По краю

Юкио ждал всю ночь — сидел за столом, сжимая кулаки, и смотрел в пол. Голова была тяжелой, глаза слипались, но он не позволял себе заснуть. В окна заглянул рассвет — Кисе так и не вернулся. Юкио выбрался на кухню, поискал капсулы для кофе, но нашел только пустую коробку. Кавахара ел свою быстрорастворимую лапшу, запивая фруктовым соком, и сочувственно следил за поисками. — На занятия сегодня пойдешь? — спросил он. Юкио налил себе воды из-под крана и ушел, не отвечая. Какое ему было дело до занятий, если Кисе не вернулся? Сегодня сообщений отправлять не пришлось. И хозяйка, и капитан написали ему сами. Хозяйка — что переведет зарплату Юкио на его банковскую карточку и что он может больше не приходить, а капитан — что в стартовом составе его заменит Абэ. Около десяти утра пришла смс от Кисе: «Я в школе». Юкио долго смотрел на нее, пытаясь увидеть за символами, что случилось, как тот себя чувствует, и все ли у него в порядке. Он пытался дозвониться, но Кисе не отвечал. Хотел поговорить с Куроко, но тот был недоступен. К Такеучи он даже не подумал обращаться, помня запрет. Юкио продолжал сидеть за столом и смотреть в пол. Утешал себя мыслью, что если Кисе в школе, то ничего страшного не произошло. Он вспоминал, как ругал его за опоздания на тренировки, за сон на парте или в раздевалке. Кисе не возмущался, смеялся или отводил глаза. Должно быть, это тяжело — жить две жизни одновременно. Кавахара ушел в институт; вернулся днем, оставил вещи и ушел на работу. У Юкио работы больше не было, можно было никуда не идти. В половине девятого Кавахара вернулся совсем. Кисе не приходил и не звонил. К Кавахаре заглянули приятели, заказали пиццу. Позвали и Юкио — он отказался. Кавахара не настаивал. Они что-то обсуждали и громко смеялись. Около половины одиннадцатого они разошлись, а еще через несколько минут раздался звонок в дверь. Забыли что-то, наверное, рассеянно подумал Юкио, и тут же неведомое шестое чувство подбросило его и толкнуло в прихожую. Он выскочил, опередив Кавахару, и распахнул дверь. На пороге стоял Кисе. Юкио знал этот взгляд, видел его на баскетбольной площадке, когда Кисе случалось проигрывать в важных матчах — когда больше не было сил, чтобы держаться самому. — Привет, семпай, — сказал он, и его голос был болезненно надломлен. Он сделал шаг вперед, его повело — и Юкио больше не думал, просто действовал. Делал то, что делал всегда: бросился к нему и подхватил. Обнял за плечи, притянул к себе, и Кисе судорожно всхлипнул, обнимая Юкио в ответ. — Я устал, — признал он едва слышным шепотом. Кисе никогда раньше не жаловался, и Юкио впервые не знал, как ему помочь. Он молча гладил Кисе по спине, разбирал спутавшиеся волосы. Позади изумленно крякнул Кавахара, и это напомнило Юкио о том, что нельзя торчать в коридоре вечно. Он потянул Кисе на себя, втащил в комнату и захлопнул дверь. Кисе опустился на край кровати, медленно, словно во сне, снял куртку и размотал шарф, кое-как затянутый на горле. Юкио забрал у него одежду и снова выскочил в коридор. Там Кавахара завязывал ботинки. — Я, пожалуй, у Юми сегодня заночую, — сказал он. Юкио понятия не имел, что именно Кавахара подумал, увидев недавнюю сцену, но вполне могло статься, он был недалек от истины. — Ты звони, Касамацу-кун, если что. — Спасибо, — ответил Юкио и побежал обратно к Кисе. Тот все так же сидел на кровати, бессильно уронив руки на колени. Когда Юкио вошел в комнату, он поднял взгляд. — Я думаю, что Рапсодий больше не будет, — произнес он. — А мы больше не станем изображать детективов. Вот и все. Конец. Юкио замер на пороге, не зная, как реагировать. Это была хорошая новость, но Кисе почему-то не радовался. — А еще я больше не буду жить во владениях Широгане, — продолжил Кисе фальшиво-бодрым тоном. — Переберусь к Генте, уже договорился с ним. Юкио хватило ума, чтобы не спрашивать, почему. Кисе сам расскажет, когда переживет случившееся, а сейчас ни к чему бередить раны. Ему просто нужно немного времени, чтобы оправиться. Но видеть его настолько подавленным было невыносимо. Юкио в этот момент ненавидел все общество фей. Была бы его воля, сравнял бы с землей весь фригольд Широгане. Он постарался подавить злость. В таком состоянии он Кисе не помощник. Юкио подошел, встал напротив Кисе, соображая, как можно его поддержать или приободрить. Вздохнул и присел на корточки напротив, взял его руки в свои — пальцы у Кисе были ледяные: то ли замерз, пока шел от остановки до дома, то ли все еще нервничал. — Я могу остаться у тебя сегодня? — спросил Кисе. Он смотрел серьезно и выжидающе, словно Юкио мог отказать. Тот закатил глаза: — Дурацкий вопрос. Только родителям скажи, а то будут волноваться. — Уже сказал. — По губам Кисе скользнула тень улыбки. Кажется, его начало отпускать. Юкио поднялся, собственное нервное напряжение требовало выхода: — Пойду сделаю чего-нибудь горячего, а то заболеешь еще, — засуетился он. — Если хочешь, можешь пойти в душ. Полотенце вон там, на верхней полке. Наверное, это было глупо — рассуждать о том, что фея может подхватить простуду, но травмы они получали совершенно реальные. Юкио вышел на кухню; вспомнил, что капсул для кофемашины как не было, так и нет, пошарил по ящикам. К счастью, в одном из них нашлась позабытая пачка чая в пакетиках. За стенкой шумела вода. Пока Кисе мылся, Юкио навел порядок в комнате. Выключил, наконец, ноутбук, работавший почти двое суток, собрал разбросанные вещи, перестелил постель. Как раз вскипел чайник. Юкио заварил чай, понюхал получившийся напиток — аромат был далек от изысканности и тонкости, обещанных на упаковке — и решил, что сойдет. И уселся ждать. — А неплохо ты устроился, семпай, — раздался за спиной голос Кисе. — Я вчера даже и не разглядел толком. На Кисе ничего не было, только полотенце опоясывало бедра. Волосы потемнели от влаги и налипли на лоб. Кисе прошлепал босыми ногами к столу, взял кружку и улыбнулся. Юкио ни на мгновение не поверил этой улыбке. — Можешь не притворяться, — буркнул он. — Мне все равно, что у тебя с лицом. Кисе вздохнул, уселся на табуретку и подпер кулаком щеку. — Ты беспокоишься за меня. Это беспокоит уже меня. И так по кругу. Кто-то должен остановиться первый, — рассудительно сказал он. Юкио оставалось только качать головой. — Постелю тебе в моей комнате, так тебе будет удобнее, — сказал он, поднимаясь. — Кавахара ушел, думаю, он не будет против, если я займу его… Что? — Юкио осекся, поймав взгляд Кисе. Тот смотрел на него, как будто он сморозил совершенную глупость. Возможно, так оно и было. Кожа у Кисе была прохладная и гладкая. Как шелк, скользнул избитый оборот в голове у Юкио — но сейчас он был к месту. Только самые нежные ткани, самые яркие самоцветы, самые дорогие вещи приходили в голову при взгляде на Кисе. Ладони Юкио скользили по плечам и спине, замирали у края полотенца. Он старался не касаться пушистой кромки: стоило только мельком подумать, что под ним у Кисе ничего нет, как начинали гореть щеки и уши. Они ввалились в комнату, едва не задев зарядку от ноута, протянутую на полу. Когда Юкио почувствовал под коленями жесткий край кровати, он запаниковал. — Подожди, — пробормотал он. — Я должен сказать… — Дыхание сбоило, фразы получались короткие и глупые. Кисе потянул его за волосы на затылке, заставив запрокинуть голову и открыть шею, поцеловал место, где под кожей бешено стучал пульс. Но Юкио собирался закончить, что начал. — Да послушай ты… — Семпай, — простонал Кисе. Он отпустил его волосы и посмотрел неожиданно серьезно. — Я все о тебе знаю. Просто доверься мне. Юкио застыл, соображая, что ему сказали. Действительно, он столько раз доверялся Кисе, можно и сейчас. Юкио кивнул, и в тот же момент Кисе подножкой опрокинул его на кровать. Навис сверху, улыбаясь, и в этой улыбке было все: нежность, предвкушение и азарт. Юкио обхватил его руками за шею и потянул на себя. Ему хотелось научиться целовать Кисе так, чтобы у того тоже подгибались колени и земля уходила из-под ног. Но пока до самого Кисе ему было далеко. Когда Кисе разорвал поцелуй, в комнате стало тихо, будто ее накрыли стеклянным куполом. Тревоги, суета, холод осенней погоды казались далекими и нездешними. Воздух ощущался горячим и плотным, окутывал тело ласковым коконом. Юкио вдохнул длинно, прерывисто, в ушах зашумело. — Это снова твои чары? — спросил он. Кисе не касался его, как тогда в спортивном зале. Просто смотрел сверху вниз, уперев руки по обе стороны от головы. И от его прямого, откровенного взгляда волоски на руках становились дыбом. Юкио понял, что Кисе сейчас не изучает его — вместо этого он позволяет смотреть на себя, без всей шелухи и условностей мира людей и мира фей. Тоже доверяясь. Здесь не было никаких чар. Юкио сглотнул. В голове теснилась куча обрывочных мыслей, но каким-то чутьем он понимал, что Кисе не оценит, если он снова начнет болтать. Неловкость и смущение мешались с решимостью. Юкио не собирался лежать бревном, даже несмотря на то, что тело казалось неуклюжим и чужим. Он положил ладонь Кисе на плечо, провел по груди, неотрывно глядя в лицо. Рука замерла на твердом, подтянутом животе, и Кисе перехватил ее, мягко направляя вниз. Шершавая ткань полотенца обожгла пальцы. Лицо Кисе озарила лукавая улыбка; он потянул руку Юкио еще ниже, под махровую ткань. Полотенце упало на кровать. Кисе торопливо скинул его на пол и уселся на бедра Юкио, выпрямился, давая рассмотреть себя: золотые волосы, в которых сейчас путался свет от лампы, золотые глаза, затененные густыми ресницами, широкие плечи, сильные руки. Под светлой кожей прорисовывались крепкие мышцы. Ровный, блестящий от смазки член прижимался к животу. У Юкио перехватило дыхание. Ему казалось, что в жизни нет и не может быть ничего естественнее, чем смотреть на Кисе. Чем быть с Кисе. Юкио чувствовал себя так, словно вся кровь в теле прилила к паху. Внутри от груди до горла собирался сухой жар. Он вырывался сбитым коротким дыханием, плавил мозги. Хотелось стать как можно ближе, почувствовать Кисе кожей. Юкио приподнялся, потянул футболку через голову. Кисе тут же просунул ладони под ткань, поглаживая живот. Юкио вздрогнул от прикосновений, обхватил Кисе руками и прижался всем телом. Сердце стучало так, что Кисе должен был это чувствовать. Горячий член Кисе прижимался к его собственному через ткань штанов. Юкио застонал, вскинул бедра и почувствовал, как вздрогнул Кисе. — Юкио, — прерывистое дыхание опалило висок. От звука собственного имени, произнесенного тихим шепотом, потемнело в глазах. — Я так давно хотел… вот так… с тобой. Больше он ничего не говорил, его губы скользнули по шее, к плечу. Юкио не смог произнести такое же признание вслух, но был уверен, что Кисе и так все знает. Мысль о том, что этого могло не случиться, приводила в ужас. Если бы не Самайн, Юкио так и не признался бы. Радость, искренняя и чистая, такая, как никогда прежде, затопила сознание: они же теперь вместе. Юкио засмеялся, потянул Кисе на себя. Они целовались, пока хватило воздуха. Юкио гладил Кисе по спине, сжимал пальцы на ягодицах, шалея от собственной смелости. Кисе плавным, текучим движением скользнул ниже, поднял глаза. Взгляд у него был такой же поплывший, как, наверное, у самого Юкио. На губах играла загадочная, немного рассеянная улыбка. Он подцепил резинку на штанах, царапнув кожу ногтями. Юкио тряхнуло. Дрожащими руками он помог стащить штаны вместе с трусами, сжал свой член под головкой. В животе словно закручивалась тугая спираль. Юкио поджал губы, сдерживая стон, поднял взгляд на Кисе. Тот смотрел, как недавно Юкио, и, кажется, этот взгляд, жадный и ласковый одновременно, чувствовался острее, чем прикосновения. — Рёта, — почти простонал Юкио. Кисе снова уселся на него, только в этот раз между ними не было преграды из ткани. Юкио стиснул зубы, уставился в стену, пытаясь переждать бешеный стук в ушах. Прохладные пальцы коснулись его щеки, Кисе заставил повернуть голову обратно. Он хотел, чтобы Юкио смотрел на него сейчас. Его глаза потемнели, скулы тронул легкий румянец, Кисе дышал глубоко, ровно. Неожиданно он наклонился к самому лицу Юкио, коротко поцеловал его в губы — тот даже не успел ответить — и выпрямился. Прогнулся немного в пояснице, завел руку за спину. Юкио схватил воздух ртом, перед глазами вспыхнуло белым, как при взрыве световой бомбы. Он подался к Кисе, но тот легким толчком опрокинул его обратно. Юкио осталось только смотреть и чувствовать, как Кисе медленно опускается на него, не отводя глаз. Огромный мир сузился до его взгляда, до жаркой тесноты. Юкио втянул воздух со всхлипом, сжал кулаки. Ему хотелось податься навстречу Кисе, и было страшно сделать что-то не так. Сделать больно. Он замотал головой по подушке, избавляясь от противоречивых ощущений. — Юкио, — мягко позвал Кисе, заставляя снова повернуться. Он протянул руку к его лицу, но Юкио перехватил ее, прижался губами к костяшкам пальцев, перевернул, тронул синюю жилку на запястье. Кисе ахнул, мышцы внутри него плотнее сжали член Юкио, и тот вскрикнул, с силой сжал пальцы на запястье. Ему не хотелось, чтобы все заканчивалось так позорно быстро. Кисе тихо засмеялся, и Юкио отпустило напряжение. Кисе было хорошо с ним. Словно зачарованный, он следил, как Кисе двигается на нем, как ходят под гладкой кожей мышцы. По венам словно пустили горячий металл, и он выжигал тело изнутри, выступал капельками пота, вырывался хриплым дыханием. Юкио не мог сказать, сколько это продлилось, вряд ли долго. Кисе опустился на него полностью, тело свело короткой сладкой судорогой, и Юкио даже ничего не успел сказать. Кисе опустил ресницы, с приоткрытых губ слетел тихий вздох. — Рёта, — пробормотал Юкио, испугавшись, что тому неприятно. Кисе поднял затуманенные глаза. На мгновение показалось, что он даже не видит Юкио, но потом он плавным движением поднялся и, наклонившись, коснулся щекой щеки. — Ты всегда слишком переживаешь за меня, семпай. Его стоящий член прижимался к животу Юкио, и тот, проглотив все, что хотел сказать, просунул руку между их телами. Кисе сдавленно охнул и подался вперед. Ему хватило нескольких движений, чтобы кончить. Он положил голову на плечо улыбающегося Юкио и замер — впрочем, ненадолго. Через пару минут Кисе встрепенулся. — Тебя твой сосед не убьет, если я еще раз схожу в душ? — спросил он. — Как-нибудь разберусь с Кавахарой, — махнул Юкио. — Иди. Кисе тут же слез с кровати и, подобрав сброшенное на пол полотенце, исчез за дверью. Юкио упал обратно на подушку. Он никак не мог понять, что кажется ему более невероятным: что его кохай оказался феей, пришедшей чуть ли не из средневековья, или что он теперь встречается с Кисе. — Пойду посмотрю, что у тебя есть в холодильнике, — совершенно обыденно заявил Кисе, выйдя из душа, и засмеялся. — С утра не ел ничего! Юкио вспомнил, что тоже ничего не ел с утра — причем со вчерашнего. Желудок тут же болезненно свело. — У меня шаром покати, — признался он. — Разве что у Кавахары упаковка лапши найдется, но нехорошо брать. Он хватится — а мы сожрали. — Давай закажем что-нибудь, — беспечно предложил Кисе. — Деньги у меня есть! Юкио думал недолго: следом за Кавахарой вспомнились его приятели, которые сегодня принесли пиццу. Пиццерия была в соседнем доме и работала круглые сутки, специально для студентов-полуночников, которые снимали квартиры и комнаты в этом районе. Вот только доставка по ночам не работала. Он поделился с Кисе, и тот тут же вскочил: — Ерунда какая, сейчас сбегаю! — Я с тобой! — вырвалось у Юкио прежде, чем он сообразил, что говорит. Ведет себя, будто Кисе опять собирается к Широгане или еще куда похуже. Кисе тоже это понял. Он вскинул брови и расхохотался: — Не бойся, семпай, ничего со мной не произойдет на соседней улице! Я мигом, а ты чайник пока поставь. Он торопливо одевался. Юкио тоже вылез из постели, натянул штаны и футболку. Еще раз объяснил, где находится пиццерия; закрыл за Кисе дверь и, зевая, поплелся на кухню — ставить чайник. Не успел он набрать воды, как в дверь позвонили. — Что, все-таки деньги забыл? — поинтересовался Юкио, отпирая замок, и опешил, увидев, кто стоит на лестничной клетке: — Ты? А ты здесь как?.. Ему не ответили. Он попятился; опомнившись, попытался захлопнуть дверь — та не поддалась, стала вдруг свинцовой. Страх, животный, иррациональный и от того невыносимый, вцепился в глотку, в голове заметались обрывки мыслей: сопротивляться, сражаться, сказать «не верю»… Юкио открыл рот, чтобы произнести заветные слова — и не сумел. Кисе, его любимый, солнечный Кисе, сейчас заказывал пиццу в маленькой пиццерии за углом, и Юкио не мог от него отказаться, неважно, какую цену придется заплатить за эту верность. А потом наступила темнота.