Ущербная Луна

      Тишина, лежавшая над огромной равниной, укрытой пеленой опустившегося с ночи тумана, размывала силуэты сидевших в седлах двух всадников, превращая людей и коней в серые тени на фоне молочной мглы. Обученные для войны жеребцы двигались один позади другого, неспешно переступая копытами, не создавая лишнего шума. Удила и поводья обматывала бечева, седла покрывали шкуры, чтобы ни звяканье металла, ни случайный скрип кожи не выдали двух разведчиков, застрявших в низине широкой равнины, лежащей в южном предгорье Саматум-Дага. На востоке равнину окружали холмы Косых Отлогов, справа замыкали в полукружье низкие горы Уступов Эрдэ, позади лежали гиблые болота с редкими островками, над которыми не прекращал клубиться горячий пар, вырывавшийся наружу из язв в бурой трясине — вулкан Томет по соседству бурлил лавой уже два десятка лет*. Целью войска, следовавшего за разведчиками, была крепость — вотчина бунтующего против власти Эзариуса князя Балгора. На усмирение бунтовщиков был послан полк в пять сотен душ из самой столицы Йоннета, и зря надеялся князь на то, что от столицы отделяют его сотни лиг земель — гнев Короля-Паука достал бы его и из геенны огненной. Передний из всадников, приметив что-то на тропе, поднял сжатый кулак, и оба остановились, пристально вглядываясь в рваное полотно тумана. Рискнув потревожить кусты, густо разросшиеся вдоль тропы, второй из альф поравнялся с первым. — Что ты видишь, Гаэлль? — глухо произнёс он. — Ничего. Видать показалось. Ат-Нараш стянул с головы отяжелевший от влаги капюшон плаща. Следовавший за ним Даннар глянул на побратима и повторил его жест, утерев со лба влагу. — Слух, видать, балует, — добавил северянин. — В этом краю с чем только тёмная сила не балует, — проворчал Даннар. — А туман этот, готов в заклад пойти, дело рук недобрых. — В предгорье туманы не редкость. — У тебя на Севере, может и да, но не здесь. Я в этих краях не раз бывал, и подобного тумана никогда не видел. Говорят что у князя в подручных собственный маг имеется, Белым Змеем зовут, по-местному «Саат-таш». Он и свёл князюшку с ума. Таэт проследил за промелькнувшей над их головами птицей, передёрнул плечами. — Это кто же такие слухи распускает? — Люди Балгора и распускают. Князь раньше в верных союзниках короля ходил и магов на дух не переносил. У себя в поместье всех, кого в наличии дара подозревал, самолично сжигал на кострах. И исправно свою долю пошлин в казну отсылал, по первому зову Эзариуса в королевские войска свою дружину слал. А тут вдруг ни с того, ни с сего — мага пригрел и бунт поднял. — Единственный наследник князя в последний поход Эзариуса свою голову сложил. Нет никакого мага, — Гаэлль покачал головой, — обезумел князь от горя, не простив гибели сына. А чешет народ языками потому, что больше делать им нечего. — Не скажи, народ много чего зрит, и зрит… Ат-Нараш, услышав неясный шум впереди, оборвал его, резко вскинув руку со сжатым кулаком, и Даннар послушно захлопнул челюсти. Привычкой повиноваться был прошит по всем швам. Некоторое время альфы молчали, обратившись в слух. — Слышишь что? — выдохнул северянин. — Ничего, — Даннар перешёл на шепот, как и побратим. По спине средиземца пробежал холодок, подняв волоски на затылке. — А ты? Ответить Гаэлль не успел — на тропе вдруг проступила тень, и жеребец Даннара издал испуганное ржание, попятившись назад. Оба альфы слаженно потянули мечи из ножен. Два алых пятна сверкнули в дымке, и на тропе проступил сквозь туман силуэт оленя. — Старец-Хранитель! — Даннар, издав нервный смешок, осенил себя защищающим жестом. — Я едва не наделал в штаны из-за ужина, что к нам сам в руки бежит. — С ужином погодить придётся, — Гаэлль не опускал меча, олень продолжал стоять, не пытаясь убраться подальше от опасного соседства. — Не знал, что ты такой пугливый. — Не пугливый, а осторожный, — средиземец потянулся к висевшему за спиной короткому луку. — Не спеши, — осёк его Ат-Нараш, — этого оленя на вертеле нам не видать. — Лишнее мясо нам не помешает. — Погляди на его копыта, — северянин натянул поводья, удерживая на месте волновавшегося жеребца. Даннар опустил глаза и, углядев то, что заметил Гаэлль, округлил глаза. Копыт у оленя, как таковых, не имелось, вместо них в жидкую грязь тропы вминались лапы с когтями. — Ахтар… — Даннар ухватился за свисавший в открытом вороте рубахи оберег. — Сбереги душу, Старец, раба твоего … — Что за зверь такой твой «ахтар»? — оборвал его причитания северянин. — Изменённый. Дурные дела тут делаются, — средиземец, не тая страха, завертел головой по сторонам. — Маг силу нам свою кажет, изменяя природу зверья, и с земель князя гонит. Нет ничего страшнее поруганной твари божьей. Уходить нам надо! — Кто б чудище это не породил, а тропу очистить нужно. Гаэлль праздновать труса не собирался и, отведя руку с мечом в сторону, тронул жеребца пятками. Конь, воспитанный перед врагом не отступать, двинулся вперед. Даннар со вздохом выпустил амулет. Боязно было до поджавшихся яиц, но побратима бросить — значило себя навеки позором покрыть. По мере приближения, альфы обнаружили в облике ахтара и иные устрашающие особенности — гребень на спине, длинный гибкий хвост с жалом и торчавшие из-под мягкой верхней губы клыки. — Может… подмогу позвать? — Даннара клыки глубоко впечатлили. Ат-Нараш и сам задней мыслью умён был, но повернуть спиной к чудищу не рискнул. За разведчиками следовали воины Эзариуса и следовало убрать препятствие с пути, какие бы силы его не породили. Оставив предложение Даннара без ответа, таэт потянул висевший у стремян обитый железными бляхами короткий деревянный щит и плашмя ударил по нему мечом. — Я Гаэлль — сын Севера, — выкрикнул он во мглу, — и я вызываю тебя на бой — того, кто возомнил себя выше богов! Выйди сам, не пряча лица, и сразимся, как подобает воинам! Даннар с изумлением уставился на друга. К кому взывал северянин? Уж не к зверю ли, магией испоганенному? Но когда услышал тихий смешок из клубившегося позади чудища тумана, вопросов задавать не стал, а лишь выставил перед собою меч. Светлая фигура выступила в свет луны — облачённая в белое, ниспадающее до земли одеяние, собранное на талии пояском из золотых колец-звеньев. На них смотрел высокий улыбавшийся омега с длинной косой цвета серебра, перевитой лентами. Тонкая рука, выбравшись из широкого рукава, легла на загривок ахтара. — Однако ты не прост, сын Севера, — насмешливо произнёс маг, сверкнув на Ат-Нараша прищуром голубых глаз. — Как меня учуять смог? — Смрадом магии несло, — бросил он, брезгливо задрав губу. Дарующий рассмеялся переливом колокольцев и выставил руку в сторону. Под светом луны тускло сверкнул на запястье наруч из сизого металла. Оба альфы пригнулись в сёдлах, пропустив над собой быструю серую тень. На руку мага спланировал сокол и с клёкотом распахнул крылья. Омега, успокаивая пернатого, погладил топорщившуюся перьями грудь птицы и вновь подбросил её в воздух. — Брата нашего, даром моэрр благословлённого, не любишь? — спросил омега, возвращаясь к альфам. — Как и король ваш Эзариус Хитромудрый, своими законами моё племя истребляющий. — А за что вас любить? Не за это же, — он кивнул подбородком на ахтара, — изуверство. Маг отступил на шаг назад, рассматривая зверя так, словно впервые увидел. — А как по мне, так просто красавец вышел, — сказал не без гордости. — Так как ты учуял меня, северянин? Взгляд Ат-Нараша, скользнувший к морде зверя, от пристальных глаз омеги не укрылся, и сереброволосый усмехнулся. — Вот оно, значит, как. А знает ли ваш королек Эзариус о том, что в его ряды наемников Слышащий зверья затесался? По лицу Ат-Нараша тень пробежала, замораживая черты. — Не понимаю, о чём речь ведёшь. — Да брось, — протянул Дарующий. — Аль глупца из себя строишь ради побратима своего? — Глупца из себя не строил и обучаться этой науке не намерен. Маг усмехнулся. Изящные пальцы прошлись по свисавшему с длинной шеи круглому амулету из серебра с опаловой каплей. — Неужели на омегу руку поднимешь, альфа? — Убивать не буду, — пообещал Ат-Нараш, — если сам сдашься. — Чтоб на костер взойти на радость беснующейся толпе и вашему лицемеру-королю? Ну уж нет. — А придётся ответить за преступления свои. — Всё преступление моего племени лишь в том состоит, что подарило магию Триземелью, а вы, людишки, дар приняв, испоганили его своей жадностью и заперли нас в вашем тесном смердящем мире. Слов его таэт не понял, да и задумываться не собирался. — На моей родине магу, возомнившему себя богом, отрубают сперва руки, а потом вырезают язык, дабы в смирении предстал перед богами. Не хочешь на костер, покараю тебя по обычаю моего народа, Саат-таш. В том, кто стоит перед ним, альфа больше не сомневался. Дарующий, признавая это, послал им шутливый поклон, сделав пасс рукой у груди. — Предложение твоё щедрое, но, пожалуй, откажусь, сын Севера. Своё встречное сделаю. Дарующий, сбросив улыбку, сжал амулет в кулаке и в следующее мгновенье ахтар бросился на всадников, ощерив пасть. У уха Гаэлля тут же просвистела стрела, выпущенная из лука Даннара. Средиземец что-то прокричал побратиму, но Ат-Нараш уже послал жеребца навстречу чудищу. Боевой конь не подвёл — встретил ахтара грудью и сшиб с тропы, меч северянина скользнул по шее, оставив порождению мага длинную рану. Ахтар повалился в грязь. На ходу соскочив с коня, Гаэлль увернулся от хлеставшего по воздуху хвоста с источавшим яд жалом и, упав на колено, вонзил меч меж рёбер чудища по самую рукоять. Подоспевший на подмогу Даннар перерезал горло ахтару, прекратив его агонию. Поднявшись на ноги, Гаэлль, уложив щит на землю, не торопясь сорвал пучок травы и вытер меч. Очистив оружие, северянин склонился к поверженному ахтару и, коснувшись грубой шерсти, произнёс короткое «мат тар, накаэ». Маг, услышав его, удивлённо взметнул брови. С губ альфы сорвалась короткая молитва, отпускающая душу, принятая у тех, кто принёс в этот мир великую магию и проклятье для себя самих. — Откуда тебе язык моэрров ведом, Защищающий? Ат-Нараш пожал плечами, пряча меч в ножны. Даннар, встав за спину побратима, оружия на покой отсылать не стал. — От омеги-родителя, — ответил Гаэлль, — что означает — не знаю, но так он провожал каждого, кто уходил к богам. Так проводил несчастного и я, успев проститься перед тем, как убийца нож к его шее приставил… — Сколько тебе было лет? — перебил маг нетерпеливо. — Достиг ли тринадцатой весны? — Нет. — Не обученный, значит… — Дарующий задумчиво пожевал губу, следя за соколом, летавшим над их головами. — Убить бы тебя следовало, северянин. Опасен ты — и сам не знаешь, насколько. Чую в тебе бурление и ещё что-то, моему разумению скрытое. Тёмное, горем надломленное. Но не мне твою судьбу решать, а богам. Противится моё естество твоей гибели, а значит, не выполнил ты ещё всего, тебе предназначенного. Как и побратим твой. Потому вам и весть своему королю принести, что не сломлен мой народ и каждую обиду помнит. Позади вдруг поднялся жалобный крик, будто разом в великом страхе закричали множество глоток, и альфы слажено развернулись, вглядываясь в туман — туда, где следовало за ними войско короля. Какофония голосов, едва прозвучав, тут же затихла, словно разом обрезанная. Земля под ногами загудела и в ложбину хлынул волной жёлтый ядовитый дурман. В глотке запершило, наворачивая слёзы на глаза. Даннар, ухватившись за горло, рухнул на колени первым. Гаэлль терпел, задержав дыханье. Окружающее поплыло, и в сознание хлынуло горькое понимание того, что позади них больше не было живых, только сотни мёртвых тел. Люди, лошади, зуары полегли там, где их застала смерть — милосердная лишь в своей мгновенности. Ат-Нараш моргнул, поняв, что видит ужасающую картину с высоты птичьего полёта, не своими глазами. В висках заломило — сознание пыталось избавиться от чужого разума, вышвырнув его наружу. — Не противься своему дару, северянин, — голос, зашевеливший волоски на затылке, заставил Ат-Нараша сопротивляться с ещё большей силой. Альфа, яростно зарычав, втиснул ногти в ладони, прорывая кожу. Боль помогла, и виденье сморгнуло прозрачной пленкой, подобно третьему веку птицы, возвращая его разум под контроль Ат-Нараша. Таэт, тяжело дыша, взмахнул рукой, ища опору, и нашел её в плече невесть как оказавшегося подле мага. Тот стоял рядом, выставив перед собой ладонь, и ядовитый туман клубился у невидимой границы, бессильный против дара моэрр. — Для не обученного ты неплохо справился, — похвалил омега. Плечо у обманчиво хрупкого Дарующего оказалось крепким, хоть под пальцами альфы и чувствовались тонкие, словно веточки, кости ключиц. — Сила в тебе немалая. А теперь слушай, что скажу, — велел он с зазвеневшей в голосе сталью. Гаэлль и хотел бы воспротивиться, да не мог. В глазах развернувшегося к нему мага закручивалась в вихри метель, топя в себе его волю. Дарующий оказался высок, почти как сам Ат-Нараш и взора отвести не дал, обхватив его голову в узкие, холодные, как лёд, ладони. Таэт был уверен, что если захочет, моэрр с лёгкостью раздавит его череп. — О том, что произошло — забудете, в памяти останется только то, что я туда вложу. Войско короля убили ядовитые испарения с болот, куда вас завёл проводник, подосланный князем. Сам Баглар в свою же ловушку попал, отправился с войском добить выживших и, в тумане заплутав, на болота вышел. Вы оба чудом выжили, так как в разведке от болот успели уйти до того, как те ядом из глубин земли задышали, положив обе дружины. И ещё, — губы моэрра шевелились, как две бледные змейки, — сокол мой с тобой, северянин, с отрочества был. Ещё мальчишкой в подарок получил от друга отца и приручил, сокол твоими глазами и ушами стал. Перлой её кличут, запомни, ятразз*. Когда наступит время, я тебя сам найду, а до тех пор обо мне забудь и живи, как жил. Тиски ладоней разжались, отпуская его голову, и Ат-Нараш, издав долгий выдох, опустил веки. Колени, подкосившись, отправили его на землю уже без сознания. Рядом рухнул Даннар, не издав ни звука. Омега, отступив назад, оглядел альф и взмахнул рукой над тушей ахтара. Земля под изменённым магией зверем просела, и яму тут же укрыла поднявшаяся молодая трава. Оглядев дело рук своих, Дарующий отступил спиной в потянувшийся к нему влажными щупальцами туман. Только сокол продолжал кружить над двумя неподвижно лежавшими воинами, издавая тревожный клёкот. *** Каллен не отрывал глаз от ложа в покоях Ат-Нараша, на котором лежал Гаэлль. Голову альфы окутывали полосы небелёной холстины, вываренной в чане с травами и очищенной жаром разогретых в очаге камней. Чтобы снять давление с раны на затылке, голову таэта повернули набок. Казалось, альфа смотрит в окно, но веки были опущены, а лицо бледно настолько, что виднелась каждая синеватая жилка. Ат-Нараш уже вторые сутки не приходил в себя, и лишь слабое дыхание, поднимавшее и опускавшее грудь, говорило о том, что тот всё ещё жив. Каллен не отходил от старшего, дневал и ночевал рядом с альфой, велев поставить для себя рядом с постелью широкое кресло деда. Рядом с наследником крутились Пелегун с Ансельмом: меняли повязки, проверяли состояние раны и, коротко переглядываясь, спешили надеть на лица маски, скрывавшие беспокойство. Рана перестала кровоточить, но опухоль не спадала. Удар камнем проломил кости черепа, и обломок давил на мозг. Уповать оставалось только на чудо. Всей сложности положения от младшего, потребовавшего дать ему честный ответ, скрывать не стали, посоветовав молиться богам о чуде. Дарующий, выслушав их, в домашнюю молельню не отправился — остался с супругом, и так и просидел рядом с ним, погрузившись в молчание, весь остаток дня и ночи. Таким его застал и Салем, принеся для наследника кружку молока и кусок ещё горячего хлеба с медом. Дарующий сидел в одиночестве, погрузившись в глубокие раздумья. Поставив поднос на стол, домин подошел к нему и уложил руку на его плечо. Каллен, встрепенувшись, поднял к нему усталое лицо. — Я принёс тебе поесть, мал хаиме, — ласково сказал домин. — Есть я не хочу, — он помотал головой по спинке кресла. Омега сидел, забравшись в кресло с ногами, зябко поджав пальцы. — Унеси, — попросил он. — Голод тебе сил не придаст. А они тебе понадобятся. — Понадобятся для чего? — Дарующий знал то, о чём Салем говорить не стал. — Чтобы принять достойно смерть своего старшего? Позаботиться о погребении тела и не позволить Алатару с Броганом отправить меня в Храм Вдовых? Бета юлить не стал. — Такой исход возможен…. — Не говори мне о нём! — омега взвился с кресла, сжимая кулаки. — Гаэлль не умрёт! Не спеши хоронить моего старшего, потому что если это случится — не станет и меня, Салем! Я велю замуровать себя с ним в склепе по обычаю предков. Я потребую для себя кхазал-думм*! Выплеснувшись в крике, Дарующий замолк, тяжело дыша. Салем смотрел на него в изумлении — никогда ранее Каллен не повышал на него голоса. — Ты не сделаешь этого, мал хаиме*. Ты наследник! — Наследников и без меня хватает. — Ты говоришь об Алатаре и Брогане? — Домин, горячась, издал гортанный возглас. — Ты не забудешь о своём долге из-за альфы-чужака, который сделал тебя своим младшим только потому, что нуждался в казне Дарханов! О своих словах он тут же пожалел, увидев, как отшатнулся Дархан, будто удар в лицо получил. — Каллен, я пекусь о твоём благе, — бета шагнул к воспитаннику, но тот отступил от него, подняв руку.  — Если думаешь обо мне, — холодно изрёк он, — поройся в своих сундуках и найди то, что поможет поднять на ноги моего старшего. А если нет такого, то отыщи яд, что не даст мне проснуться под могильной плитой рядом с супругом. Ступай, Салем, обо мне уже позаботился Тирит, — омега указал подбородком в сторону и бета, проследив за его жестом, увидел стоявший на столе незамеченный им поднос. Домин поджал губы. Бывший раб казался вездесущим, умудряясь опередить его уже в который раз. Но настаивать не стал и направился к выходу. Выйти не успел — дверь распахнулась перед самым его носом, явив на пороге Галхама. Воевода хмуро отступил в сторону, пропуская его мимо себя. — Ты звал меня, магрис? — пророкотал альфа, войдя внутрь покоев. Каллен некоторое время смотрел на него, не мигая, вытаскивая себя из бессильного гнева, порождённого ссорой с домином. — Звал, — подтвердил он, руки омеги заметно тряслись, и он упрятал их в рукава. — Расскажи мне, как идут работы на валу. — Провал засыпали, как ты и велел. Землю пришлось возить со склонов, но больше дыры нет. Дархан издал вздох облегчения. — Хорошо. — Может, скажешь, магрис… Зачем мы это сделали? Что ты видел там внутри? — То, чему открытым больше быть не должно, — ответил Каллен. — Чему почивать в мире до скончания веков, — большего говорить не стал. Иные вопросы Галхам благоразумно удержал при себе. После возвращения в крепость наследник был сам не свой, и альфа решил, что омега умом повредился из-за случившегося со старшим. Однако приказ Дархана выполнили и провал засыпали, схоронив тайну древнего святилища-склепа. Галхам перевёл взгляд на Гаэлля. Сердце старого воина болезненно сжалось. О том, что Ат-Нараш при смерти, знал каждый в крепости, погрузив люд в новую печаль. А вот чего не знали, так это того, что уйти вслед за ним собирался и Каллен. Услышав от Ансельма о последней воле наследника, и пришёл поговорить с ним воевода. Только вступить ему с уговорами Дархан не дал, заговорив об ином: — Завтра утром ты отвезёшь Ловиса с сыном в Дозорную башню, — распорядился он. — О том, куда они отправились, Брогану с Алатаром сообщать не станешь. Скажешь, что Ловис отправился в храм в долине помолиться за успокоение души Каэлла. А оттуда переправишь их к Торгринам, в семье родителя-омеги Ловиса их укроют верные люди. — Это ещё зачем? — нахмурился воевода. — В Рамире течёт кровь Дарханов. Ему и быть наследником после меня. Не Брогану я передам крепость, а Рамиру. А пока не войдёт он во взрослую пору, помогать править ему будешь ты и Ансельм. — Не обессудь, магрис, но твоё повеление я выполню только отчасти, — сказал воевода. — Ловиса с Рамиром увезу, спрячу от его семейки, чтобы век альфёнку не укоротили от жадности, пока таэт на ноги не поднялся. Но тебе последовать за Гаэллем, если решат его боги забрать, не дам. Каллен спорить с ним не стал. Каждый из них остался при своём мнении, потому отпустил воеводу, не ломая его бычьей шеи. Оставшись наедине с Ат-Нарашем, омега, опустившись на пол у постели, надолго застыл, вглядываясь в лицо альфы. Не судьба было им стать супругами по-настоящему, так хоть в посмертии будут вместе. И, если не лгали жрецы, то там, за гранью, отделявшей мир живых от мира мёртвых, он будет красив и здоров. И — кто знает? Может, увидит в нём Гаэлль того, кого не сумел вспомнить, и полюбит так же, как любит он. Каллен потянул к себе лежавшую поверх одеяла руку альфы и уложил щеку на мозолистую ладонь. — Не покидай меня… — прошептал он и встрепенулся, почувствовав, как шевельнулся альфа. Вскинув голову, Дарующий устремил взгляд к лицу старшего. Ат-Нараш беззвучно шевелил губами. По лицу таэта, усыпанному бисеринами пота, пробегали судороги, искажая черты. Каллен, вслушиваясь, склонился к его лицу. — …покараю тебя… — шепот Гаэлля прорвался наружу, — по обычаю моего народа, Саат-таш! Дархан отпрянул от альфы, в смятении глядя на старшего. Имя, брошенное альфой как презрительный плевок, заколотило сердце до набата в ушах. Попятившись спиной к окну, наследник развернулся и с силой распахнул его створки. Вдохнув до хрипа в груди бодрящую прохладу, омега потянул руку к вороту домашнего платья. Пальцы по давно укоренившейся привычке нащупали свисавший с шеи шнурок и потянули наружу потемневший от времени амулет. На ладонь Каллена лёг кругляшок из серебра. Опал, застывший каплей воды в центре круга, словив на себе солнечный свет, разлил по коже призрачное сизое пламя. Дарующий сжал амулет в кулаке. лет* — традиционно на Юге года отсчитывались летом, а на Севере зимами, потому в истории будут употребляться обе формы. ятразз* — на древ. наречье Севера собственно и означает «ученик». кхазал-думм* — древний обычай Севера, по которому омегу, опоив сонным зельем, замуровывали с мёртвым супругом. мал хаиме* — буквально «сын мой».