По краю

Весь день Юкио не находил себе места. Он раз за разом вспоминал вчерашний вечер в парке аттракционов; ругал себя за то, что задержал Кисе у колеса обозрения. Как знать, может, если бы Юкио не задавал дурацких вопросов, Кисе успел бы спасти того парня. Насколько хорошо Кисе знал его? Коллеги по работе? Или друзья? И если друзья — то насколько близкие? Около четырех часов Юкио написал Кисе. Тот ответил сразу же: «У меня все хорошо. Не волнуйся». Конечно же, Юкио только забеспокоился сильнее. В десять за Кавахарой, соседом Юкио по квартире, зашли друзья — они собирались посмотреть на парад. Юкио они тоже звали с собой, но он сослался на больное горло. Ему посочувствовали; предложили сбегать за лекарством. Юкио отказался от заботы. Не надо, спасибо, у него есть какие-то леденцы. Он проведет вечер в постели, в компании какого-нибудь подходящего ужастика, и завтра будет чувствовать себя совершенно здоровым. Врать было неприятно, но ему не хотелось лишних расспросов. К тому же именно так он и собирался поступить: заглушить воспоминания о растекшейся по мостовой крови другой кровью, бутафорской, обильно льющейся на экране. Но сегодня Майкл Майерс, убивавший своих жертв одну за другой, не пугал и не трогал; как Юкио не старался, уследить за сюжетом не получалось. Беспокойство за Кисе грызло изнутри. Когда Майкл Майерс добрался до Линды, Юкио понял, что не может больше терпеть. Стены давили, воздух в комнате был густым и спертым. Юкио торопливо оделся и выскочил за дверь. На ходу он набрал Кисе и принялся считать длинные гудки. На восьмом Юкио повесил трубку. Кисе всегда был сильным. И гибким. Его не так-то просто было сломать, он умел держать удар. Если он сказал, что все хорошо, значит, так оно и есть, и не подходит он только потому, что не слышит звонка. Наверное, он решил не менять свои планы — пошел отмечать Хэллоуин, как и собирался. Все в порядке. Юкио убрал телефон и громко выругался, радуясь, что его никто не слышит. — Добрый вечер, Касамацу-семпай, — раздалось за спиной, и он обернулся, едва не прикусив себе язык. В нескольких шагах от Юкио, облитый тускло-желтым фонарным светом, стоял Куроко Тецуя. На нем была серая куртка — никакого маскарадного костюма; в руке белел пластиковый стаканчик. Молочный коктейль, неожиданно для самого себя вспомнил Юкио. Кисе рассказывал, что Куроко обожает молочные коктейли. — Добрый вечер, Куроко-кун, — пробормотал Юкио. Что Куроко делает в Иокогаме? Он ведь должен быть в Токио, праздновать Хэллоиун со своими товарищами из Сейрин. Как его сюда занесло? — Собирался встретиться с друзьями, но они не смогли прийти, — улыбнулся Куроко, и Юкио стало не по себе. Как будто Куроко читал его мысли. — Как хорошо, что я встретил вас, Касамацу-семпай. Хотя бы одно знакомое лицо. Мне очень повезло. — В самом деле, повезло. Куроко шагнул к нему, пересекая границу тьмы. Юкио с трудом подавил инстинктивное желание отступить — и тут же обругал себя за порыв. Что он творит? Накрутил себя так, что знакомый из другой школы кажется чуть ли не ёкаем. И с чего он взял, что у Куроко такие уж близкие отношения с сокомандниками? Мало ли, какие еще у него есть приятели. — Кого-то ждете, Касамацу-семпай? — Куроко выразительно взглянул на мобильник, который Юкио по-прежнему сжимал в руке. — Нет. Никого. Я тоже сегодня один. — Прогуляемся? — предложил Куроко. Юкио почему-то не смог ему отказать. Они двинулись вниз по улице; на перекрестке Куроко свернул, и Юкио, не споря и не задавая вопросов, направился следом. В конце концов, эта улица была ничем не хуже других. — Видел ваш финал против Йосен на Межшкольных, — сказал Юкио. — Отличная игра. Ваш разыгрывающий здорово прибавил с прошлого года. Он чувствовал себя невыносимо глупо. Прежде Юкио никогда не оказывался с Куроко наедине. За все полтора года их знакомства — мягко говоря, шапочного — они едва ли перекинулись дюжиной слов, и теперь Юкио не представлял, о чем можно поговорить. Куроко вежливо кивнул, принимая и похвалу, и попытку светской беседы. — Благодарю вас. Юкио сунул ладони в карманы ветровки, не зная, куда еще девать руки. Они свернули снова и пошли вдоль сквера. Куроко шагал размеренно и ровно, глядя прямо перед собой. Пожалуй, это была самая необычная прогулка из всех, на которые Юкио приглашали в его жизни. — Как дела у Киеши-куна? — попробовал он еще раз. Куроко искоса взглянул на него снизу вверх. — Все в порядке, насколько мне известно. — Он допил свой коктейль и на ходу убрал пустой стакан в рюкзак. Юкио заметил, как в руках у него блеснул брелок для ключей. — А как Кисе-кун? — Кисе… — начал Юкио и запнулся. Кисе так и не перезвонил. — С Кисе все будет хорошо. — Я рад, — откликнулся Куроко, — что у Кисе-куна такой хороший друг. — Он резко остановился и развернулся к Юкио лицом. — Спасибо за компанию, Касамацу-семпай. Мне было приятно с вами увидеться. Всего доброго и хорошей вам ночи. Не дожидаясь ответа, он направился прочь. От изумления Юкио потерял дар речи. И это все? Стоило набиваться в компанию, чтобы пройти молча несколько кварталов. Что за дурацкий сегодня вечер. — Держите! — неожиданно крикнул Куроко. Юкио рефлекторно вскинул руку, ловя брелок для ключей; опустил глаза — на ладони лежал крошечный баскетбольный мяч. Вещь в стиле игрока из Поколения Чудес. Вот только почему Куроко вдруг пришло в голову ею поделиться? Юкио поднял голову — но Куроко уже исчез, без следа растаяв среди теней, так, как умел только он один. Юкио покрутил подарок в руках и машинально сунул в карман. Послышался шорох: из-за угла выплыла процессия ряженых. Первой шла бледная женщина в снежно-белом кимоно; длинные темные волосы струились по спине, на земле оставались алые следы. Краска, мелькнуло в голове Юкио, и в этот момент женщина взглянула ему в глаза. Его обдало холодом, по позвоночнику прокатился озноб; горло сдавило от беспричинного страха. За женщиной на задних лапах шествовали две лисицы; мех отливал серебром, яркие узоры на оби сияли в лунном свете. В немыслимой позе, опираясь на землю руками и вскинув кверху зад, двигался голый мужчина; огромный глаз, расположенный между ягодиц, зло оглядывал улицу. Однолапый монстр передвигался гигантскими скачками, уродливый монах с зеленой кожей ворчал и опирался на палку. Он замыкал шествие. Это Хэллоуин, уговаривал себя Юкио, это просто люди в маскарадных костюмах. Но инстинкты были сильнее рассудка. Колени дрожали, сердце выскакивало из груди. Усилием воли Юкио заставил себя пошевелиться. Он попятился, не сводя глаз с пестрой вереницы монстров. Люди… Где-то здесь должны быть люди! Он судорожно огляделся, соображая, как пришел сюда — и не вспомнил ни единого ориентира. Юкио не узнавал район, не представлял, как попал сюда, не знал, в какую сторону бежать. Еще одна лисица, с огненно-рыжей шерстью и лукавыми глазами, уставилась на него. Звериный рот дрогнул, растягиваясь в подобии улыбки, сверкнули острые зубы. И в этот момент Юкио услышал музыку. Где-то рядом играли свирели и скрипки, женский голос пел песню на незнакомом языке. Там были люди — а значит, спасение. Юкио бросился бежать. Позади завыло, захохотало, заулюлюкало: ватага чудовищ устремилась в погоню. Он задыхался; слева и справа мелькали деревья, фонарные столбы, глухие заборы. Звуки приближались: и те, что впереди, и те, что сзади. Юкио чувствовал прикосновение призрачных пальцев и зловонное дыхание, оседавшее на коже. Он собрал все силы, свернул за угол — и увидел парк. За витыми чугунными воротами темнела аллея. По краям дорожки плотной стеной стояли деревья, их узловатые ветви переплетались между собой, образуя древесный свод. На другом конце парка мелькали огоньки. Музыка стала немного громче. Должно быть, кто-то устроил в парке вечеринку. Юкио оглянулся, толкнул створки, те легко распахнулись, пропуская его внутрь. И он быстрым шагом, то и дело сбиваясь на бег, поспешил по аллее. Когда ему казалось, что он достиг середины, неожиданно похолодало. От земли потянуло влагой, между стволами клубился плотный, молочно-белый туман. Он медленно наползал на дорогу, окутывал Юкио ледяным облаком. Это было похоже на какой-то американский ужастик. Он никак не мог вспомнить название, там в тумане тоже прятались монстры. Изо рта вырвалось облачко пара. Юкио слышал свое неровное, сорванное дыхание. Нужно было выбираться отсюда. Он кинулся туда, откуда все еще звучала музыка. Юкио выскочил на открытое пространство. Туман опускался все ниже, и вот уже только белесые клочки висели над травой. Перед ним раскинулся сад. Горели развешенные по деревьям фонари, разноцветные гирлянды трепыхались на ветру; по дорожкам двигались силуэты. В глубине угадывались очертания дома. Окна казались яркими желтыми фантиками, наклеенными на черный фасад. Юкио невольно замедлил шаг — и осознал вдруг, что чувство опасности отступило. Обернувшись, он увидел через пелену тумана, как под древесной аркой аллеи кицуне с огненно-рыжей шерстью пятится прочь. Юкио наконец вдохнул полной грудью. Колени все еще дрожали так, что легче было идти или бежать, чем стоять. Он двинулся вперед. Его вдруг охватили сомнения. Это чужой дом и чужой праздник, Юкио там не ждут — так стоит ли заходить? Но искушение оказалось сильнее доводов разума. Таинственный сад манил: Юкио уже не смог бы повернуть назад, даже если бы путь был чист, а за углом не притаились чудовища. В саду пахло розами. Пышные розовые кусты — белые, чайные, бордовые — тянулись вдоль присыпанной гравием дорожки. Густой нежный запах окутал Юкио, вскружил голову, и хотелось пить его, наклонившись к бархатным бутонам. Каменные бордюры были усыпаны опавшими лепестками. Где-то на краю сознания возникла и исчезла мысль о том, что так не бывает. Розы не цветут так в конце октября. Среди кустов мелькнула чья-то голова; послышался смех, переливчатый, как звон колокольчика. Музыка смолкла на мгновение и заиграла снова — незнакомый нежный мотив, и Юкио безотчетно последовал за мелодией. Он наконец понял, что его трясет не только от пережитого страха, но и от холода. Юкио до конца застегнул молнию на ветровке, подышал на руки. Согреться не получалось. Казалось, будто несколькими шагами Юкио преодолел расстояние от осени до зимы. Или — и эта мысль пронеслась в сознании ярким всполохом, словно на самом деле была чужой — до какой-то другой осени. Осени какой-то далекой страны, где льют дожди, а люди в Хэллоуин греют у каминов озябшие ладони. На дорожку, покружив, упал сморщенный лист. Юкио поднял голову: в саду был листопад, и звездное небо проглядывало через ажурную сетку обнаженных ветвей. Между деревьями была натянута гирлянда из тыкв. По случаю Хэллоуина их выпотрошили, высушили и вырезали страшные рожи на боках. На Юкио смотрели десятки прищуренных глаз, внутри которых дрожал желтый свет, а десятки ртов кривились в злобных жестоких усмешках. Он отвернулся, но ощущение, что за ним наблюдают, никуда не делось. Тыквы сверлили его тяжелыми взглядами — они безошибочно опознали в Юкио чужака. Отступивший было страх снова подкатил к горлу. — Я сейчас уйду, — шепотом пообещал Юкио. Рядом снова засмеялись. — Вызову такси — и уйду. Трясущимися руками он вытащил мобильник — сигнала не было. Если он действительно хотел вызвать такси и уехать отсюда, оставалось только зайти в дом и попросить у хозяев телефон. Это к лучшему, уговаривал себя Юкио, стараясь не смотреть по сторонам, на мелькавшие между розовыми кустами силуэты. Хозяева хотя бы объяснят, куда он попал. Все в порядке, ничего такого здесь не происходит. Просто кто-то отмечает Хэллоуин. Он знал, что обманывает сам себя. Дом был таким же странным, как и сад. Приземистый и мощный, сложенный из камней, он словно сошел со страниц старых европейских сказок. Стены были увиты плющом — изумрудно-зеленым, несмотря на холод, из фасада то тут, то там выпирали тяжелые эркеры. Мимо окон скользили тени, и Юкио, уже готовый взяться за ручку, резко отдернул пальцы. Он готов был поклясться, что на голове одной из фигур были рога. Может, все-таки бежать? Бежать, пока не поздно? Он оглянулся. В глубине аллеи ему почудилось снежно-белое кимоно. Юкио всем телом навалился на дверь и влетел внутрь. Свет ударил по глазам, жар тысячей жалящих игл впился в онемевшую от холода кожу. Юкио заморгал, прикрывая лицо рукой. В нескольких шагах от него хохотали и пели; кто-то смачно рыгал, кого-то рвало; слышался топот ног и цокот копыт. Юкио потребовалось все его мужество, чтобы убрать ладонь и осмотреться. Первым, что он увидел, была задница. Абсолютно голая, покрытая жесткой рыжеватой шерстью, она двигалась туда и обратно. Движения были более чем красноречивы: обладатель задницы увлеченно втрахивал кого-то в стену. Этот кто-то был явно доволен — до ушей Юкио долетали страстные девичьи стоны, которые он сперва не расслышал в общей какофонии. — Мать твою, — выдохнул Юкио. Задница вздрогнула и застыла; ее хозяин торопливо развернулся. Теперь перед Юкио предстал член, напряженный и толстый. Несколько секунд Юкио тупо разглядывал чужой прибор, а затем поднял глаза — и встретился взглядом с Изуки Шуном, разыгрывающим команды Сейрин. — А-а… — глубокомысленно произнес тот. На лбу у Изуки красовалась пара витых рогов. Штаны, болтавшиеся в районе колен, он так и не подтянул. — И… Изуки, — запинаясь, начал Юкио. Минуту назад ему было до смерти страшно — теперь осталось одно изумление, словно из ужастика он попал в американскую комедию про подростков, в которой герои только и заняты тем, что зажимаются друг с другом по темным углам. Вот только декорации были какие-то странные — впрочем, под стать Хэллоуину. — Изуки, а… А здесь что?.. Изуки ошеломленно моргнул; он молча таращился на Юкио и, похоже, никак не мог поверить своим глазам. — Да это же Касамацу-кун! — раздалось рядом. Юкио стремительно обернулся: на низкой тумбе сидела Момои Сацуки, менеджер баскетбольного клуба Академии Тоо, и улыбалась ему своей самой милой улыбкой. У нее тоже были рога, правда, покороче и не такие изогнутые; мохнатые ноги заканчивались аккуратными раздвоенными копытцами. То, что находилось между ног, милосердно скрывала пышная юбка, задранная выше колен. Юкио зажмурился и потряс головой. До ушей донесся голос Момои: — Шун! Он же зачарованный, Шун! Ты подумай, зачарованный, да к тому же сам пришел! Зуб даю, он еще девственник. Неподдельный восторг в ее голосе сулил неприятности. Юкио торопливо распахнул глаза: удивление, до того написанное на лице Изуки, исчезло. Теперь он смотрел на Юкио с похотливым интересом. — А в самом деле, — протянул он и склонил голову к плечу. В его голосе послышалось что-то нехорошее. Юкио попятился к двери, преодолевая сковавший его паралич. — Касамацу-семпай, — улыбнулся Изуки, — ты же сам пришел. Ты куда? — Лови его! — взвизгнула Момои и проворно спрыгнула на пол. В ту же секунду кто-то сзади обхватил Юкио поперек груди, ткнулся губами в шею. Над ухом засопели, молния на куртке разъехалась — словно сама собой. Лицо Изуки вдруг оказалось совсем рядом. — Касамацу-семпай, — выдохнул он Юкио в губы, — оставайся. С нами хорошо, правда, Касамацу-семпай… Вырваться не получалось. Ладони Изуки, горячие и чуть шершавые, уже забрались под футболку, язык скользил по ключичной ямочке. Юкио почувствовал, как напряженный член упирается ему в бедро. — Пустите, — прохрипел он. Ноги подкашивались, в животе завязался тугой холодный узел. Юкио казалось, что его сейчас стошнит. — Не бойся, Касамацу-кун, — шепнула Момои, легко касаясь губами его уха. — Тебе понравится, вот увидишь. Она прижалась к нему всем телом; ее пальцы переплелись с пальцами Изуки, надежно заключая Юкио в тюрьму из живой плоти. Сбежать из такой было невозможно. — Пустите! — крикнул он и рванулся прочь, вкладывая в это все оставшиеся силы. — Отпустите меня, сейчас же! Они и не думали его слушать. Их прикосновения были мягкими, чуткими и настойчивыми. От них по озябшему телу разливалось тепло. Юкио охватила сонная дремота: он понял вдруг, как устал, волнуясь за Кисе и убегая от монстров, и как нужна ему сейчас хотя бы капля ласки. Тепло обернулось жаром, хлынуло вниз живота, и губы, касавшиеся его лица, уже не вызывали отвращения. Юкио качнулся, сдавшись, потянулся за поцелуем, и в этот момент рядом загрохотал знакомый голос. — Что здесь твориться?! Вы, мерзавцы, притащили зачарованного? Шун, а ну отвечай, кто тут… Касамацу?! Морок рассеялся, желание исчезло — словно его и не бывало. Существа, державшие Юкио, бросились врассыпную. Не прошло и секунды, как Юкио оказался один на один с Такеучи. — Касамацу? — потрясенно повторил тот. У Юкио не было сил отвечать. Мужчина перед ним одновременно был и не был его школьным тренером, Такеучи Гентой. Здесь, в этой безумной версии реальности, он почему-то оказался ниже ростом; его черты изменились, словно кто-то развлекался в фотошопе и шутки ради сделал из Такеучи европейца — другими стали разрез глаз и скулы, порыжели волосы и брови. — Быть не может, — пробормотал Такеучи. Он ухватил Юкио за руку и потащил за собой. Пестрая толпа существ, лишь отдаленно напоминавших людей, мешала им пройти, и Такеучи с остервенением проталкивался вперед. Он ни на секунду не прекращал ругаться; очередная гневная тирада подсказала Юкио, что Такеучи — хозяин этого места. Его гости — мохнатые и рогатые, похожие на барсуков и лисиц, бледные, как призраки, и румяные, будто размалеванные клоуны, пропускали возмущенные крики мимо ушей. Они смеялись, причитали, хлопали в ладоши, тыкали в Юкио пальцами или пытались ущипнуть. Рядом снова возник Изуки — к счастью, уже одетый, — мелькнула голова Момои. Юкио с ужасом огляделся. Он ждал, что столкнется с кем-то еще из «обычной жизни», но остальные лица, к счастью, были ему незнакомы. Ему казалось, что они целую вечность пробирались через анфиладу комнат, пока наконец Такеучи не втолкнул его в маленькое тихое помещение. Здесь царил полумрак, пахло имбирем и сладкими пирогами. В темноте угадывались очертания стола, окруженного трехногими табуретками, навесных шкафчиков и огромной мойки, в которой громоздились миски и кастрюли. Кухня, догадался Юкио, и обыденность этого слова подействовала на него успокаивающе. Такеучи выпустил его запястье и зажег стоявшую на столе керосиновую лампу. На стол лег рыжеватый круг; тени отступили, забились в углы и щели. — Садись, — велел Такеучи и кивком указал на одну из табуреток. Юкио послушно сел. Такеучи отыскал кружку, плеснул воды из глиняного кувшина и сунул ему в руки: — Пей. Успокоишься немного. «Все в порядке», — хотел сказать Юкио, но вместо этого поднес кружку ко рту. Только когда зубы застучали о керамический край, он понял — его трясет. — Ну-ну, — успокаивающе произнес Такеучи и придержал кружку, помогая Юкио сделать несколько глотков. — Уже все закончилось. Все хорошо. — Он налил еще воды. — Ты как, парень? Узнаешь меня? — Да, — ответил Юкио, вглядываясь в ореховые глаза Такеучи. Он не был уверен в своем ответе. — Хорошо. Помнишь, как меня зовут? — Да. Такеучи Гента. Тренер баскетбольной команды Кайджо. Вы преподавали у меня историю. — Верно, — улыбнулся Такеучи. Он поднялся и, пошарив в шкафчиках, поставил перед Юкио тарелку с нарезанной булкой. Кажется, это был европейский хлеб. — Ну, а что еще помнишь? Помнишь, как сюда попал? — Да, — сказал Юкио. И тут же поток из воспоминаний, ярких и жутких, обрушился на него. Улицы, сад, кицуне, демоны, тыквы, розы, Изуки. Витые рога, секс, страх, хохот, ненависть… Через лавину образов в сознание пробился голос Такеучи: — Тише, тише! Тише, успокойся! И Юкио понял, что всхлипывает, уткнувшись лбом в колени, а Такеучи гладит его по голове. Он заставил себя сесть прямо, провел ладонью по лицу — щеки оказались мокрые. — Нет, — бормотал Такеучи, — нет, так дело не пойдет. Ну-ка, съешь кусочек. А теперь давай начнем с самого начала. Помнишь, как ты вышел из дома сегодня? Куда ты пошел? Юкио бездумно откусил от ломтя хлеба. Тот оказался неожиданно сладким и отдавал изюмом. Помнит ли он, как вышел сегодня из дома? Теплый октябрьский вечер казался чем-то далеким и смутным. — Я… — Юкио уставился на белый мякиш. — Я хотел увидеть Кисе. — Кисе, — пробормотал Такеучи. — Ну конечно, Кисе! Он поднялся, пересек кухню и распахнул дверь. Из коридора тут же хлынули крики, гогот, пение, и Юкио вжался спиной в столешницу, словно звуки могли нанести увечье. — Где Рёта?! — заорал Такеучи, высунувшись в ярко-желтый прямоугольник проема. — Приведите Рёту, живо! — Кто-то посмел перечить ему, и он в ярости замахнулся кулаком: — Я сказал, живо, одна нога здесь, другая там, а не то вышвырну тебя отсюда, ясно?! Он захлопнул дверь, пробурчал что-то на незнакомом Юкио языке и вернулся к столу. Тяжело сел, отер тыльной стороной ладони пот со лба, потянулся к миске с хлебом. И тогда Юкио наконец задал вопрос, который все это время не давал ему покоя. — Ты… кто? Такеучи вздохнул. — Ты же сам только что сказал, Касамацу. Я — Такеучи Гента, тренер баскетбольной команды Кайджо, преподавал у тебя историю. — Он помолчал. — Сделал тебя капитаном, когда ты хотел бросить клуб. Он говорил, как Такеучи, двигался, как Такеучи, знал то, что знал Такеучи. Был ли он на самом деле Такеучи? — Тогда почему… — Юкио сглотнул. — Почему ты… Вы… Почему — такой? Слова не шли на язык, и он только беспомощно взмахнул рукой. Такеучи понял. — Понимаешь, парень, мир устроен сложнее, чем кажется большинству людей. — Было видно, что ему тоже непросто подбирать слова, чтобы доходчиво объяснить необъяснимое. — Ты же японец, у вас… у нас есть истории про тэнгу и кицуне. Так вот, они не такая уж выдумка. Рядом с вами живут разные существа, просто вы больше в них не верите. Юкио кивнул. Он только что видел живую кицуне своими глазами. — На Западе тоже есть свои истории про фей, богганов, сатиров и много кого еще, — продолжил Такеучи. — Я богган. Юкио помотал головой. Одного слова было недостаточно. — Богган, — медленно, тщательно выговаривая каждый звук, повторил Такеучи. — Я из тех волшебных существ, которые ценят гостеприимство, теплый очаг и вкусную еду. Обратись к кому-то из моего племени, и мы никогда не откажем в помощи. Но есть одна проблема. Мы, феи, уже давно не можем существовать в мире смертных в нашей истинной форме. Нам нужны человеческие тела. Они для нас как скафандр для космонавта. Понятно? — Да, — напряженно отозвался Юкио. — Вы захватили это тело? — Нет, — рассмеялся Такеучи. — Я в нем родился у смертной женщины. И живу по сути на два дома. Как смертный тренер школьной команды и как богган здесь. — Он широким жестом обвел кухню. — Здесь? Это где? — переспросил Юкио. — А ты еще не понял? — Такеучи наклонил голову к плечу. — Ты попал в Грезу, мир фей. Юкио потер виски. Голова была словно набита ватой. При слове «феи» на ум приходили только Тинкер Белл и ее подружки из Диснейленда — крошечные, с прозрачными крылышками и светящимися волшебными палочками. Ничего общего с толстым Такеучи и мохноногим Изуки. Кажется, еще феи должны были звонко смеяться и рассыпать вокруг себя волшебную пыльцу. Как же так вышло, что существа из этого дома — тоже феи? И как получилось, что он, Юкио, учился с феями в одной школе и играл на одной баскетбольной площадке? — Да где же Рёта? — со вздохом пробормотал Такеучи. «Рёта», — повторил Юкио про себя и понял, что ни капли не удивлен. Он уже встретил здесь Изуки, Момои и Такеучи. Если уж кому еще оказаться в волшебном мире — так это Кисе. А потом дверь распахнулась, и на пороге в самом деле появился Кисе. Его лицо скрывала серебряная полумаска, и Юкио узнал его по фигуре, походке, легкости движений. Он закрыл за собой дверь, снял с лица маску, и Юкио забыл, как дышать. Черты лица Кисе изменились так же, как у Такеучи, но не узнать его было невозможно. Его глаза и волосы теперь сияли золотом, а уши стали длинными и острыми, как у эльфов на картинках с фэнтези-сайтов. Но дело было не в этом. Кисе всегда казался Юкио очень красивым, да не только Юкио, всем — иначе как бы он работал моделью? Но теперь его красота была другой, не для обложек журналов и глянцевых страниц. С такой внешностью нельзя рекламировать кроссовки или минеральную воду. Она проникала в самое сердце, выворачивала душу, от нее было больно и сладко. Его красота больше не была человеческой. Только сейчас Юкио понял, что и Такеучи, и Кисе одеты не так, как обычно. На Такеучи были штаны по колено, серая рубаха с широкими рукавами и длинный бордовый жилет. На ботинках с округлыми носами сверкали прямоугольные золотые пряжки. Кисе был одет похоже, только жилет был короче, темно-синий с серебряными пуговицами. Юкио подумал, что не может больше представить Кисе в джинсах и футболке или школьной форме. Современная одежда казалась слишком уродливой для него. — Что случилось? Ты звал? — Кисе обратился к Такеучи — и только тут заметил Юкио. — Семпай, — выдохнул он. Удивление, страх и растерянность друг за другом промелькнули на его лице. Юкио понял, что все еще отлично читает эмоции Кисе. — Семпай, но как… Как ты сюда попал? Кисе в два торопливых шага пересек кухню, и Юкио неловко поднялся навстречу. — Я отбил его у сатиров. Они как раз собирались поразвлечься с зачарованным, — рассказывал Такеучи, и от слова «поразвлечься» Юкио передернуло. — Изуки клялся, что он пришел сам. Получается, ты ничего об этом не знаешь? Кисе медленно покачал головой. Белый, как полотно, он не сводил взгляда с Юкио. С каждым новым словом Такеучи его глаза распахивались все шире. — Возможно, кто-то решил подшутить над тобой в Самайн, — продолжал Такеучи. — Решил подшутить, — эхом повторил Кисе, и что-то в его голосе подсказывало: знай он, кто шутник, и тому бы не поздоровилось. — Там были монстры, — произнес Юкио. — Там, на улице. Кицуне и юки-онна. Они гнались за мной, и я пришел сюда, в сад, и увидел розы. Розы и тыквы. Его не перебивали; слова лились, словно прорвавшая плотину река. Юкио торопился. Он боялся, что поток вот-вот иссякнет, и он не успеет рассказать Кисе обо всем, что случилось сегодня вечером. А ведь это было так важно — рассказать именно Кисе. Он сбивался, путался, начинал сначала — но все говорил и говорил, а новый, запоздалый страх, страх того, что могло бы произойти, сжимал горло. Кисе обнял его за плечи и притянул к себе — осторожно и медленно, словно Юкио был хрустальным. — Все в порядке, семпай, — тихо сказал он. — Теперь все будет хорошо. Его дыхание щекотало кожу, от одежды пахло корицей, тыквами и — немного — вином. Закрыв глаза, Юкио прижался лбом к плечу Кисе. — Местные, — сердито произнес Такеучи. Оказывается, Юкио успел забыть о его присутствии. — Решили напакостить в Самайн? Ну я им сейчас устрою. — Едва ли они хотели нам насолить, — возразил Кисе, и его голос показался чужим. Тембр не изменился — но интонации были совсем другими. Холодными и жесткими, каких Юкио прежде не слышал. Разве что изредка, когда Кисе вспоминал игры за баскетбольную команду Тейко. — Скорее всего, просто совпадение. Не могли же они знать… Он осекся и крепче сжал плечи Юкио. — Может, и совпадение, — согласился Такеучи. Он по-прежнему кипел от негодования. — Да вот только я их все равно проучу. Кто позволил им такое вытворять по соседству с моим домом?! Рассчитывают, что завтра утром я уже ничего не вспомню? Не дождутся! Прямо сейчас кого-нибудь отправлю, чтобы нашли мерзавцев и выбили из них всю дурь. Юкио почувствовал движение — Кисе кивнул, поддерживая идею. Это напомнило, что они так и стоят, прижавшись друг к другу, и Юкио охватило смущение. Он отстранился, но стоило Кисе его отпустить, как Юкио повело. — Семпай! — воскликнул Кисе, снова хватая его за локоть. — Тебе нужно на воздух. Идем, выведу тебя через черный ход. Гента! — окликнул он, и Юкио уже не знал, чему удивляться: фамильярному обращению к учителю и тренеру или злости, ясно звучавшей в тоне. — Отправляй троллей. Кто у тебя сегодня тут? Пусть разберутся с этими тварями. Они вышли из кухни; вернее, Кисе вытащил Юкио и повел куда-то по коридору. — Там холодно, замерзнем, — сказал Кисе, неожиданно остановившись, и обернулся к молодой девушке, похожей на кошку: — Принеси нам накидки или плед. Ему не прекословили: девушка кивнула и исчезла в одной из комнат. Через пару минут она вернулась, в руках у нее было два синих плаща, подбитых темным мехом. Где-то за спиной бушевал Такеучи: — Шун! Да чтоб тебя, дурень, а ну подтяни штаны! И слушай сюда, пока я тебя с голой задницей на мороз не вышвырнул… Они уходили все дальше, и слова сливались в монотонный гул. Юкио так и не узнал, куда Такеучи отправлял Изуки и безымянных троллей. Интересно, как в этом безумном мире выглядят тролли? Огромные и уродливые, как в сказках, и при свете дня превращаются в камень? Они шли в сторону, противоположную шумному веселью. Свет стал тусклым, и в полутемных закоулках обнимались парочки. Юкио отводил глаза, но все равно слышал приглушенные стоны и непристойные звуки. Уши горели. Он покосился на Кисе, который больше не проронил ни слова и все сильнее сжимал его запястье. Даже в темноте было видно, как медленно и тяжело тот дышит. — Кисе, — сорвалось с губ. Кисе повернулся, и Юкио увидел опасно сузившиеся глаза. Зрачок темным пятном расплылся по радужке. Испугаться Юкио не успел: Кисе моргнул и стал прежним, только печально поджал губы. — Прости, сейчас выйдем и поговорим. Я все объясню. Кисе распахнул низкую дверь в конце коридора, и они опять оказались в саду, но уже с другой стороны от дома. Здесь не было ни розовой аллеи, ни тыкв, ухмылявшихся с ветвей, зато горели костры. Ослепительно-рыжие языки пламени плясали на фоне облетевших клумб, сизый дым столбами уходил в небо. В отдалении угадывался блеск воды. — Пойдем на пирс, — предложил Кисе. Он спустился по ступенькам и протянул Юкио руку. — Там сейчас никого. А если кто и есть — отправлю их развлекаться в другое место. — Надо же, — пробормотал Юкио, спускаясь следом, — как ты с ними… Кисе пожал плечами. — Это совсем другой мир, семпай. Тут все не так, как ты привык. Я — Ши. — Другой мир, — повторил Юкио. Они вышли на берег озера, окруженного лесом. В водной глади, безмятежной и ровной, будто зеркало, отражались полная серебряная луна и россыпь звезд. От берега отходили деревянные мостки; Юкио видел потемневшие от времени опоры. Кисе остановился у самого края пирса, закутался в принесенный плащ. — И часто у вас… так? — спросил Юкио. Его мучила мысль, что Кисе тоже участвует в том, что сейчас творится в доме Такеучи. — Каждый Самайн, — ответил Кисе. Он смотрел на острые кроны елей, росших на противоположном берегу. Они темными силуэтами вырисовывались на фоне освещенного луной неба. — Ты попал к нам в неудачный день. Сегодня не каждый из нас может и хочет удержаться от соблазнов своей второй, Неблагой, стороны. Юкио видел, что Кисе тоже, как и Такеучи, подбирает слова, чтобы объяснить то, чем они живут. — В Европе раньше старались не выходить в эту ночь на улицу, запирались по домам. Хорошо, что ты попал к Генте, здесь тебе не причинят вреда. — Ну конечно, — пробормотал Юкио, вспоминая чужие руки на своем теле и горячее дыхание на шее. — Они бы не стали продолжать, если бы ты сам не захотел, — рассмеялся Кисе. — Это же сатиры. Повеселиться, выпить и заняться любовью — это все по их части. Для них нет никакого удовольствия в насилии. А вот раскрутить на секс кого-то, кто не очень опытен, они любят. Он сел на край пирса, сложил руки между колен. Помедлив, Юкио опустился рядом. Вода стояла низко. Можно было болтать ногами, представляя себе, что они оказались на краю земли, а под ними раскинулось настоящее небо. В этом странном, сумасшедшем мире Юкио чувствовал себя маленьким и ничтожным. — И как же нам теперь быть? — спросил он. — Не знаю, — глухо откликнулся Кисе. Теперь его ладонь лежала совсем рядом, и Юкио осторожно подвинулся. Совсем чуть-чуть, просто чтобы соприкасаться пальцами. — Ты ведь наверное думаешь, что я все это время тебе врал, да, семпай? Юкио вообразил себе, что бы он сделал, скажи Кисе как-нибудь после тренировки, что он — фея. Отвесил бы подзатыльник, не иначе. — Нет, — сказал он. — Я бы все равно тебе не поверил. Кисе чуть слышно вздохнул. — Я не хотел, чтобы ты узнал. Чтобы ты относился ко мне как-то по-особенному, не как к другим. Со стороны леса налетел ветер, по воде пошла мелкая рябь. Юкио опустил голову, всматриваясь в сияющую бездну. Так значит, Кисе не хотел, чтобы он относился к нему не так, как к остальным. В висках стучало все быстрей и быстрей, в носу отчего-то защипало. — Я всегда относился к тебе по-особенному, — сказал Юкио и повернулся к Кисе. Кажется, для этого ему пришлось собрать все свое мужество. Кисе распахнул глаза, как делал, когда Юкио говорил ему что-то неожиданное. По губам скользнула улыбка — она появлялась всегда, когда он понимал, что стоит за сказанными словами. Кисе сейчас настолько походил на себя-человека, что Юкио забыл, где они находятся. Кисе провел пальцами между нахмуренных бровей Юкио, дотронулся до щеки. Его касания были легкими, как прикосновения теплого ветра, а лицо так близко, что Юкио чувствовал дыхание на своих губах. Сердце забилось где-то в горле. Он не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть, только смотреть в золотые глаза. Во взгляде Кисе была печаль, словно Юкио должен исчезнуть, и он заранее прощается с ним. От этого стало так больно, будто по груди полоснули ножом. Юкио качнулся вперед, но губы Кисе скользнули по его щеке, и он оказался в крепких объятиях. За спиной Кисе расстилалось яркое звездное небо. — Нет, так не пойдет, семпай, — прошептал Кисе. — Сегодня Самайн. Утром я забуду все, что было этой ночью. Они вернулись в маленькую кухню, тихую, темную и теплую, и устроились в оконной нише, укрывшись тяжелыми меховыми плащами. Сквозь мутное стекло виднелись костры, и вокруг них плясали другие феи. Юкио следил за ними, пока усталость наконец не взяла свое. В полудреме он почувствовал, как Кисе кладет голову ему на плечо.