Витраж.

Через несколько дней вокалист проснулся с саднящим горлом и жутко гудящей головой. Успев тихо порадоваться тому, что никаких грандиозных туров не предвидится, Тимо набрал короткие смски всем членам группы. Теперь его ждали несколько дней отдыха и лечения. Однако сейчас эта мысль не особо воодушевляла. В горле как будто скребли наждачкой, а наклон головы вызывал мерзкое давление в висках. Шумно и обреченно выдохнув, Тимо кое-как доплёлся до кухни, стараясь не упасть на ходу и соединить картинку перед глазами снова. Может, вся эта болезнь поможет отвлечься музыканту от воспоминаний о своём лицемерии... Или не поможет. -Ну что, сегодня утраиваем репетицию, раз уж все собрались, а завтра едем к Тимо?- это было скорее похоже на утверждение, но изначально планировалось Лау как вопрос. Все согласно кивнули. Рольф кивнул неуверенно. -Ну что, как тебе жизнь без того единственного, что в тебе идеально? -Йэнс ввалился к квартиру солиста, как к себе домой. Все, конечно, поняли, что речь про голос, но усмехнуться все-таки счёл своим долгом каждый. Тимо недовольно посмотрел на клавишника, закрывая за ребятами входную дверь. -Ты что, не рад нас видеть? - обиженно проговорил Матиас, скрестив руки на груди. -Но мы тебе это простим, если разрешишь немного опустошить твой холодильник. -Мы все компенсируем, правда. -с самым наичестнейшим видом уверил Йэнс, уже пробираясь на светлую кухоньку вокалиста. Фронтмен, всеми силами сопротивлявшийся и желающий просто вернуться в тёплую постель, все-таки был утащен коллегами на кухню вместе со всеми. Только сейчас Тимо заметил тихого и какого-то невыспавшегося Рольфа. Синяки под глазами буквально чернели на фоне бледных щёк, а сам ударник, удобно устроившись на табуретке в углу, прильнул головой к стене, прикрыв глаза. Когда импровизированный обед был съеден, а все члены группы сыты, солист, как-то неестественно наклонившись вперёд, чуть не свалился со своего места. Ребята, переглянувшись, отвели наконец больного Тимо в комнату, уложили, ещё и заботливо укрыли одеяльцем. Вспомнив об обещании насчёт компенсации продуктов, музыканты отправились на грандиозную закупку пищи/лекарств и всего прочего. Сославшись на недавние недопонимания между вокалистом и барабанщиком, с больным был оставлен именно Рольф. Несмотря на все возражения парня, фраза "да так даже лучше, может он в приступе болезни скажет, как сильно тебя любит, и ты сразу простишь ему все обиды" стала последней перед тем, как дверь захлопнулась перед лицом ударника. Если бы только это "может" было чем-то более материальным, чем просто сарказмом. Оставшись один на один с вокалистом, Рольф стал усиленно думать насчёт того, как именно ему следует себя вести. Сделать вид, что они просто друзья, и все так, как раньше? Просто молчать, пока солист не скажет что-нибудь сам? Вообще не заходить в ту комнату, где сейчас лежит беззащитный и страдающий Тимо? Ни один из вариантов парню не нравился, поэтому он просто постарался особенно не думать. Тихо прошмыгнув в спальню вокалиста и так же бесшумно приблизившись к его кровати, Рольф с облегчением обнаружил, что мужчина спит, с затруднением делая вдохи и выдохи. Само лицо фронтмена даже во сне выражало то, насколько больно тому было осуществлять такие, казалось бы, естественные процессы. Барабанщик с жалость посмотрел на лицо музыканта: то и дело хмурящиеся брови, плотно закрытые глаза, подрагивающие губы... В голове непроизвольно всплыло недолгое, но пробирающее насквозь ощущение того недопоцелуя. Хотя первые секунды Рольф, еле стоящий на ногах от переизбытка чувств, был уверен, что ему отвечают. Помотав головой и вновь сосредоточившись на настоящем, ударник аккуратно присел на край кровати рядом с фронтменом. Даже отсюда ощущалось нездоровое тепло больного организма. Парень осторожно протянул чуть подрагивающую руку к солисту, еле заметно касаясь щеки музыканта. Сразу же убрав руку, а после убедившись, что Тимо все ещё спит, барабанщик снова проделал то же движение. Уже немного смелее Рольф очертил пальцами линию скулы, а затем поднялся по виску ко лбу и накрыл его ладонью. Такой горячий. Слишком горячий. Нужно жаропонижающее. Ударник не собирался снова убирать руку от лица вокалиста. Он не мог, не хотел и не должен был. В конце концов, он просто... Его мысли прервал взгляд голубых глаз из-под полуопущенных ресниц. -Я просто температуру проверял...- зачем-то стал оправдываться парень, нехотя отрывая ладонь от горящего лба. Но рука барабанщика тут же была перехвачена и возвращена на своё место, теперь удерживаемая другой, такой же пылающей, как и лоб, рукой. Глаза Тимо снова закрылись, а выражение лица стало более умиротворённым. Вокалист не собирался и не желал объяснять своё поведение. Не сейчас. Рольфу же хотелось объяснений, но это могло и подождать. В данный момент все неважно. Все, кроме источника невыносимого жара, накрывающего сейчас даже ударника. Все-таки Йэнс кое в чем прав со своим "может": барабанщик готов был сейчас простить солисту абсолютно все. Но прощать было нечего, во всем виноват сам Рольф, так ошибочно посчитавший, что все, что происходило между ними, не просто так. Ударник, по правде говоря, до сих пор до конца не верил. Неужели все взгляды, тёплые улыбки, неловкие прикосновения и, казалось бы, небрежно брошенные слова - только случайность? Рольф не верил в это. Он не мог поверить в то, что его кумир, оказавшийся настолько интересным и прекрасным человеком, мог просто так разбрасываться чем-то подобным. Разбрасываться чувствами. Барабанщик не верил, ведь все песни самого Тимо были именно о чувствах, которые он брал из собственной души... И вот теперь, сидя и понимая то, что он нужен вокалисту именно здесь и сейчас, Рольф не мог отказаться от своих убеждений, от своих чувств.