Теневого Двора? Он вернулся в комнату и набрал Касамацу. Тот не отвечал, и Тецуя забеспокоился: он не хотел, чтобы зачарованный им смертный пострадал. По плану он не должен был ввязываться в дела Кисе так сильно. Если бы Тецуя знал об их чувствах, он нашел бы другой способ поддержать Кисе. Смертные возлюбленные — слабое место Ши. Хорошо, что про их отношения знали только в таборе Такеучи, да и то единицы. Если утром Касамацу не возьмет трубку, Тецуя пойдет проверять, все ли в порядке. Он скользнул взглядом по корешкам книг на полке, почесал Ниго между ушами. Разум был чист, и на этой чистой доске сама собой возникла разгадка, до смешного простая. Кукловоду нужна была именно смерть Широгане, а не позор и заключение, которые все равно бы нанесли непоправимый ущерб репутации Дома в Японии, по единственной причине: Широгане знал, кто им манипулирует. Даже если он не понимал, что его толкают к краю пропасти, он все равно знал, кто искал ему жертв и кто уговаривал защитить владения таким страшным способом. Если клинок, убивший Широгане, будет держать кто-то из Лиам, то суд над ним постараются провести как можно тише и быстрее, без лишнего внимания. Гвидион постараются замолчать свой позор, а за Ши из Дома Лиам некому вступиться и заставить провести настоящее расследование. На молодых Гвидион, если кто-то из них останется на стороне Кисе, у стариков всегда найдется управа. Хорошая, проверенная временем комбинация. Лиам не раз выступали козлами отпущения в чужих преступлениях. Тецуя откинулся на спинку кресла, закинул руки за голову. Пока он был доволен ходом своих мыслей. Предатель находился в числе приближенных к Широгане, его способы ясны, но какова настоящая цель? Нет, убийство Широгане — это тоже способ, одна из частей замысла. Зачем нужно ослаблять Дом Гвидион? Неужели и правда готовится нападение на Герцогство Пылающих Кленов? Пришло время вложить в мозаику новые кусочки. Умирающий Фианна говорил, что трод в Конкордию кто-то закрыл. Наверняка Черная Спираль убил его из-за этой информации, если допустить мысль, что они не просто случайно встретились. Тецуя схватил карандаш, засунутый в учебник вместо закладки, нервно покрутил его в пальцах, неосознанно пытаясь вызвать видение. Где-то на краю сознания ворочалась мысль, которую он никак не мог ухватить. Он достал чистый лист бумаги, чтобы записать все идеи. Что-то объединяло троды фей и оборотней из клана Танцоров Черной Спирали. Дом Балор. Хрустнул сломанный карандаш. От лица Тецуи отхлынула кровь, руки задрожали. Он невидящим взглядом уставился в стену. Конечно же, Дом Балор. Они охраняли троды и были в союзе с Черными Спиралями, двенадцать оборотней этого клала охраняли лорда Дома в его подводной крепости. И они же имели самые тесные связи с Теневым Двором. Тецую трясло от злости. Рядом находился кто-то из этих больных ублюдков, а он даже не понял! Для Ши этого Дома невозможно скрыть свое происхождение. У каждого из них есть увечье или болезнь — наследие их предков-фоморов — которые не спрячешь чарами и не исправишь механикой или медициной. Ши Дома Балор всегда на виду. Как же он просмотрел его? — О нет, — в ужасе прошептал Тецуя. Как он позволил привязанностям настолько ослепить себя? Дом Балор всегда на виду. Они на удивление честны для Неблагих фей. Не их вина, что никто не принимает их всерьез, когда они заявляют о себе или своих планах. Акаши не мог скрыть свое увечье. Тецуя просто не понял, что изменения в поведении — не смена сторон, а душевный недуг. Акаши вел себя с другими, и феями, и людьми, как полноправный правитель. Тецуя не захотел поверить, что это не игра, не юношеская блажь. Нет Дома, чье происхождение можно назвать более благородным, чем Балор. Они вели родословную сразу от двух королевских линий. Гвидион — потомки бандита — плебеи по сравнению с ними. Акаши, неназванный наследник, как никто другой был близок к Широгане. Тецуя сам не допускал мысль, что кто-то из его друзей может на самом деле оказаться врагом. Тецуя снова взял телефон. Винить себя он будет позже, сейчас он должен был остановить Акаши, раз уж позволил тому зайти так далеко. Он задумался, кому может раскрыть эту тайну. Не слишком ли долго злоупотреблял он доверием Кагами и Аомине, не открывая сути происходящего? Как он вообще может доказать свои слова? Взгляд упал на левую руку. Ожог от холодного железа еще не прошел, хотя и не причинял неудобства. Ханамия оказался гораздо умнее его: он ничего не принимал на веру и не обманывался внешним обликом и поведением. Холодное железо не ранит детей фоморов. Тецуе не составит труда доказать, что Акаши не тот, за кого себя выдает. Телефон Кагами был недоступен, как и телефон Аомине. Тецуя набрал Момои, но та тоже была вне зоны действия сети, как Мидорима. Кисе не брал трубку. От предчувствия скорой беды сжалось сердце: они все были в Грезе. Часы показывали начало пятого, скоро пойдут электрички. Нужно было спешить. — Ниго, — коротко сказал Тецуя. Пес понял все без объяснений, поднялся и оскалил зубы, готовый рвать на части любого, на кого укажет хозяин. Тецуя успел к первой электричке. На перроне стояли несколько человек. Они кутались в шерстяные шарфы и грели руки о стаканчики с кофе. На школьника с собакой никто не обратил внимания. Тецуя занял место у входа, спиной к вагону. Состав тронулся. Мелькнули за окном огни Токио. Тецуя увидел ярко освещенный Рыцарский зал. Огонь в камине жарко полыхал, бросал алые отсветы на гранитные плиты. В зале собрались почти все рыцари и кое-какая прислуга. Одни тревожно переговаривались, другие — молчали и растеряно оглядывались по сторонами, словно пытаясь понять, что они тут делают в такое время. Трон у стены с гербом пустовал. На ступенях сидела уродливая тварь с серым телом и острыми ушами. Она подперла морду кулаком и дремала. Аомине, облаченный в полный доспех, ходил мимо нее, хмурился и держался за рукоять меча. Чуть поодаль стоял мрачный Кагами, не сводивший с Аомине глаз. Он тоже был готов к бою. В зал вошел Мидорима. Осмотрел зал, поправил очки и нетвердой походкой направился к Акаши у окна. Светильники, развешанные по стенам, мерцали то ярче, то слабее. Вагон дрогнул, двери с шипением открылись, впуская новых людей на одной из станций в пределах города. Тецуя захлопал глазами, не сразу поняв, где он находится — слишком неожиданным стало видение. Отвернувшись, Тецуя начертил на стекле квадрат — теперь никто не захочет присесть рядом с ним. Видение показало то, что Тецуя и без того знал. Все собираются во Владении. Тецуя взглянул на часы — ехать оставалось еще двадцать минут. Нужно было использовать это время, чтобы отдохнуть хоть немного, иначе он мог просто свалиться, не добравшись до замка. Стоило подремать, очистить изможденный разум, но волнение и нервное напряжение не давали этого сделать. Тецуя то открывал, то закрывал глаза и больше не понимал, где находится. Двери зала распахнулись, на пороге появился Кисе, и вместе с ним в замок ворвались стылый ветер и запах дождя. Огни светильников дрогнули, отразились в его широко открытых стеклянных глазах, заметалось пламя в камине. Алые отсветы, словно брызги крови, легли на каменный пол. Рыцари, как один, повернулись к Кисе. Широгане, уже сидевший на троне, поднялся. Тварь рядом с ним пошевелилась, схватила за руку длинными пальцами с раздутыми суставами. — Я запретил тебе появляться в своих землях. — Голос Широгане разнесся под сводами. Кисе шагнул вперед. Доспех прикрывало небесно-голубое сюрко с серебряной вышивкой — цвета Дома Лиам. — Твое слово ничего не стоит, Козо Широгане, — сказал Кисе. — Ты дал мне слово, что не тронешь моего смертного, пока я молчу о твоих Рапсодиях. По залу пронесся вздох изумления. Он был похож на ропот прибоя на пляже у замковой скалы. Зашуршали богатые ткани одежд, зазвенело железо доспехов и оружия. — Ты нарушил его, — тихий голос Кисе показался громче крика. На бледном лице Широгане отразилось изумление, он вскинул руку, призывая к молчанию. — Рёта, пожалуйста, поверь мне, я не трогал твоего смертного и не давал такого приказа, — сказал он. — Я тебе не верю, — слова Кисе звучали как приговор. В его руке был короткий клинок грубой работы: толстый, со слишком сильным скосом. Он тускло и опасно мерцал в волшебном свете зала фей. Холодное железо затаилось, ожидая, когда его пустят в ход и напоят досыта чужой жизнью. Первым опомнился Кагами. — Это правда? — спросил он, делая шаг к Кисе. Аомине, напротив, обернулся к Широгане: — Зачем ты это сделал?! Ни один из них им не ответил. За спиной Кисе рыцари Широгане, трое мужчин и две женщины, выстроились полукругом, обнажив оружие. Клинки их мечей были направлены в пол, на лицах застыла растерянность. Они ждали приказа своего лорда. Кагами переводил глаза с одного соратника на другого, но никто не встретился с ним взглядом. Аомине не смотрел на рыцарей. Он все еще надеялся на ответ Широгане. Толпа простолюдинов расступилась, пропуская Мидориму. Из рыцарей Гвидион до того в стороне оставались только он и Акаши. Мидорима тяжелым шагом направился к Кисе, его никто не останавливал. Лицо его, словно высеченное из камня, оставалось бесстрастно, черты обозначились резче. Темный взгляд был устремлен в пространство. Кисе обернулся. — Ты мне никогда не нравился, Рёта. — Слова Мидоримы падали веско и глухо. Он взялся за свою секиру обеими руками. Губы Кисе дрогнули, но он промолчал. Бросил быстрый взгляд на Кагами с Аомине, потом на Мидориму. Тот повернулся к нему спиной и указал на удивленных рыцарей: — Но сейчас иди. Можешь не оглядываться. Я отказываюсь от клятв графу Широгане. — Рёта, стой! — Аомине выставил правую руку вперед, показывая, что у него нет оружия. — Пропусти меня, пожалуйста, — попросил Кисе. Впервые за время, пока он находился в Рыцарском зале, на его лице отразились прежние живые эмоции: печаль, мольба и вместе с тем решимость. Аомине покачал головой. — Я не могу. Остановись. Если он виновен, его надо судить. Его накажут и без тебя. Запрокинув голову, Кисе рассмеялся весело и страшно. Убрал нож из холодного железа. Глубокая складка между бровей Аомине разгладилась, он выдохнул и сделал шаг назад. Кагами, напротив, не сдвинулся с места. Вместо того, чтобы отступить, он сильнее стиснул пальцы на рукояти меча, и в этот момент Кисе вдруг замолчал, словно кто-то оборвал пленку с записью. — Да ладно, расскажи кому-нибудь другому о том, как судит ваш Дом. Пропустите. — Кисе больше не просил. Кагами бросил на Широгане взгляд, полный ненависти, и встал плечом к плечу с Аомине. Кисе улыбнулся печально и мягко, снял с пояса серебряную маску и закрыл лицо. Три меча вылетели из ножен одновременно. — Молодой человек, молодой человек, вам плохо? — Кто-то тряс Тецую за плечо. Он поднял голову. Оказывается, он сидел, согнувшись и спрятав лицо в ладонях. Над ним стоял пожилой мужчина в очках с тонкой оправой. От мутных старческих глаз во все стороны разбегались глубокие морщинки, которые бывают только у очень веселых людей. — Нет, простите, — пробормотал Тецуя. Его ладони были мокрыми от слез. Мужчина какое-то время постоял рядом, но убедившись, что Тецуя не будет просить помощи, ушел в другой конец вагона. — Они же убьют друг друга, — прошептал он и обнял Ниго за шею. Мысль о том, что он вынудил Аомине пообещать не причинять Кисе вреда, приводила в отчаяние. — Он дал слово. Он же будет только защищаться. Электронный голос объявил следующую остановку, это была станция Тецуи. Он поднялся и пошел к двери. За стеклом была кромешная темнота. Едва створки разъехались, Тецуя выскочил на перрон и побежал в сторону фригольда. Ниго белой тенью несся рядом. Сталь звенела о сталь, крики разносились под сводами зала. Дом Гвидион раскололся, и друзья убивали друзей. Мертвые и раненые падали на пол, мешая живым. Мидорима сдержал обещание: никто не мог пройти мимо него, чтобы ударить Кисе в спину. Тот сражался один против двоих. Доспехи, сделанные мастерами-нокерами, еще держали удары. Кисе нырнул под руку Кагами, открывшись на мгновение — но этого мгновения могло бы хватить. — Дайки! — заорал Кагами, но Аомине так и не обрушил меч на голову Кисе. Он пошатнулся, когда Кисе выпрямился; его глаза остекленели, меч со звоном выпал из ослабевших рук. Он прижал ладонь к шее: сквозь пальцы струей ударила кровь. Аомине медленно опустился на колени и завалился набок. — Дайки! — снова закричал Кагами. — Дайки! — закричал Тецуя и открыл глаза. Он стоял на коленях в холодной грязной жиже, в которую превратилась дорога. На темном небе рисовалась еще одна тень, темнее и глубже. Замок. Тецуя бежал; задыхался, падал и снова вставал и бежал. Замок приближался слишком медленно. — Ниго, иди, — велел Тецуя псу, и тот одним крупным прыжком оказался далеко впереди. Лестничные пролеты показались Тецуе бесконечными. Он ворвался в рыцарский зал в тот момент, когда Кисе нырнул под руку Кагами. — Дайки! — два крика слились в один, когда Аомине упал на каменный пол. Тецуя остановился посреди бойни. Никто не обратил на него внимания, кроме пары фей. Акаши стоял у окна, там же, где и был в начале видений Тецуи. Он наблюдал за происходящим с едва заметной улыбкой, которая стала шире, когда он встретился с Тецуей взглядом. Акаши кивнул ему, словно предлагал оценить финал разыгранной им драмы. Тецуя закричал, обхватив голову руками. Он проиграл. В этот момент Греза пришла в движение, коснулась сердца Тецуи, замелькали перед глазами образы, звуки, запахи: шелест прибоя, соленый ветер, задувающий в распахнутые окна замка, густая трава на склонах холмов волновалась под ветром. Широнане был мертв. Греза отдала Тецуе власть над фригольдом. С лица Акаши сползла улыбка, будто кто-то плеснул водой на картину из акварели. Теперь улыбался Тецуя. Криво, болезненно, но губы сами собой раздвинулись в стороны. Игра еще не закончилась. Широгане подарил Тецуе еще несколько минут.