Рыжее солнце

Гермионе казалось, что каждая клеточка ее тела болит. Она еле слышно застонала, но никто не откликнулся — похоже, она лежала где-то в одиночку. Она повернулась набок, боль мгновенным пожаром опалила ее, и немного оправившись, Гермиона открыла глаза. Все вокруг сияло белизной. Гермиона прищурилась и вскоре смогла различить кровати, тумбочки, пустой стул рядом с собой. Как позвать кого-нибудь? Ужасно хотелось пить — рот больше напоминал раскаленную пустыню. Дрожа, она приподнялась и прикусила губу, чтобы не вскрикнуть. Оглянулась — с другой стороны от нее стоял стакан воды. Чуть не расплескав половину, Гермиона одним глотком выпила все и снова откинулась на подушки. Едва она закрыла глаза, свет в палате — да, похоже, она была именно в больничной палате — погас. Мысли ползли медленно, перекатывались тяжелыми камнями. Она в Мунго? Но что произошло? И как… почему она здесь, когда учебный год еще идет? Последним, что она помнила, было Рождество. Шестой курс, козни Малфоя… Может, она стала его очередной жертвой, как Кэти? Да, это бы все объяснило. Голова опустела, и Гермиона отключилась. Ей снилось многое — крестражи, смерть Дамблора, чья-то свадьба (ей показалось, или там была Флер?), Пожиратели, Амбридж и медальон, палатки в лесу, битва в Хогвартсе, — но она ничего не вспомнила, когда снова открыла глаза. Однако ее взгляд вдруг упал на шрам. И воспоминания потоком хлынули в разум. Голова едва не разорвалась от осознания, что все это произошло за каких-то полгода. Гермиона попыталась подняться с кровати, но тут же рухнула обратно — боль хоть и ослабла, но не ушла окончательно. Господи, только бы со всеми остальными ничего не случилось! Чем кончилась битва? Волдеморт должен был проиграть, да? Он не позволил бы ей выжить, а значит… В палату вбежало несколько людей — Гермиона услышала топот, а за ним чьи-то всхлипы, выкрики, вопросы… Отвечать не хотелось. Даже открыть глаза казалось непосильным делом, так вымотала ее попытка подняться. И все же она с трудом разлепила веки. Вокруг столпились ее друзья. Улыбающиеся Гарри, близнецы Уизли и Джинни. Только родителей не было, и Гермиона с горечью вспомнила, что сама же отправила их в Австралию. Однако все-таки смогла слабо улыбнуться. — Как ты, Гермиона? — взволнованно спросил Гарри. — Нормально… — прохрипела она. — Воды… — Агуаменти! — произнес Фред, и пустой стакан рядом с кроватью наполнился. — Спасибо, — прошептала она и снова одним глотком все выпила; Фред снова наколдовал воды. Отпив еще, Гермиона ощутила, как силы прибывают. — Сколько… сколько я спала? — Несколько дней или неделю, — ответила Джинни. — Знала бы ты, как мы волновались! — Да, хорошо, что ты снова с нами, — Гарри поник, и его плечи опустились. — Что такое? — тревожно спросила Гермиона и вдруг заметила, что здесь кое-кого не хватает. — Где Рон? — Рон… он еще не очнулся, — тихо сказала Джинни. В палате воцарилось молчание. Гермиона поняла, что чувствует себя виноватой за свое пробуждение. Как будто это что-то поменяло… Разве ее смерть помогла бы Рону? — Заклинание не помогло, — прошептала она. — Я пыталась… — Нет, ты попала в цель, — перебил ее Фред. — Если бы не ты и Рон, умер бы я. Он меня оттолкнул и принял на себя основной удар. — Но ты оттянула часть заклятья на себя и едва не умерла сама, — мрачно закончил Джордж. — Фреда это спасло, а вот Рон… Тягостное молчание теперь не нарушил никто, и вскоре все ушли из палаты. Гермиона заснула, ощущая себя донельзя слабой после разговора, и ей всю ночь снились кошмары о битве. Через пару дней окончательно восстановившуюся Гермиону выписали из Мунго, и она начала навещать Рона вместе с Гарри. Ей хотелось сначала слетать за родителями, но с ними пришлось бы объясняться, а теперь, в ее постоянном плохом настроении, это грозило перерасти в скандал. Она почти физически ощущала, как ее связь с родителями ослабевает, и это пугало. Пугало и то, что целители ничего хорошего о состоянии Рона не говорили. Он был бледен и холоден, даже веснушки померкли, и если бы Гермиона не чувствовала слабый пульс, то решила бы, что он умер. Целители только разводили руками и говорили, что если он не очнется в ближайшие пару дней, то все будет кончено. Рон умер через неделю. Гермионе казалось, что мир кончился. Что это ее, только ее вина — она не защитила его, что существует теперь только за счет его жизни, что однажды к ней придет призрак Рона и потребует расплаты… Ее разрывало на части, и она не могла ничего поделать. Весь волшебный мир оплакивал смерть одного из героев войны, но она глядела сквозь натянутые улыбки и видела только ложь и фальшь. От этого становилось еще тяжелее на душе. Боль утраты поутихла только через год после похорон. Гермиона до последнего надеялась, что Рон еще жив, но окончательно поверила в его смерть, когда увидела его призрак в Хогвартсе. Значит, он решил остаться… Но самое важное — Рон сказал, что не винит ее в своей смерти. Они говорили долго, и Гермиона много плакала, извинялась за все — за смерть и за последние слова, за игнорирование признания, — но Рон прощал ее. В загробной жизни он так изменился… Стал словно мудрее и терпеливее. Через этот долгий последний год учебы в Хогвартсе Гермиона смогла простить себя и начала жить дальше. Рон умер, и она этого никогда не забудет, но сама она еще жива. И раз уж ее жизнь продолжалась, то, значит, наступило то самое «позже», когда она обещала закончить разговор с Фредом. Она трансгрессировала в Косой переулок поздним вечером. Медленно прошла по улице, оглядывая все вокруг. Почти все лавки возобновили работу. Гринготтс отремонтировали. Гермиона почувствовала горький привкус во рту — тогда, на драконе, с ними был и Рон… Она отвернулась и продолжила путь. Открыла двери магазинчика Фреда и Джорджа — по-прежнему яркого и красивого, только уже с другим стишком. Посетителей почти не было, и стоящий неподалеку Джордж привественно улыбнулся. — Чем обязаны? — Доброй ночи, — она тоже улыбнулась. — Где Фред? — А, он наверху, — Джордж понимающе хмыкнул. — Отдыхает. У нас был тяжелый день. После войны прошел год, а людям все еще не хватает развлечений. — Да, все семьи понесли потери… — после этих слов они оба погрустнели. — Ладно, я пойду. Удачи тебе. Он кивнул, и Гермиона поспешила в их комнату наверху. Странно, они так разбогатели, но все еще не переехали. Она часто задавалась вопросом — а почему? Наверное, привязались к этому месту. Впрочем, неважно. Она постучалась в дверь и глубоко вдохнула. — Фред?.. — дверь чуть скрипнула и открылась. Гермиона вошла. — О, привет-привет, Грэйнджер! — ухмыльнулся Фред, сидевший на кровати с книгой, и спросил точь-в-точь как Джордж: — Чем обязан? — Ого, ты умеешь читать, — нервно усмехнулась Гермиона. — В общем… помнишь свадьбу Билла и Флер? Я тогда сказала, что… — Что мы закончим разговор позже, — подсказал ей Фред. — И что же? — Фредерик Уизли, я абсолютно не понимаю, как такое могло получиться, но ты мне безумно нравишься, — выпалила она, чувствуя, как вспыхнули щеки. — А знаешь, что самое странное? — он как-то странно посмотрел на нее и подошел. — Ты мне тоже. — Я пойму, если… что? — она опешила от его слов. — Прогуляемся? — подмигнул он ей. — Я слышал, у магглов отличные парки развлечений. Не знаешь, где их можно найти? — Конечно знаю, Фредерик, я же магглорожденная! — воскликнула она; все напряжение и страх мигом ушли. — Поверить не могу, что мы идем на свидание, — тут она посмотрела на его хитрую ухмылку, и Гермиону осенило. — Эй, ты ведь давно все понял, да? Так почему молчал? — А я хотел увидеть твое лицо, когда придешь признаваться. Это того стоило! — засмеялся он. — Честное слово, иногда я тебя ненавижу, — пробормотала Гермиона, но Фред все равно услышал и щелкнул ее по носу. Они шли по улице, держась за руки, и шутливо переругивались. Летняя ночь дышала свежестью и дарила новые силы — и надежду на светлое будущее без темных волшебников. Жизнь продолжалась и обещала быть прекрасной.