Ненаписанная история

      — Какая… прелесть, — Кайрэ чуть хмурится, разглядывая черно-зеленые отростки, напоминающие ветви шиповника. Они пульсируют, то и дело наливаясь ярко-зеленым светом, взрываются и выпускают из себя новые и новые плети, которые стремительно разрастаются, стремясь захватить все больше и больше. Вероятно, этим зрелищем и впрямь стоило полюбоваться, если бы это порождение чьего-то сумрачного гения не выбрало в качестве «грядки» тело ее брата.       Зирэ не отвечает. Он дышит тяжело, с посвистом, практически усилием воли проталкивая воздух в легкие, разрываемые черно-зеленой лозой. Кайрэ не спрашивает, почему брат пришел к ней так поздно — она легко читает ответы в его сознании, пользуясь тем, что закрыться сейчас Зирэ не в состоянии. Хотя от нее он по-настоящему никогда не мог закрыться. Или не хотел. Черная лоза ужасно напоминает одно из самых мощных эльфийских проклятий, завязанных на магии жизни. Легко сдающихся под ледяным дыханием его силы. Вот только зеленый — это цвет не только магии жизни.       Шипы и ветви. Кажется, за ними не разглядеть уже ничего, настолько плотным кажется из переплетение. Не найти ни концов, ни краев. Ни один целитель не возьмется за проклятие на такой стадии. Кайрэ целителем не была никогда. Жадные колючки тянутся к ее пальцам, пытаясь захватить еще одну жертву, они, кажется, уже решили, что победили окончательно и можно поискать себе нового носителя. Рано. Одна из плетей обвивается вокруг запястья, пытается проникнуть под кожу, но лишь вспыхивает и рассыпается, опаленная чужой силой. Это не холодная серо-зеленая сила Зирэ. Кайрэ улыбается весело и зло, наблюдая за тем, как колючки теперь стремятся отстраниться, расползтись в стороны от ее пальцев. Если бы все было так просто.       Спина, грудь, шея… плотное переплетение ветвей проклятия проворно расползается от ее рук, чтобы вернуться на прежнее место, стоит только продвинуться чуть-чуть вперед. Ладонь замирает на плече. Здесь черный цвет видится настолько насыщенным, что кажется маленькой черной дырой, способной затянуть в себя даже ее пламя. Кайрэ медленно очерчивает его по кругу, локализуя источник заражение. Отсюда. Маленькая царапинка, пришедшаяся на омертвевший участок плоти. Эксперимент, который вместе с искомой силой принес уязвимость.       Любой целитель скажет: такие проклятия не снимаются участками, только полностью, иначе есть риск возвращения заразы. Приподнять, оплести каждый шип, отделить всю структуру от ауры пациента и уничтожить. Любой целитель скажет, что когда зона поражения превышает семьдесят процентов ауры, отделить проклятие без фатального повреждения носителя невозможно. А даже если каким-то чудом это удастся, никто не выдержит болевого шока.       Ладонь Кайрэ остановилась точно над сосредоточием. Проклятие под ней казалось живым — сердце, что билось в одном ритме с сердцем Зирэ. С ее собственным сердцем. Безмолвная угроза утащить за собой обоих. Кожу расчертил золотистый узор. Вспышкой, от лба и глаз, вниз по щекам, шее, плечам, тончайшей сетью до самых кончиков пальцев, витым жгутом по груди, расцветая диковинными цветами напротив сердца. На долю мгновения чернота будто дрогнула, точно почуяла, что последует за этим. А потом не осталось ни мыслей, ни способности хоть что-то видеть и понимать, только нестерпимо горячее пламя.       Первыми сгорели нервы. Нервные окончания, пронизывающие еще живую плоть, так тесно переплетенные с черными жгутами проклятия, что разделить их не проще, чем отделить одно волокно от другого. Они распадались пеплом, принося с собой боль, а сразу вслед за ней — облегчение. Нет боли, нет чувств. Нет ровным счетом ничего. Кто может похвастаться, что сумел полюбоваться собственным сожжением? Черные жгуты извивались в безмолвном крике, грозили ощущением боли и затягивающей бездны. Рассыпались черными хлопьями вместе с плотью и нестерпимо воняло горелым мясом. Последней сдалась кость. Распалась с тихим хрустом, смешиваясь с прахом и пеплом на безнадежно испорченном ковре.       Кайрэ позволила себе отстраниться от совместных ощущений ровно настолько, насколько необходимо, чтобы не потерять нити заклятия. Хотя заклятием это не назвал бы и последний ученик — чистая волна силы, простая и надежная. Жгуты проклятия, оставшиеся без своего центра и сердца, бессмысленно извивались, скребли и пытались собраться в новое сосредоточие. Лишенные управления и даже малейшего проблеска воли, они совершенно точно не могли осознать, что заполнить пытаются намного больше, чем им было доступно раньше. Семьдесят процентов — необратимое повреждение ауры. Тридцать пять считается подлежащим самостоятельному восстановлению.       Пламя добралось и до них. До каждого тончайшего жгутика, который норовил спрятаться, прикинуться тем, чем никогда не являлся. Огненный узор растекся, украсил жаркими цветами, не пропустив ни одного участка плоти, и угас, оставив после себя последнее и самое верное доказательство жизни — боль.