Ущербная Луна

Добравшись до полосы негустого подлеска из кривых елей и кустарника, Гаэлль прекратил проваливаться в снег по колени и шагать стало легче. В низине холод был не столь силён и проплешины свободной от снега земли попадались всё чаще, напоминая, что за пределами Махеоллас дартан царило подступившее к концу лето. Впереди его ждал последний рубеж, за которым расстилалась безымянная долина, что вела к проходу в земли Дарханов, но прежде чем он окажется у крепости, ему предстояло пройти не менее трёх десятков лиг* пути. А сил на них не было. Голод всё чаще напоминал о себе бурчанием в животе. Ступни и икры ныли от долгого перехода, а тело стало неповоротливым и тяжёлым. Такими же были и мысли, ворочавшиеся в голове подобно старым мельничным жерновам. В сознании мешались обрывки воспоминаний: перед внутренним взором проносились события то далёких битв, то мирных будней, что являлись таковыми лишь отчасти. Жизнь в окружении Эзариуса Первого спокойной не была никогда. Король Паук не зря слыл интриганом до мозга костей. Не отставали от короля и его придворные. Каждый следил за соседом, выжидая момент, чтобы нанести удар. Состояния и земли переходили из рук в руки, а количество «несчастных случаев», выкашивавших ряды старой и новой знати, уже давно никто не брался считать. Гаэлль Ат-Нараш никогда не ослаблял бдительности и давно разучился верить в бескорыстность. Тех, кому доверял, мог посчитать на пальцах одной руки. И пальцы загнул бы не все. Странную какофонию из пощёлкивания, шипения и воя альфа услышал, поднявшись на невысокий пригорок, чтобы выбрать свой дальнейший маршрут. Звуки исходили из-за стены высокого вечнозелёного кустарника — мармуша, с кисловатыми лечебными ягодами, снимавшими жар. Спустившись с пригорка, Ат-Нараш двинулся к кустарнику. Попутно сорвав в ладонь горсть ягод и забросив их в рот, он, ломая ветви, выбрался на поляну, да так и застыл, обозревая представшее ему зрелище. Посреди поляны бил крыльями по земле, изгибая шею и топорща золотистую гриву с редкими вкраплениями серебра, молодой грифф. Тонкий хвост с кисточкой гибкой плетью хлестал воздух, пытаясь достать прыгавшую вокруг него пятёрку волков. Оголодавшие хищники напали на дичь, превышавшую их как по размеру, так и по весу, но их нахальство было оправданным. Задняя правая лапа гриффа была надёжно обхвачена капканом. Кровь, густо пропитавшая снег вокруг крылана, сводила волков с ума, подпитывая охотничий азарт. Судя по всему, грифф пребывал в капкане уже довольно долго и стремительно терял силы. Ускоряя его конец, волки не давали ему ни минуты покоя: бегали вокруг, хватали то за хвост, то за крыло и изматывали свою добычу. Появившегося рядом человека ни волки, ни грифф не замечали, а Гаэлль следил за происходящим, чувствуя, как растёт в нём жалость к несчастному крылану. На Севере приручённые гриффы были подспорьем, защитой и боевыми побратимами, дикие же нередко выхватывали добычу из стада овец, но забранное люди считали данью богам и зла не держали. Поддавшись порыву, Гаэлль подхватил с земли длинную крепкую корягу и бросился на помощь гриффу: крылана таки сумел ухватить за горло самый крупный из волков и грифф в смертельном страхе забил крыльями по земле. Обрушившаяся на спину волка деревяшка заставила зверя с визгом отскочить, мотая головой. Встав перед гриффом, Ат-Нараш согнул колени, выставил перед собой корягу и зарычал похлеще зверюг. — Ну, кто хочет ещё и меня отведать?! Выходи, кто самый храбрый! Храбрый и дурной нашёлся сразу — прыгнул сбоку, да тут же и отлетел в кусты с проломленной башкой. Трое оставшихся волков оказались поумнее: отпрянули назад и забегали вокруг, подвывая от досады и нетерпения. Четвёртый замер у кустарника, внимательно разглядывая прибывшее на подмогу крылану пополнение. Грифф за спиной Гаэлля зашипел, пригибая голову. — Я — друг, а не враг, — произнёс альфа, не оборачиваясь, — в кручине от помощи не отказываются. Крылан, будто поняв его, утих, а двое волков ринулись в атаку сразу с двух сторон. Одного из них альфа сумел уложить в окровавленный снег с переломленным хребтом, второго отбросил ударом когтистой лапы грифф, а вот третий, что очевидно верховодил в стае, подкрался в пылу схватки и вцепился в воина. Гаэлль закричал от пронзившей бедро острой боли: клыки прокусили плотную ткань штанов и добрались до плоти. Извернувшись, альфа ударил волка по загривку кулаком. Зверь взвыл, но челюсти не разжал. Отрывая человека от гриффа, в его штанину вцепился второй волк и дёрнул на себя. Устоять на ногах Гаэллю удалось, а вот оружие своё из рук выпустил и сжал пальцы на горле висевшего на нём волка. Тот забился, царапая его задними лапами, но Ат-Нараш не отпускал, пока волк не разжал челюсти. Отшвырнув зверюгу в снег, Гаэлль ухватил корягу и подловил ударом лобастую голову второго из волков, прыгнувшего ему на грудь. Хруст костей и визг возвестил, что ещё один противник выбыл из схватки. Терзавшего лодыжку альфы волка грифф ухватил поперёк туловища крепким клювом и переломил позвоночник пополам. Оставшийся в живых вожак, заметно потрёпанный и хромой, отбежал к кустам. Оглядев оттуда оставленное им поле боя, зверь решил, что перевес сил склонился не в его пользу и скрылся в подлеске. Отдышавшись, Гаэлль разогнул спину и огляделся. Трое мёртвых волков лежали неподвижно, четвёртый, тоскливо подвывая, скрёб снег передними лапами. Дохромав до зверя, Ат-Нараш оборвал его мучения одним ударом и, кривя рот, потянулся к завязкам штанов, глянуть на рану. Обнажив бедро, альфа тихо выругался. Из глубоких порезов, оставленных клыками, обильно текла кровь. Шипя и втягивая воздух сквозь зубы, Ат-Нараш принялся отрывать подол от рубахи. Кое-как отерев кровь снегом, он спустил штаны до колен и принялся обвязывать бедро. Закончив с перевязкой, альфа натянул штаны, и, сделав шаг, едва сдержал стон. Мышцы запульсировали болью. Под штанами из-под повязки потекло тёплое. Следовало бы остаться на месте, развести костёр да прижечь место укуса, вот только ни огнива при себе он не имел, ни горень-камень* в этих местах не водился. — Чем же это я перед вами так согрешил, северные боги? — пробормотал альфа под нос и бросил взгляд на гриффа. Крылан, распластав крылья по снегу, смотрел на него, по-птичьи свернув голову набок. Опираясь на корягу, Ат-Нараш направился к гриффу. Тот предупреждающе зашипел, но когда человек подошёл к его застрявшей в капкане лапе, приподнял крыло, пуская его к пострадавшей конечности. Недаром говаривали небесные всадники, что умом крыланы от людей мало чем отличались. Пока альфа, кряхтя и цедя проклятья, возился с капканом, грифф не шевелился. Терпел, пока тот разжимал железные зубья, а когда ощутил свободу, рванулся вбок и тут же завалился в снег с жалобным клёкотом. Гаэлль уселся в снег, сбитый хаотичным трепыханием крыльев и закрылся локтем. — Да чтоб тебя!.. — выдал в сердцах и добавил мыслеречью приказ «замереть», прежде, чем осознал, что берёт дикого гриффа под контроль. Но крылан, к его изумлению, послушался и опал на снег. Некоторое время оба смотрели друг на друга с одинаковым удивлением. Человек пошевелился первым и с трудом поднялся. Проверив собственную устойчивость, альфа вытянул руку и сделал хромающий шаг к крылану. Первый, второй, третий. Грифф не двигался, следя за воином и лишь тихо засвистел, когда тот, с попахивающей безумием храбростью положил подрагивавшую ладонь, измазанную в крови, на лоб птицезверя. Ат-Нараш закрыл глаза, глубоко вдыхая. Слышащий… Если и вправду в нём есть хоть крупица дара его родителя-омеги, то сейчас бы она ему весьма сгодилась. — Помоги, родитель… — прошептал он, не открывая глаз, — если не излечить, так хоть силы влить. Сказал — и ощутил, как по венам полился жар, кружа голову. — «Отныне ты — мои крылья, а я твой всадник. — Его голос возрос, слова клятвы всадника, произносимые в миг запечатления, возникали в голове сами собой. — Раздели со мной небо, и я подарю тебе землю». Помоги мне, — добавил шёпотом, — и я никогда не лишу тебя свободы. Будь со мной по своей воле и прими мою дружбу. Большего от тебя не пожелаю. Отпущу восвояси, как только окажусь среди своих. Ответный толчок сознания развернул в голове зрелище гор со снежными шапками с высоты птичьего полёта. Видение пронесло его над долиной, бросило к реке, катившей свои холодные воды с гор в низину и подняло ввысь над стенами Горного гнезда. Мелькнули поля, стада, бредущие на водопой — грифф знал место, с которого пришёл человек. И он вернёт его домой. Гаэлль открыл глаза, убирая руку. Запечатление должно было завершиться наречением имени. — Я назову тебя «Карагал» — Отважный, — произнёс альфа. Грифф поднялся на лапы и, одобряя, раскрыв крылья, издал долгий, пронзительный крик. Ухватив гриффа за загривок, Ат-Нараш забрался на спину крылана и зарылся лицом в тёплую гриву. Неуклюже разбежавшись, грифф взмахнул крыльями и взмыл в воздух, оставив внизу окровавленное пятно снега и мёртвых волков. *** Гомон голосов и крики Каллен услышал раньше, чем вышел из дома. Во внутреннем дворе у клетей с птицей для кухонь наследник увидел толпившуюся челядь. В кругу стояли друг против друга Ансельм с Азагаром. Старики осыпали друг друга оскорблениями, потрясая посохами, готовые вступить в рукопашную. В толпе зевак Дархан с недовольством отметил присутствие южан. Менарх с Гурдом с улыбками на устах наблюдали за ссорой жрецов, прислонившись спиной к стене. Но взгляд Дархана уцепился не за воинов, а за стоявшего рядом с воинами Айлина. Омега наблюдал за стариками с пристальным вниманием, подмечая каждое брошенное в гневе слово. — Изыди, смрад лживого бога! — бета в запале обрызгал подбородок слюной. — Пока ты не появился в этом доме, мы не знали несчастий! — Уж не ты ли грудью дом Дарханов от бед защищал? — язвительно излился «серый». — Что ж тогда своего тэра не уберёг? Ансельм со стуком вбил в землю свой посох. — А что не спас, так на то воля богов была, «серый»! Не тебе меня обвинять! Под твоей защитой был наш таэт, когда ты позволил ему сгинуть! — Эк спешишь-то как Ат-Нараша схоронить, — Азагар усмехнулся недобро. — Понравилось, поди, своих хозяев на тот свет провожать. — Клевета! — взвыл Ансельм в бессильной ярости. — Навет бесстыжий! — Только несведущий не заметил бы язв на теле Каэлла Дархана. Язв, оставленных ядом ягод хорэ с Юга. Орден твой жреческий целителями славится, так что ж ты, Хранитель, к братьям своим гонцов не послал, чтобы тэра от смерти спасти? Толпа зашумела и Дархан, встрепенувшись, поспешил вмешаться. Наговорили противники уже много чего, что ушам чужим слышать было не надобно. Спустившись с крыльца, Каллен прорезал толпу и поднял руку, останавливая новый выпад Ансельма. — Будет вам, — велел он властно. — Или заняться нечем? — Изгнать его надобно, наследник, — не унялся бета. — Голову он нам туманит, морок наводит магией своей треклятой! — Зачем ему это? — Каллен пожал плечами. — Чтобы власть захватить, — Хранитель ухватил наследника за руку. — Богохульники ничего без корысти не делают и во всём свою цель имеют! — Полно тебе, Ансельм, — Дарующий мягко разжал его пальцы, высвобождаясь. — Ты видишь дурное там, где его нет. — Нет? — бета понизил голос. — Тогда зачем ирод этот Ловиса разума лишил? И тебя в дурное дело толкнул: шею перед древним врагом Триземелья склонить! Не верь ему, мал хаиме, изгони за стены! Изгони, а не сделаешь этого — быть беде! Отступив от Дархана, Ансельм бросил ненавидящий взгляд на «серого» и, стуча посохом, покинул двор. Нехотя начала рассасываться и челядь — возникший рядом Даннар зычно крикнул зевакам расходиться и ослушаться его не посмели. Остались лишь южане. Менарх склонился к Айлину, прошептал тому что-то на ухо и вперевалочку с ленцой двинулся к выходу со двора. Гурд остался рядом с бетой. Альфа с кривой ухмылкой поигрывал концом длинного тканого пояса, бета не сводил глаз с наследника. Каллен, уйдя от его взгляда, развернулся к Ансельму. — Ссору не я начал, магрис… — с деланным смирением заговорил «серый». — Но за речью своей не следил, — оборвал его Дархан. — Готов своё обвинение доказательствами подтвердить? Или для красного словца его бросил? — Подтвердить не могу, но что дед твой был отравлен, давно подозревал. Вот только к себе он меня не допустил. Запретил умения свои применить. — А ты мог помочь? — Огонь Айноши может многое, но теперь мне уже не узнать, сумел бы я с лихом справиться или нет. Каллен шагнул к нему, встав вплотную. — Тогда и держал бы язык за зубами, — сцедил с угрозой. — Помощи твоей я не забыл, «серый», но воду баламутить не позволю. Враз за стены отправлю. Азагар покосился на южан и со скрипом склонил голову, поняв, чем вызвал гнев наследника. — Моя вина, магрис. Не руби голову с плеч, прости старику его болтливый язык. Каллен отступил. Злость бурлила в груди, тесня дыхание. Поверил ли он в его раскаяние? Нет. Но адепт Айноши всё ещё был им нужен и потому останется в Горном гнезде. — Язык на привязи держи и не доводи себя до лиха, — отступив от жреца, омега проследил за тем, как тот удаляется в дом, темнея лицом. Брошенное «серым» обвинение всколыхнуло волну беспокойства, да так, что Дарующего тошнотой окатило. Не от того ли укрывал Каэлл себя мехами, допуская к телу лишь медикуса Пелегуна, чтобы не пугать видом язв — свидетельством страшной правды? Но кто мог желать смерти тому, кого звали защитником своего народа, Дланью и Щитом горной твердыни? Тихое покашливание за спиной вырвало его из кипения мыслей. Сотник опустил кулак от губ. — Разнесёт люд слух об отравлении тэра и забурлят ненужные страсти, — сказал средиземец. — Гаэлль этого избежать хотел. Но слово дал, что найдёт отравителя и покарает за совершённое преступление. — Мой дед умер от раны, сотник. Альфа покачал головой. — «Серый» не солгал. Тэра убил яд ягод хорэ, магрис. И Каэлл Дархан знал, что его травили — убивая медленно и мучительно. Каллен не желал верить в услышанное, тщетно цепляясь за своё убеждение — дед его умер из-за падения с лошади, что после продолжительной болезни привело его к смертному одру. Мысль о том, что кто-то мог желать смерти Каэллу Дархану, никак не желала угнездиться в голове. — Случись такое, дед бы сам своего убийцу нашёл, — запальчиво возразил он. — Сил бы хватило! — Может, отравителя он и искал, да не преуспел. Одно понятно — тот, кто травил его, был близок к тэру. — Моего деда любили. — И всё же кто-то дал ему яд. И не единожды. Каллен кусал губы, глядя на сотника: — Кто ещё об этом знает? — спросил тихо. — Гаэлль, ему сам тэр правду открыл. Воевода и Ансельм. Ведомо и мне, и искать вражину поручено. Дарующий закрыл глаза, стиснув кулаки. Каэлл посвятил в страшную тайну своего воспитанника, двух старых друзей, но внука доверием обошёл. — Но зачем кому-то травить Каэлла? — омега поднял веки, глянув на средиземца. Сотник пожал плечами: — Узнаем кому да зачем — и найдём отравителя. А пока вред от слухов, посеянных «серым», предотвратить надобно. — Это как же? — Свой слух пустим, дескать, ошибся «серый», поспешил с обличением. А что до язв... Скажем, что хворь долгая к застою крови привела и старые раны открыла, полученные Каэллом в далеких походах. Видал я такие, убивают не хуже яда. — Слух пусти, — согласился Каллен мрачно, — а отравителя найди, и кто б им не оказался, не знать ему от меня милосердия. Сам голову убийцы к ногам деда положу! — Так тому и быть, — пробормотал сотник. — Повиниться и мне надобно, магрис, — сказал со вздохом, — простить себя не могу, что побратима своего из рук моэрров не вырвал. Если позволишь, отряд соберу и вновь в горы уйду… — В том нужды нет, — не дал ему закончить омега. — И не время сейчас дружину ослаблять, когда Орда близко и в любое время повернуть обратно может. — Мне и двух десятков воинов хватит… — Воины останутся в крепости, сотник, — омега остановил его взмахом руки. О том, что заключил договор с Перворождённым, ни одна душа узнать была не должна, кроме посвящённых, потому уж лучше прослывёт бездушным супругом, чем союзником проклятых магов-чужаков. — Таково моё решение. Пока не вернутся разведчики и не подтвердят, что кочевье отошло в низины за Поющие скалы, дружина останется в крепости. Даннар, подавив протест, согнул шею и отошёл к стоявшим в стороне воинам во главе с Бодвином — рассказать об отказе наследника. Взгляды, которыми обменялись воины, говорили красноречивее слов. «Чего ждать от глупого омеги, что взялся не за своё дело — крепостью и альфами управлять?» — Не так-то просто альфами верховодить… Мелодичный голос, прозвучавший из-за спины Каллена, принадлежал Айлину. Бета подошёл совершенно бесшумно, встав за его правым плечом. Как и наследник, южанин смотрел на воинов-бунтарей. — Они не любят, когда их тыкают носом в необходимость подчиняться тому, кого они могут поставить на четвереньки, — бета насмешливо изогнул полные губы. — И гордость толкает их на безрассудство. — Выбора у них нет, — сухо ответил Дархан. — Ослушаться не посмеют. — Альфам лучше хребет не ломать, магрис. Действовать надобно хитростью и умом. К своей цели можно идти разными путями, и самый короткий не всегда ведёт к нужному результату. Каллен, дёрнув крыльями тонкого носа, развернулся к бете. — Так поступают на Юге, не на Севере. Айлин смотрел на него с полуулыбкой, подведённые сурьмой глаза ясно говорили, что бета считает его неразумным мальчиком. — Так поступает тот, кто желает достичь своего малыми потерями. При дворе Эзариуса говорят, что камень рубит мечом только дурак, умный станет лить на него воду. — А что говорят на Юге о лжи, Хранитель? Айлин хмыкнул: — Что ложь не порок, а признак ума. — А у нас на Севере говорят, что тонкая ложь сама собой рвётся, — Каллен чувствовал, как наполняет его гнев, но ничего не мог с собой поделать. Он понимал, что в крепость с Айлином прибыла беда. Бета пришёл отобрать у него мужа и от своего не отступит. — Что тебе нужно, Айлин? — выпалил он, не сдержавшись. — Зачем пришёл на Север? — Знаешь, значит, — Айлин усмехнулся, прочитав в его взгляде недосказанное. — О том, кем ты был для моего старшего, мне ведомо, — подтвердил Каллен. — Был? — бета сощурился. — Думаешь, что я прокрался сюда, как вор? На чужое позарившись? Но ведь это не я, а ты забрал то, что принадлежало мне. — Он шагнул к нему, сбрасывая маску с лица, обнажая ненависть, сочившуюся из каждой поры. — Гаэлль был моим, Дарующий! Обещал любить до гробовой доски и не брать на своё ложе никого, кроме меня! — Что бы ни было между вами, это осталось в прошлом, — Каллен поднял голову — Хранитель был выше его на добрую ладонь. — Закончилось и началось новое, для каждого из вас. — Нет, наследник, — Айлин покачал головой, — ничего не закончилось, пока я сам не услышал этого от того, кто укладывал меня под себя и оставлял во мне своё семя, называя радостью своего сердца! Дархан слушал, дыша неглубоко и часто. Грудь сдавили тиски. Никогда Ат-Нараш не давал ему нежных прозвищ. Назови его так Гаэлль — и босым бы за ним побежал! — Мы супругами стали перед богами, — выронил глухо. — Не изменить тебе этого. — Из крепости погонишь? — Я тебя не боюсь, Айлин. Моего места рядом с моим старшим тебе не занять. — А это мы ещё посмотрим, магрис. Каллен, вспыхнул, но ответить достойно не успел. Со стороны ворот вдруг заревели трубы, всполошив прогуливавшихся по коньку крыши голубей, и с дозорных башен сорвалась четвёрка гриффов со всадниками. Что всполошило дозор, Дархан понял не сразу, пока не разглядел упавшую с небес тень. Крылан-чужак с лёгкостью ушёл от преследования дозорных гриффов, заложив петлю, и, усиленно махая крыльями, понёсся к крепости. Во двор выбежал Галхам, на ходу надевая кольчугу. За воеводой спешил Нэдир и несколько дружинников. — Заберите наследника! — рявкнул Ратт, но Дархан себя увести не дал, отмахнувшись. Омега стоял, задрав голову, и следил за полётом гриффа-чужака. Дозорные на крыланах крепости кружили рядом, то подлетая, то удаляясь. Один из дозорных вдруг замахал красным флажком, привлекая к себе внимание. Воевода, крякнув с досады, подхватил у сына щит и встал рядом, укрывая Дарующего. — У него на спине человек, Галхам, — Каллен прикрыл глаза ладонью. — И сам вижу, не слепой, — Ратт, как и омега, наблюдал за гриффом. — А седла нет. — Глазастый, — сам воевода этого не видел — зрение было уже не то, что в молодости, — кто ж такой смелый-то будет? — Ратт, развернувшись к стоявшему рядом дружиннику с горном в руках, рубанул команду: — Труби дозору наглеца стрелами снять! Альфа поднёс к губам горн и протрубил сигнал — два длинных вдоха и один короткий. На стенах крепости лучники подняли крепкие луки, натягивая тетиву. Вдох — и на выдохе стрелы со свистом ушли в небо. Грифф взметнулся ввысь, уходя от жалящего металла на древке, но одна из стрел отыскала цель — и над долиной раздался протяжный клёкот. Всадник на спине опасно накренился, и Каллен, распахнув глаза, подался к воеводе, ухватив его за рукав. — Вели им опустить луки, Ратт! — закричал он, срывая голос. — Это Гаэлль! Галхам в недоумении воззрился на омегу. Оттолкнув щит, Дарующий, не дожидаясь его реакции, бросился в сторону ворот, над которым планировал, взяв ветер под крыло, раненый грифф. Позади затрубил горн, давая лучникам отбой. Вслед за наследником ринулся и Айлин. Крылан рухнул на камень мощённого двора рядом с рыночными рядами, задев и перевернув телегу с сеном. Гаэлля сорвало со спины крылана, перекатило несколько раз и ударило об ограду, укрывавшую сбившихся в кучу напуганных овец. Там он и остался лежать недвижимым. Каллен оказался рядом с Ат-Нарашем, опередив бежавших к месту падения крылана воинов. Упав на колени рядом с альфой, Дархан перевернул его на спину и обхватил залитое кровью лицо в ладони. — Гаэ! — выдохнул в отчаянии. Ат-Нараш застонал слабо, задрожав ресницами, слипшимися от крови, и Дархан, поняв, что его старший жив, уткнулся лбом в его плечо. Рядом упал на колени Айлин, замельтешил народ. Воевода велел соорудить с досок носилки и позвать медикуса. Каллен разогнулся, уложив руку на грудь старшего. Под ладонью слабо, но мерно билось сердце альфы. Доски выломали из дна повозки, набросали сена и воины бережно устроили таэта на самодельных носилках. Ат-Нараш вновь застонал и открыл затуманенные болью глаза. Тусклый взгляд Защищающего скользнул по окружавшим его лицам и остановился на Айлине. Альфа протяжно выдохнул имя беты. — Айлин… мил махэ*… — Я здесь,  — бета подался к нему, ухватившись за потянувшуюся к нему руку, — я с тобой, любовь моя. Ат-Нараш, успокоенно выдохнув, прикрыл веки. Пальцы альфы продолжали крепко держать руку беты. Воины подхватили носилки, Айлин поднялся следом, не забыв бросить торжествующий взгляд на застывшего Дархана. Присутствие своего младшего альфа не заметил. Наследник лишь усилием воли удержал рвущийся горестный крик. Позвать Гаэлля, разорвать сцепку их рук... Мой, только мой!!! Но наружу не вырвалось ни звука. — Несите моего супруга в дом, — Дархан, встав с колен, спрятался от шепотков и переглядов окружавшего его люда за неприступным величием и потянул на голову плат с плеч — укрыть обезображенное лицо. Носилки водрузили на плечи и вся процессия направилась к господскому дому. лига* в Триземелье равна — 1,2 км. горень-камень* — на Юге водился минерал, с помощью которого было легко выжечь искру. Был предметом торга, так разошёлся по всему Триземелью. Использовался как кресало. мил махэ* — ласковое обращение на Юге, буквально «отрада глаз».