Подари мне свою любовь

Это было странно. Все, что так или иначе окружало меня, все ещё было пропитано неопределенной странностью, в некотором смысле привносящей в жизнь некий дискомфорт. Я не могла ещё привыкнуть к тому распорядку, что действовал на корабле, в этой вселенной и вовсе, всякий раз испытывая четкое неудобство, но... У вас такого не бывало? Когда и снаружи и внутри что-то резко меняется, что именно – не передашь словами, то состояние, и обстановка, как при переезде в другое жилище, не сразу вписывается в твоё расписание, но входит в привычный образ. Со временем я уже чётко поняла, что обстановка и люди вокруг ни в чем не были здесь виноваты. Так уж суждено, что мы, люди, таскаем с собой прошлое, свой личный багаж, варьирующийся в размерах от небольшой коробки до огромного и увесистого чемодана, и, если у нас с ним неладно, куда бы мы не убежали, оно будет тянуть руку, отзываться действительно неудобствами, ныть в боку. Да и ещё осознание собственной временной беспомощности в той миссии, что нёс Шепард, никак не улучшало общего состояния. Совершенно не привыкшая отлынивать, я, разумеется, стоило только доктору Чаквас снять все медицинские ограничения, с неохотой выписывая мне «карт бланш» таким образом, поспешила втянуться в рабочий процесс, просиживая в БИЦе большую часть дня, однако... Толку от этого было мало, реальной помощи – и того меньше. За время эдакого «больничного» нужность в переводчиках ничуть не возросла и, хотя я нашла себе занятие по душе, а именно вернулась за один из десятков на этом корабле пультов связи, мониторя ежедневно сотни частот на предмет тревожных звоночков и скрытой активности Жнецов, это тоже не тянуло на нормальную помощь, заставляя лишний раз задумываться: зачем же на самом деле капитан решил оставить меня на своём судне? Легко было, поднимаясь к своему месту, с лучезарной улыбкой приветствовать всех уже знакомых, но настоящего обезболивающих для души ещё не придумали. Да, порой все замещалось временным вариантом в виде алкоголя, тут проблем не бывало, но ближе мне оставалась всегда возможность элементарно вытерпеть такие привратности судьбы. Дождаться, когда все раны превратятся в шрамы и затянутся под присмотром строгого времени. Дождаться, пока все перерастёт в настоящую привычку, а лёгкий мандраж от ещё до конца неизученного мира станет новыми знаниями и навыками. Находилась и посильная помощь в таком совершенно нелегком труде. От долгого молчания, в такой ситуации и таких условиях, пожалуй, свихнуться было более, чем возможно. Однако, простая истина, что «если вам плохо, ищите себе собеседника», работала без перебоев, а собеседник у меня был. В такие моменты, когда вечер, что можно было определить лишь по часам и замене смен, вступал в силу, на смотровой палубе отчаянно стирались, как я бы выразилась, «трудности перевода». Стирались ранги, назначения, формальности и прочие обязанности, неизменно висящие на плечах грузом не менее тяжёлым, что и личный багаж, но в такие моменты, словно подчиняясь закону космоса с отсутствием гравитации, проблемы становились совсем невесомыми. Мы обсуждали все, что только могло подойти к разговору, делились своими историями, представляли в льющихся непрерывной рекой словах жизнь, жизнь во всей своей константе и переменных, даже сами того не понимая – раскрывали души, затрагивая эмоции совсем не правильные, если так подумать. Но в такие моменты я становилась кристально чистой, кристально свободной и лёгкой, позволяя этому чувству переполнять, даже литься через край, струясь под смуглой кожей. Таких минут, порой затягивающихся даже на часы, приходилось ждать с нетерпением и на смотровой палубе, которую я закрепила за собой даже не смотря на, казалось бы, более выгодное предложение перебраться в личную каюту, коммандер Шепард стал хоть и единственным гостем, но постоянным и определённо ожидаемым. Я часто контактировала и с другими членами экипажа – в середину дневной смены я, по уже некой традиции, всегда поднималась на главную палубу и часы убивала там. Разумеется, по той же самой работе, которую нельзя было откладывать – я часто общалась с навигаторами и командой научного подразделения, уже переходя к стадии систематизации и разъяснения тех данных, что получилось собрать о туманности и том явлении, возникшем в момент пересечения вселенных. Но эта работа все ещё оставалась одной из самых первых нерешенных. Из ксенолингвиста плохо получался учёный, но общих данных, да и пытливого ума, как мне казалось, должно было хватить, чтобы при сложении двух двоек получалось четыре. Но четыре пока не получалось в принципе, поэтому сегодняшний свой распорядок я предполагала выстроить иначе и приняться за массивы данных и измерений раньше обычного. Кофе, принесённый самолично из столовой, находящейся практически под боком, отставленный на время на небольшой столик, практически остыл, пока я, включив планшет, вернулась ко вчерашним заметкам, тем самым попыткам вывести константу. На подсвечивающемся экране темнели абзацы надиктованного текста, представляющие собой два ещё не до конца сформированных варианта, одинаково вяжущиеся с теми данными, что имелись. Наконец, взяв кружку и сделав несколько глотков уже не такого бодрящего напитка, под сносками к теории искривлений пространственного потока космической материи и теории физических законов и значений фундаментальных физических постоянных в гипотезе математически вселенной, прибавился и третий вариант, сформулированный пока что лишь двумя словами - «красная материя». Идея устрашающе невероятная, но некогда зашедший в совершенно иную стезю от первоначального варианта разговор с коммандером Споком вывел следующее правило, крепко врезавшееся мне в память – если исключить невозможное, то, что останется, и будет правдой, сколь бы невероятным оно ни казалось. – Он разобрался куда бы быстрее меня. – я усмехаюсь собственным мыслям, сохраняя поправки в документе и выключая падд. Ровно за несколько секунд до того, как вновь удивляюсь возможности Шепарда действительно тихо оказываться рядом. На это, лишний раз, так и тянет раздраженно фыркнуть, но всего через минуту я уже замираю напротив панорамного окна, практически полностью выгоняя из головы все лишние мысли. Знаменитая Цитадель. Теперь её, мерно и постепенно приближающуюся с каждой минутой, можно оценить уже в живую, а не с изображений в сети. Гигантская конструкция, богатое космическое сооружение, станция, ставшая своеобразным центром, представленная в форме пятиконечной звезды, конечно же, уступает своими размерами Йорк-Тауну, но все равно успевает поразить за то время, что я наблюдаю её через иллюминаторы. Цитадель практически повторяет знакомую «начинку», её внутреннее обустройство, создавая собственный микроклимат, маленькую, пестрящую планетку, втиснутую в металлический корпус и обшивку величественной космический станции, но тем самым и отзывается каким-то особенным трепетом, теплом в груди. После посещения Омеги, астероида, утопающего в грязи и пороках, Цитадель отчётливо напоминает о том драгоценном состоянии дома, в мгновение становится как глотком свежего воздуха, культурой, надежностью, в некотором смысле даже и лёгкостью накрывает восприятие. – Ах, черт, я же не плачу налоги. – мягко улыбаюсь я, наконец отвлекаясь от созерцания той картины, что занимает теперь практически все панорамное окно. – Хорошо. – добавляю практически сразу же, только вот скорее на автомате, чётко уже понимая, с чем именно согласилась точно не сразу, лишь спустя долгие минуты, за которые за коммандером уже успевают с тихим шипением закрыться двери. Безусловно, сегодняшний вечер мог оказаться более, чем замечательным, и от одной мысли, что я смогу пройтись и осмотреть станцию в притягательной компании Джона, под его чутким руководством, тем же поразительным теплом заполняла все внутри, однако... я практически моментально напоролась и на ту мысль, которая смогла в считанные секунды омрачить этот абсолют. Да, хорошо, но только не в моем случае. Рациональная часть сознания просто вопила от неправильности того, с чем я стояла уже вровень, захлебывалась негодованием, замечательно отрезвляя. Уютная ли обстановка, слишком мягко и незаметно намекающая на определённые вещи, приятная компания, дурманящий аромат его парфюма, раскатистый голос с его приятным тембром, возможно даже весьма не дурно проведённый обед в том или ином кафе – это была бы идеальная прогулка, замечательная экскурсия, слишком попадающая под более простое описание романтики, свидания, но... не для меня и не с ним. Я не надевала платья, если, конечно же, не считать форменного, которое в период нахождения Нормандии и то было сменено на более удобный костюм с эмблемой Цербера, практически год – именно столько уже успело пройти с той давней вечеринки в честь дня рождения Джима Кирка и очередной миссии, закончившейся если уж не особо успешно, но точно сотнями спасённых жизней. Что уж, стало быть, говорить об обуви на хоть небольшом, но каблучке? Хоть и элегантно и красиво, но никак не удобно и не практично, особенно если речь идёт о службе на корабле полу-боевого класса. Собираться в женственном образе даже в увольнительной никогда не хватало времени, поэтому то и приходилось отставлять такие моменты, когда можно было почувствовать себя действительно весьма привлекательной женщиной. За те выделенные мне полтора часа я вовсе не собиралась приводить свой внешний облик в такой безупречный, но вышло это практически спонтанно и только благодаря Миранде. Если бы не её уместные поправки, я бы даже не додумалась до того, что лучше было бы не выходить в порт в форме принадлежащей Церберу, что на Цитадели, в принципе, не возбранялось, но повлекло бы за собой не самую дружелюбную реакцию. Что ж, мне оставалось лишь судить о той репутации, что завела себе эта организация, и благодарить Миранду за предоставленные ей некоторые вещи. Увы, свой собственный багаж при путешествии в этот мир я совершенно запамятовала прихватить. – Не стоило даже соглашаться. – критично осматривая себя в поверхности стекла иллюминатора - по моей просьбе СУЗИ обратила её в более зеркальную - я лишь резко покачала головой, встряхивая распущенными волосами. Это было неправильно. Все, если так подумать, в этом мире было для меня неправильно, поэтому и приходилось что-то менять, подстраивать под себя или же подстраиваться самостоятельно. Я подхватила со стола ножницы и крепко захватив пальцами первую особенно крупную прядь волос, смело отрезала её в половину, к общему итогу укорачивая стрижку до удлиненного каре. Спустя отведённое время я спустилась в доки. Минута к минуте, ясная точность, к которой строго привыкаешь и которой начинаешь придерживаться в качестве побочного эффекта работы. Ждать же Джона мне тоже совсем не приходится. Лишь при встрече приходится дать ему пару мгновений, за которые капитан предо мной предстаёт вовсе не в образе строгого вояки, занятого крайне серьёзной и важной миссией, а, скорее, обычного мужчины, открыто засматривающегося на объект симпатии – без каких либо преувеличений я вовсе не смело, но точно могу так сказать, прекрасно видя эту картину и мысленно лишний раз проклиная себя за такую оказанную услугу и своей слабости. Не стоило идти у своей слабости на поводу, наряжаться именно таким образом, но назад дороги уже не оставалось и мне пришлось лишь тихо кашлянуть, привлекая, таким образом, внимание коммандера Шепарда. – Благодарю. И... Думаю, что правильнее будет довериться тебе, я же мало, что тут знаю. – слегка ещё натянутая улыбка трогает мои губы и лёгкая напряженность проскальзывает в руках, сцепленных в крепкий замок перед собой, когда мы проходим из доков ко входу на станцию. Я с лёгким нетерпением ожидаю того зрелища, что предстанет передо мной, стоит лишь миновать пост службы безопасности, однако путь мне, сразу у сканера, тут же отозвавшегося после меня противным писком, дальше оказывается закрытым. – Знаешь, кажется шутка про налоги перестаёт быть шуткой. – как-то приутихше отзываюсь я, поднимая на Шепарда слегка озадаченный взгляд, перед тем как между нами возникает один из служащих этого контрольно-пропускного поста. Я надеялась, что экскурсия не закончится столь быстро и стремительно.