По краю

В понедельник Изуки опоздал на построение. Не то чтобы Тецуя следил — после Самайна такие вещи сами бросались в глаза. Тецуя немного представлял себе, как именно празднуют сатиры, и потому не удивился бы, если бы Изуки вообще не пришел в школу — но тот явился. И даже больше — направился прямиком в класс Тецуи. Всклокоченный и запыхавшийся, Изуки остановился напротив его парты. Ремешок холщовой сумки, которую Изуки использовал для школьных учебников, перекосило, кожаный камзол был распахнут, рубашка — застегнута не на те пуговицы, и даже рога, казалось, торчали сейчас в разные стороны. Кто-то отлично провел время накануне ночью. Интересно, как Изуки видят одноклассники-люди? Школьная форма находится в таком же беспорядке, что и химерическая одежда? — Я переспал с Момои! — сипло выдохнул Изуки. Тецуя опустил голову, пряча улыбку. — Поздравляю, — сказал он. Изуки горько вздохнул, а на его лице отразилось неподдельное страдание. Отчасти Тецуя его понимал. Сатиры славились своим необузданным нравом и стремлением испробовать все возможные удовольствия: от вина и гашиша до разнузданных оргий. Изуки был одним из немногих сатиров, кто избрал путь мудрости и воздержания. Должно быть, ему было неприятно обнаружить, что он тоже способен забыть о своих обетах и отдаться Неблагой стороне в Самайн. Впрочем, это не имело значения. Интересно было другое. — И как же ты об этом узнал? — спросил Тецуя. — Неужели кто-то из нокеров все-таки заставил камеру работать? Он знал, что это не так. Даже нокеры, инженеры и ремесленники мира фей, создававшие лучшие волшебные механизмы, не могли обойти магию Самайна. — Если бы! — фыркнул Изуки. — Там был зачарованный, Касамацу. Приятель Кисе. Он мне и рассказал… Хотя вот уж об этом я его точно не спрашивал! Это был тот ответ, которого ждал Тецуя. Он, как и все остальные феи, не помнил, как провел ночь, и не знал, сработал ли его план. Из сказанного Изуки выходило, что вчера ночью все прошло так, как надо. Тецуя нашел Касамацу и зачаровал его, а тот сумел добраться до фригольда Генты и даже пережил ночь без последствий для рассудка. — Я знаю, кто такой Касамацу. Как он попал к вам? — Тецуя протянул руку и аккуратно поправил загнувшуюся полу камзола Изуки. Тот отмахнулся — от вопроса и от заботы одновременно. — Не знаю и знать не хочу! — со злостью ответил он. — Кисе притащил, наверное, как же еще? Две девочки у соседней парты наградили его изумленными взглядами. Изуки понял, что пора уже сбавить тон. Он бросил сумку на пол, обеими руками пригладил торчащие волосы. Тецуя следил за тем, как он приводит себя в порядок. До звонка на урок оставалось не больше пяти минут, но торопить Изуки не стоило. Сейчас он готов был рассказать гораздо больше, чем Тецуя мог бы спросить. — И сдается мне, — Изуки присел на корточки и перешел на доверительный шепот, — они неплохо провели время вдвоем. Не знаю, успели они дойти до дела или только за ручки подержались, но между ними чуть ли не искрит. — Не может быть, — вырвалось у Тецуи. Изуки истолковал его неверие по-своему. — Между ними точно что-то есть, уж поверь мне, Куроко-кун, у меня глаз-алмаз. — Он прищелкнул языком. — И я совсем не удивлен. Кому, как не Лиам, заводить смертных возлюбленных? Тецуя кивнул, стиснул руку в кулак под партой. Сказки про любовь между феями и смертными — сказки с плохим концом. Как же он мог так ошибиться? Неужели то, что он принял за крепкую дружбу, было любовью? Насколько все серьезно? Судя по тому, что Кисе не затащил Касамацу в постель раньше, серьезнее некуда. — Но я бы, пожалуй, на месте Кисе…— продолжил рассуждать Изуки. Рассказать, что именно он бы сделал на месте Кисе, он так и не успел. — Изуки! — громыхнуло у них над головой. От неожиданности Изуки вздрогнул и, неловко взмахнув руками, шлепнулся прямо на свою сумку с учебниками. Тецуя поднял взгляд: над ними возвышался Кагами. Вид его не предвещал ничего хорошего: крылья носа раздувались, на скулах играли желваки. С таким лицом Кагами встретил своих родичей из Гвидион, когда только приехал в Японию. Первое время он считал, что они все тут позорят имя великого Дома. Нельзя сказать, что его возмущение было не обосновано. Аомине с Акаши и даже Мурасакибара предались Неблагой стороне. Это было заметно даже на баскетбольной площадке. Тецуе пришлось постараться, чтобы вернуть их к Благому двору. — Изуки, — продолжал Кагами, — я правильно понял, что ты сидишь тут и сплетничаешь, как последний богган? Изуки открыл и закрыл рот, видимо, не найдя, что ответить. — У тебя дел мало? Может, доску в своем классе протрешь? — Он повернулся к ним спиной и принялся с громким стуком выкладывать учебники на парту. Исходившее от него негодование, казалось, вот-вот затопит всю школу. Тецуя помог Изуки подняться на ноги. — Извини его, Шун, — негромко произнес он. — Пожалуй, в чем-то Тайга прав. Не стоит тебе обсуждать личную жизнь одного Ши, когда это может слышать другой Ши. Особенно если дело касается дома Гвидион. — Он все еще переживает из-за брата? — неожиданно спросил Изуки. — О чем ты? — насторожился Тецуя. Насколько он знал, все проблемы между Кагами и Химуро остались в прошлом. — Ну как же, неужели еще не в курсе? — Глаза Изуки азартно блеснули. Он был готов поделиться новой сплетней, и предупреждения Тецуи и Кагами на него не подействовали. Жизнь Ши и их сложные отношения друг с другом или другими феями служили простолюдинам чем-то вроде дорам, только в режиме реального времени. Бесконечные интриги, любовь, предательства, разбитые сердца. Кажется, кто-то из Фиона работал сценаристом на одной из студий и таскал идеи для проектов из жизни своих лордов и леди. Даже Тецуя был постоянным объектом для сплетен у кухонных очагов. Хотя в этом больше была заслуга Момои, чем его собственная. — Нет, прости, я впервые об этом слышу. — Странно, что Кагами с ним не поделился. — Момои сказала, что у Химуро роман с Мурасакибарой, — торжественно объявил Изуки. Тецуя прикрыл глаза ладонью. Теперь понятно, почему Кагами так вызверился. Если Ши — даже Неблагой — всерьез начинал крутить роман с кем-то из простолюдинов, это могло нанести серьезный ущерб его репутации в глазах родичей. Хотя зная Лианнан, сложно было поверить, что там что-то большее, чем их обычная интрижка. Тецуя надеялся на здравомыслие Мурасакибары. — Действительно, Момои все знает. И еще она знает, с кем и о чем можно говорить, — назидательно сказал Тецуя. — Даже я не слишком подходящий собеседник в таких разговорах. — Учту, — пробормотал Изуки, отряхивая штаны. Он подхватил свои вещи и как будто собрался уходить — но в последний момент передумал. Склонившись к самому уху Тецуи, Изуки шепнул: — Знаешь, Тецуя, какой-то ты слишком терпеливый для Ши Гвидион. Не тянешь ты на него. Ответить Тецуя не успел: прозвенел звонок, и Изуки торопливо выбежал из кабинета. Повинуясь указаниям учителя, Тецуя взял ручку, чтобы записать какое-то определение, но мысли были далеки от урока биологии. Кто еще, кроме наблюдательного Изуки, мог заподозрить, что Тецуя — не тот, за кого себя выдает? Похоже, что Кагами, Аомине и остальные члены Поколения Чудес все еще полностью ему доверяют — но сколько еще он сможет скрывать свое происхождение? Куроко не питал иллюзий на счет того, что с ним сделают, если всплывет его настоящее имя. В кармане завибрировал телефон, Тецуя открыл пришедшую смс. «Жду тебя сегодня» — было в сообщении, и, даже не глядя на номер, Тецуя мог назвать отправителя. Козо Широгане, граф Гвидион, вызывал его к себе. Он отправился во фригольд сразу после школьных занятий, предупредив Рико о своем отсутствии коротким сообщением. Владение встретило Тецую холодным ливнем и пронизывающим северным ветром. Тугие струи хлестали в лицо, и серый полог висел над крутыми безлесными холмами. На петлявшей между ними дороге собрались лужи. Тревога давно стала верным спутником Тецуи, и он не ждал ничего хорошего от встречи. Жернова судьбы пришли в движение. Широгане ап Гвидион был одним из тех, кого они могли перемолоть. Тецуя опустил руку на голову Ниго, потянул за мокрую шерсть. — Похоже, граф сегодня не в духе, да? Ниго повернул к нему морду, посмотрел печально и потрусил по дороге, разбрызгивая грязь. Сегодня вечером у детей будет забава — отмыть грязного пса до снежной белизны. Они пересекли границу, отмеченную флагом. Ветер трепал знамя, разделенное на две половины: наверху сокол Гвидиона держал золотую ветвь в клюве, внизу на белой ладони сияла золотая звезда — герб графства Утренней Звезды. Фригольды, лежавшие в землях от Киото до Иокогамы, были самым большим владением Гвидион в Японии. Дорога огибала холм, а за ним до самого побережья раскинулась равнина, усеянная серыми валунами. Замок стоял на уступе, выдающимся в море, и далекий шум прибоя вторил шуму дождя. Тецуя остановился, словно налетел на стеклянную преграду. На мгновение он увидел другое море, темное и злое, бурлящее за спиной рыцаря Лиам. По дороге из замка двигался всадник, на поводу он вел вторую лошадь. Две темные фигуры быстро приближались, Тецуя медленно пошёл навстречу. Должно быть, граф кого-то послал за ним, но к чему такая спешка? От дурного предчувствия засосало под ложечкой. Всадником оказался Аомине. Под длинным плащом с капюшоном холодными бликами играл доспех. Значит, Аомине был на службе. Он придержал лошадь за несколько метров до Тецуи. — Что-то случилось? — вместо приветствия спросил Тецуя. Аомине осмотрелся по сторонам. Вокруг лежали безлюдные земли, и даже склоны холмов, на которых богганы пасли овец, пустовали. — Да вроде нет, — пожал он плечами и потянул вторую лошадь за повод, намекая, что вел ее специально для Тецуи. — Значит, тебя не Широгане за мной послал? — вырвалось у Тецуи. Глубокая складка залегла между бровей Аомине; он смотрел так, будто засомневался, что перед ним его друг. — Да делать было нечего, вот я и пялился в окно, а там — ты, — сказал он. Тецуя с облегчением улыбнулся и забрался в седло. Аомине не выглядел встревоженным и озабоченным, значит, во Владении все еще спокойно. — Давно льет? — спросил он, когда они проезжали по мосту через быструю речку, несущуюся с холмов к морю. — Уже пару дней без остановки, — буркнул Аомине, — Еще немного, и крыша потечет. — Мне это не нравится, — сказал Тецуя, глядя на приближающийся замок. — Не похоже на него. — Сдает старик, — отмахнулся Аомине. — Хандрит. Когда они почти подъехали к воротам, Аомине неожиданно сказал: — В Иокогаме кто-то провел Рапсодию. Тецуя встрепенулся. В мире фей, довольно жестоком по отношению к смертным людям, Рапсодия считалась большим преступлением. Правда, не потому, что человек, который подвергся Рапсодии, как правило, расставался с рассудком или с жизнью — главным было то, что он больше не мог творить. Не мог мечтать, не мог создавать произведения искусства — иными словами, не мог дарить феям Глэмор. — Откуда ты знаешь? — Рёта сказал. Он видел смерть Опустошенного перед Самайном. — Аомине придержал лошадь, видимо собираясь продолжить. — Это было в наших пределах, но на границе с территорией Такеучи. — Граф знает? — уточнил Тецуя. Аомине молча кивнул. — И что он собирается делать? — А что он может сделать? — пожал плечами Аомине. — Хрен найдешь этих мудаков. Не думаю, что они из наших, — он говорил о европейских феях, осевших в Японии, — но я все равно посмотрю, вдруг удастся что-то выяснить. Старик, похоже, не особо заинтересовался, а вот Сейджуро потом возмущался, что Рёта явился во Владение и требует, чтобы мы все бросили и занимались этим делом. Рапсодия — это, конечно, плохо, но Сейджуро прав. Сейчас, когда старик болеет, есть дела поважнее. Нам еще дракона искать. Тецуя хотел спросить, зачем Аомине дракон, но они уже въезжали во двор. Паки-конюхи забрали лошадей, и Тецуя вслед за Аомине поднялся по ступеням. Холл был жарко натоплен. Тецуя потер замерзшие руки, снял намокший плащ. Его тут же подхватили и потащили сушиться. — Тецуя! — раздался звонкий голос Момои. Тецуя вздрогнул и обернулся. Аомине кашлянул в кулак, чтобы скрыть смешок. — Тецуя, Широгане давно ждет тебя, он в библиотеке. — Ласковый, чуть игривый тон Момои не вязался с серьезным сообщением, которое ей нужно было передать. — Кажется, у него плохое настроение. — Я заметил. — Тецуя покачал головой и быстрым шагом направился в сторону лестницы, ведущей на второй этаж. Момои и Аомине поспешили за ним. — Не знаешь, что случилось? — на полдороги обратился он к Момои. Та вздохнула и придержала его за руку, прося остановиться. — Нам кажется, что он дошел до предела, — с горечью сказала она. Ее голос изменился: стал глубоким и печальным, словно все ее легкомысленное кокетство было лишь маской, которую ничего не стоило сбросить. Она смотрела на Тецую в упор пронзительным взглядом, и ему показалось, что она видит его насквозь. Порою сатиры бывали слишком проницательны. — Ему нужен дракон, — снова заметил Аомине. Он стоял, прислонившись к перилам, глядя на них снизу вверх. — Дайки! — воскликнула Момои. — Как ты можешь! Это не смешно. Он умирает. — Да я и не смеюсь, — ответил Аомине. Тецуя встретился взглядом с совершенно серьезным Аомине. — Он прав, Сацуки, — сказал он и аккуратно высвободил руку из ее ладони. Она резко отвернулась от него, светлые волосы взметнулись, хлестнули Тецую по лицу. Он успел заметить, как в глазах ее блеснули слезы. Момои была умна — умна настолько, что даже молодые Ши могли обратиться к ней за советом. Но она ничего не знала о смерти и чести. Уходить надо в сиянии славы, чтобы живым было, о чем поговорить. Отвратительно ждать медленного угасания, и особенно — растворения в Банальности. Дракон был всего лишь образом героического, хотя и бессмысленного финала. — Сейджуро уже знает? — спросил Тецуя в спину Момои. — Конечно, — сдавленно отозвалась она и прижала руку к груди. Было видно, что Момои тяжело об этом говорить. — Он понемногу принимает дела. Остались только формальности. — Спасибо, — кивнул Тецуя. Никто не сомневался, что следующим графом станет Акаши. Хорошо, что он готов к этому, значит, переход власти пройдет без потрясений и изменений в землях Утренней Звезды. Они поднялись все так же втроем, миновали коридор. Тецуя остановился перед низкой дверью. Она была сделана из темных досок, скрепленных бронзовыми пластинами, и Глэмора в них было вложено не меньше, чем в ворота крепости. Через порог шагнул он один. Широгане стоял у высокого окна, сложенного из цветных стекол. Три одинаковых оконных проема выходили на юго-запад, и обычно комната была заполнена солнечным светом. По обе руки тянулись высокие, до самого потолка, стеллажи, заставленные рядами книг. Это было не самое большое собрание в Герцогстве Пылающих Кленов, но Тецуя бесконечно дорожил им. Он знал каждый том в коллекции графа, а за некоторыми экземплярами даже отправлялся ко дворам Конкордии. В камине весело плясало пламя, выбрасывая золотые искры в трубу. Тецуя сделал шаг в библиотеку; дверь за его спиной со стуком захлопнулась. — Здравствуй, Тецуя. — Голос у Широгане звучал, как обычно, ровно, но в нем таилось напряжение. — Мне жаль, что я вызвал тебя так поспешно, но ты давно здесь не появлялся. Тецуя ощутил укол совести — он действительно забросил свои обязанности при дворе. И хотя библиотека требовалась в основном самому графу и иногда Момои, за состоянием некоторых особо старых фолиантов нужно было следить и поддерживать чарами их существование. — Приношу свои извинения, Ваша Светлость. — Тецуя поклонился. Широгане махнул рукой. Какой бы ни была истинная причина их разговора, библиотеки она не касалась. — Садись к огню, разговор будет непростым, — сказал он. Тецуя подтащил к камину кресло с низкой полукруглой спинкой. К сидению была привязана подушечка с зеленым растительным узором, повторяющим узор на беленом потолке. — Я давно наблюдал за тобой, — начал Широгане, и у Тецуи сердце ушло в пятки. Он затаил дыхание, стиснул пальцы на подлокотнике. Граф был достаточно умен и искушен в интригах, чтобы раскрыть его простенький обман. Вот только понял ли он, что на самом деле Тецуя принадлежит к Бомайн? Шестьсот лет назад часть его Дома совершила тяжкое преступление, за которое они все понесли непомерно жестокое наказание — и тогда же на разум остальных фей был наброшен магический полог, который заставил их забыть имя преступников. За прошедшие века полог поистрепался, но скинуть его по-прежнему могли немногие. Входил ли в их число Широгане? Вряд ли хоть в чьих-нибудь глазах Бомайн искупили свою вину, тем более в глазах Гвидион — их бывших друзей и главных обвинителей. — Признаю, что я недооценивал тебя раньше. — Широгане присел на край стола у окна. В библиотеке было темно; серый свет, льющийся из окна, не разгонял тени, а только делал их чернее. Он обрисовывал фигуру Широгане, и Тецуя увидел по-стариковски сгорбленные плечи, устало опущенную голову. В Мире Осени, где тело Широгане давно стало телом старика, это не удивило бы — но здесь, в Грезе, где облик Ши оставался молодым, зрелище пугало. — Но у меня действительно не так уж много талантов, — заметил Тецуя. Недоброе предчувствие терзало его все сильнее. Широгане поднял руку, призывая его молчать. — Я не хочу говорить о твоих талантах или упущенном мною времени. Я хочу, чтобы титул и владения после моей смерти перешли тебе. — Что?! — Тецуя вскочил на ноги. Он сам не ожидал от себя такой бурной реакции, но слова Широгане не укладывались в голове. Если и могло быть что-то хуже открывшейся правды о происхождении Тецуи, то только это. — Но почему? Как же Сейджуро? Все знали, что никто не подходил на роль правителя лучше Акаши, в этом Тецуя был согласен с мнением большинства. А вот ему самому никак нельзя было выходить из тени. Какой из него лорд Гвидион? Он даже не рыцарь, так, библиотекарь графа. Это решение грозило настоящей гражданской войной — Акаши не простит его. Тецуя был в отчаянии. — Вы осознаете последствия? — шепотом спросил он. — Лучше, чем ты думаешь, — кивнул Широгане. Тецуя сглотнул вставший в горле ком и медленно опустился назад в кресло. Хотелось встать и пройтись, чтобы немного успокоиться, а еще лучше — сбежать отсюда подальше. — Сейджуро не подходит для того, чтобы править в наше время, — рассуждал Широгане, глядя в пелену дождя за окном. — Он был бы хорош до того, как случился Раскол и нам пришлось бежать из мира людей в Аркадию. Мир изменился слишком сильно, а мы бледное подобие тех, кем были когда-то. Сейджуро действительно превосходит тебя во всем: в магии, боевых искусствах и умении управлять. Он лучше не только тебя, но и, возможно, скоро будет сильнее меня. В этом его слабость. Что он будет делать, когда столкнется с кем-то, превосходящим его даже не на голову, а на целую пропасть веков? Сейджуро умеет подчинять, но не умеет подчиняться. Он хорошо отдает приказы, но мои приказы выполняет по-своему. Он пробудился и вырос во время правления Короля Давида. Это было мирное время, и война шла за столами переговоров и в кулуарах. Но Верховного Короля больше нет. И мы стоим на грани новой большой войны. Но не это самое страшное. Голос Широгане дрогнул, он замолчал, но Тецуя знал, к чему он клонит. Неужели кто-то из Дома Гвидион, ослепленного собственным величием, наконец понял, где именно находится истинный враг? Это не собратья Неблагие, которые тоже хотят власти, не простолюдины — тролли, сатиры и богганы, мечтающие о равных правах с Ши. Фоморы — вот кого следовало бояться. Если фей породили мечты и сказки, то фоморы были отражением всего самого ужасного и порочного, что только нашлось в человеческих душах. Воплощенный хаос и разрушение. Когда-то давно Туата Де Данаан изгнали фоморов из мира, но даже они не смогли победить их окончательно — что же говорить о тенях теней Детей Дану, которыми были современные феи. И скоро фоморы окончательно проснутся от тысячелетнего сна. Тецуя опустил голову, чтобы скрыть горькую усмешку. Почему же граф вспомнил о фоморах? Должно было произойти что-то невероятное. — В Конкордии не так давно были уничтожены три сильных фригольда, — сказал Широгане. — Никто не знает, что случилось. Трод, соединяющий Конкордию и Герцогство Пылающих Кленов, закрыт. Герцог и его чародеи пытаются разобраться с проблемой, но все безрезультатно. Трод, ведущий в Европу, проснется только в мае, на Белтайн. Сейчас мы отрезаны от остальных наших королевств. Тецуя понял, что слушает Широгане, затаив дыхание и не шевелясь. От неподвижной позы заныли мышцы. — Вы хотите, чтобы в такое время я стал вашим наследником? — спросил он. — Да, потому что ты знаешь, что такое быть слабым перед лицом многократно превосходящей силы. Я уверен, что ты выстоишь и поможешь выстоять остальным. Широгане, сам того не зная, хотел от Тецуи того, что он и так делал с того момента, как закончил свое короткое обучение у Огивары. Того, что должен был делать каждый из Дома Бомайн: поддерживать Благой Двор, помогать Неблагому избавиться от опутавших его сетей, противостоять Теневому Двору и их хозяевам-фоморам, стремящимся вернуться в мир. — Момои было видение, — продолжил Широгане. Тецуя встрепенулся. Момои была предсказателем графа. Ее пророческий дар не шел ни в какое сравнение с даром Бомайн, но иногда для начала или завершения картины хватало простого невзрачного элемента. — Она видела наш замок в руинах. Таких же, какие остались от фригольдов Конкордии. Тецуя стиснул зубы, прикрыл глаза. И в этот миг — как всегда, не вовремя — на него обрушилось видение, безжалостное и мощное, словно приливная волна. Его закружил водоворот образов, звуков, ощущений. В меняющихся, как в калейдоскопе, картинках, он успел выхватить Широгане, лежащего на полу в Рыцарском зале своей крепости. Гранитные плиты под ним были залиты кровью. Дыхание перехватило, сердце ударилось о ребра раз, другой и зашлось в бешеном ритме. Тецуя едва смог закрыть разум, останавливая поток видений прежде, чем свалился бы к ногам Широгане. — Вас ждет смерть. — Тецуя произнес пророчество раньше, чем успел прикусить язык. К счастью, Широгане отнес его слова не к прозрению, а к предположению. Он кивнул, сохраняя спокойствие и достоинство. — Я знаю, поэтому хочу завершить наше дело прямо сейчас. Если ты опасаешься, что останешься без поддержки, то подумай, кто встанет в споре на твою сторону, а кто на сторону Сейджуро. И начинай действовать. Они поднялись со своих мест одновременно. Широгане протянул ладонь, и Тецуя стиснул его горячие пальцы. Глэмор окружил их со всех сторон, оплел сжатые руки, скрепляя договор. А потом сама суть, основа Графства Утренней Зари дрогнула, пришла в движение. На короткое мгновение Тецуя почувствовал ее так, как чувствуют часть себя — руку, ногу. Или сердце. Греза узнала и приняла его как наследника. В тот момент, когда Широгане исчезнет из нее, Тецуя займет его место.